Избранное

Вэньсюань огляделся — все взоры были устремлены на них — и покраснел.

— Пойдем, на тебя смотрят, — сказал он, поторапливая товарища.

— На меня? Ну и пусть смотрят, мы тут все одинаковые. — В глазах Боцина вспыхнул недобрый огонек. — Здесь бывают лишь те, кому неведома радость. Вот и ты тоже…

Вэньсюань вздрогнул, услышав эти слова, но стоял на своем:

— Ладно, хватит тебе, пошли!

— Богатство! Богатство! Нет ни одного человека, который бы не жаждал богатства. Или славы. Я вижу каждого насквозь. Друзья, которые были у меня на свадьбе, сейчас при встрече не замечают меня. Да, деньги, деньги, — презрительно улыбнулся он. — Все их любят. А я голодранец. Все равно умирать, так чем скорее, тем лучше. Какой смысл жить?! Моя жена не раз собиралась навестить Шушэн, а теперь… — Он умолк и заплакал.

Вэньсюань под руку вывел Боцина из закусочной. На улице Боцин вдруг остановился и сказал:

— Нет, не пойду я к тебе!

— Куда же ты пойдешь?

— Я и сам не знаю, оставь меня!

— Так нельзя, пойдем, посидишь у нас вечерок. — Вэньсюань взял его за руку.

— Нет, нет!

— Ты не должен так жить. Вспомни о своих намерениях, планах, встряхнись. — В голосе Вэньсюаня слышались слезы.

Они прошли еще немного, однако на повороте Боцин опять остановился и заявил решительно:

— Пусти меня! — вырвал руку и побежал на другую сторону.

— Боцин, Боцин! — Он хотел догнать приятеля, но вдруг услышал страшный грохот и раздирающий душу крик. В глазах у него потемнело, он скорее понял, чем увидел, что мимо пронесся огромный грузовик. На перекрестке вмиг образовалась толпа. Вэньсюань подошел, но за спинами ничего не было видно. И все же он почувствовал: что-то страшное, непоправимое нависло над ним.

— Ужасно! Всю голову размозжило. Глядеть страшно, — сказал кто-то.

— Я всегда говорил, что нужно запретить здесь ездить грузовикам, — отозвался другой. — За месяц несколько человек задавило. Позавчера молодую женщину. Ужасно! А шофер удрал, да еще по дороге сшиб полицейского.

Вэньсюань наконец осознал, что случилось, вскрикнул, и из глаз полились слезы. Его трясло как в лихорадке.

Он медленно отошел от толпы и побрел домой, одинокий, никому не нужный… Всю дорогу его преследовал голос Боцина: «Я умер, я мертв».

Когда он вошел, в комнате было светло. Жена обрадовалась его приходу, отложила книгу и участливо спросила:

— Ходил в закусочную?

Он кивнул и, помолчав, сказал:

— Я видел страшный сон, очень страшный.

Из своей комнаты вышла мать.

— Вернулся, сынок?

— Какой сон? Что с тобой? Отдохни, — ласково говорила жена.

У него даже не хватало сил ей ответить — в ушах звучал раздирающий душу крик. Он едва держался на ногах. Две пары глаз взволнованно, с любовью смотрели на него. Он разволновался, хотел что-то сказать, но к сердцу подступила горячая волна.

— Кровь! Кровь! — испуганно закричали женщины, подвели его к кровати и уложили.

— Конец мне! Конец! — в полузабытьи шептал он. Слезы лились ручьем. В ушах неотступно стоял страшный крик — крик его друга. И он в изнеможении закрыл глаза.

14

Всю ночь его мучили кошмары. Утром он проснулся разбитый, с температурой, совершенно обессиленный, с неспокойной душой. Мать и невестку примирила болезнь — они обе заботливо за ним ухаживали. После обеда пришел врач. Его пригласила жена. Правда, она больше верила западной медицине и хотела позвать врача, служившего в банке, но мать настояла на том, чтобы ее сына лечил китайский доктор. Пришлось невестке уступить. Она пошла к мужу на службу, попросила для него отпуск, затем сбегала в банк и взяла себе отпуск на день и лишь после этого отправилась за врачом.

Доктор Чжан был дальним родственником матери Вэньсюаня. Он практиковал в городе уже более трех лет и приобрел некоторую известность. Когда они приглашали его к себе, он с них денег не брал, только на дорожные расходы. Если бы не это обстоятельство, Вэньсюань ни за что не согласился бы его пригласить. «Лекарства, которые выписывают западные врачи, чересчур дороги», — думал Вэньсюань. Доктор был очень добрым человеком. Он внимательно прощупал пульс, расспросил о болезни, а потом принялся успокаивать больного и родных. Он сказал, что это не туберкулез, а болезнь печени и переутомление. Так что силы восстановятся через несколько дней.

