Избранное

Подчас, нервно чиркая, кромсая, латая и перекраивая корректуру, он видел, что между миром реальным и миром художественным, созданным типографской краской, бесчисленными сочетаниями букв и знаков препинания, остается узенький просвет вроде той голубой щелочки в громыхающем грозовом небе. Зоркими своими глазами Э. С. всматривался в этот просвет: что там, по ту сторону? И видел малюсенькую несмелую запятую, она ползла, вытягивалась, сворачивалась клубком и снова распрямлялась, проникала в этот просвет и мордочкой ощупывала тропку, стараясь не свалиться ни по сю, ни по ту сторону.

Это был еж, различимый лишь внутренним зрением Э. С, Однако бывали дни, когда ему казалось, что несмелая запятая в том просвете — это вовсе не еж, а он сам, согнувшийся от усилий провести рубеж между реальным и воображаемым мирами. Когда на него находило такое, Э. С. принимался барабанить пальцами по исчерканной корректуре и грозно рычать. Внутри него что-то жужжало, как движок, скапливались запасы энергии, неслышно падали каскадом и исчезали, не вызывая взрывов. Если в такую минуту еж, направляясь к лягушкам, проходил по тропке, Э. С. одобрительно покрикивал, дружески выговаривал ему и предлагал:

— Давай-ка устроим на шоссе треск и громыхание!

Еж был рад стараться и, если подворачивался случай, вспарывал покрышку проходящей машины.

В одно пасмурное утро с шоссе донесся громкий треск. Треск сопровождался глухим ударом и дребезжанием железа. Затем наступила тишина, в тишине призывно засигналил автомобильный гудок и раздались громкие восклицания на французском языке. «Руанский акцент!» — подумал Э. С. и сыпанул несколько турецких восклицаний по адресу французов с руанским акцентом — ему показалось, что машина врезалась в проволочную ограду его сада и повалила ее.

— Что случилось? — сонно спросила жена.

Э. С. уже надевал очки и искал свое ружье.

— Пикап марки «Берлие», — ответил он, вскидывая ружье на плечо. — Узнаю по сирене. Наш еж еще одну машину своротил с дороги.

— Ты в самом деле думаешь, что это еж? — удивилась жена.

— Мне приятно так думать, — сказал Э. С. и вышел из дому, напевая: «Allons, enfants de la Patrie…»[19].

Джанка, размахивая мокрым хвостом, помчалась по густой росе.

— Ребятушки, вперед! — скомандовал ей Э. С.

В ближнем кювете лежал пикап марки «Берлие РТ-504». В машине, видимо, заметили человека с ружьем и собакой, потому что снова посигналили.

— Не бойтесь, — проворчал Э. С., хотя возле машины никакой тревоги не наблюдалось. — Иду!

Настроение у него было приподнятое, он разбежался и коротким, резким броском перемахнул через ограду. Низко приземляясь в росистую траву, он услыхал, как в машине воскликнули по-французски «О-ла-ла!», и увидал двух старушонок, взиравших на него с восхищением. Лет им было, как он с ходу определил, не меньше сотни каждой.

— О великий аллах! — произнес Э. С., когда подошел к пикапу ближе и увидел, что обе старушки старательно подправляют грим.

Они были так поглощены своим занятием, словно никакой аварии не произошло и единственная их забота — привести в порядок грим и прическу.

— Больно уж вы прихорашиваетесь, кикиморы вы этакие! — заглядывая в кабину, проговорил Э. С. — Куда вас несет, помоги вам аллах?

Услыхав имя аллаха, старушки оживились, одна из них восторженно закивала и пискнула:

— Аллах! Аллах!

Вторая, видно, переключалась медленнее, но и она усекла, что имела в виду ее спутница, просияла, закивала с таким же восторгом и воскликнула:