Жена не очень верила доктору, зато верила мать. Сам же Вэньсюань и верил, и сомневался. Но как бы там ни было, доктор успокоил всех троих. Постепенно Вэньсюань пришел к выводу, что китайские врачи имеют какой-то опыт. «Лечили же они больных еще несколько тысячелетий тому назад», — утешал он себя. В душе появилась маленькая надежда. Тень смерти отступила.

Шушэн пошла за лекарством, а мать приготовила все необходимое, чтобы сын мог его принять. Приняв лекарство, он заснул, но дышал с трудом и чувствовал себя плохо. К вечеру жар усилился, он впал в забытье. Перед глазами все время стояла огромная черная тень, мелькали темные худые лица Тан Боцина. Они окружили Вэньсюаня и кричали наперебой: «Я умер. Я мертв». Лиц становилось все больше. Вэньсюаню стало страшно, и он бежал. Это было так трудно! Но он не мог остановиться. Вдруг он очутился на какой-то горе. Он не знал, куда идти. Вокруг было темно. Он пробирался ощупью, очень устал. Наконец он увидел свет. Это загорелись деревья, и начался пожар. Огонь все ближе подступал к нему. Загорелась одежда. Тут он закричал: «Спасите!» — и проснулся.

Он лежал на кровати, укрытый ватным одеялом, весь потный, и жалобно стонал.

— Вэньсюань, что с тобой? — Жена склонилась над ним. — Тебе плохо?

Он вздохнул, поглядел на нее, тихо проговорил:

— Ты давно с работы?

— Я не ходила. Разве я не сказала, что останусь сегодня дома?

— Я забыл. Это сон виноват. Мне приснилось, будто… моего друга сбила машина. — Ему так хотелось, чтобы это был сон.

— Друга? Какого? — удивленно спросила жена, коснувшись рукой его лба. Лоб был влажный. Жар уменьшился.

— Тан Боцина, помнишь, мы были у него на свадьбе в ресторане «Байлин»? У него жена умерла во время родов, я говорил тебе как-то об этом.

— Да, говорил. Я помню. А теперь помолчи! Ни о чем не думай. Ты себя плохо чувствуешь после такой высокой температуры. Ну, спи, — ласково уговаривала она.

— Боюсь спать, опять приснится что-нибудь страшное, — говорил он жалобно, как ребенок.

— Не приснится, не приснится, не внушай себе. Спи спокойно, я буду рядом.

— А где мама? — спросил он.

— На кухне. Спи же! Нет, подожди, я дам тебе лекарство.

Спустя немного он попросил:

— Налей чаю.

Ему не нужен был чай, просто хотелось поговорить с женой. Шушэн налила полчашки. Он приподнялся, отпил несколько глотков, поблагодарил и снова лег. Закрыл глаза, но тут же открыл, украдкой наблюдая за женой.

— Шушэн, — позвал он ее, — мне кажется, я не выздоровею.

— Выбрось из головы всякие глупости, — ласково сказала Шушэн. — Что сказал врач? Попьешь лекарства, отдохнешь, и все пройдет.

— Но ведь ты не веришь китайским врачам?

Она не сразу нашлась. Потом заметила:

— Он наш родственник и не мог солгать.

— Э, не те нынче времена, иногда приходится скрывать правду. — Вэньсюань горько улыбнулся. — Я знаю, чем болен. Я не доживу до победы. И хорошо. Пользы от меня никакой, я только обуза для вас. — Он говорил словно сам с собой, потом осекся и замолчал. В глазах стояли слезы.

Шушэн с болью в душе на него посмотрела:

— Ты не должен так говорить.

— Мать уже старая, и характер не очень хороший. Не сердись на нее, прошу тебя, она добрая, поворчит и перестанет. — Говорил он медленно и вяло.

— Ладно, — сказала она, едва сдерживая слезы, и, сев на кровать, взяла его руку в свою.

— Спасибо, теперь я усну, — проговорил он и закрыл глаза.

От тусклой лампочки было не намного светлее, чем от свечи. Больной, лежавший в постели, придавал всей обстановке в комнате еще более мрачный вид. Шушэн держала его руку в своей, с грустью смотрела на полуоткрытый рот, желтое как воск, худое лицо мужа, на убогую меблировку. Она любила его, страдала, но мозг сверлила одна-единственная мысль: «За что нам такие муки?» Хотелось крикнуть: «Это расплата за его терпение, я не могу больше…»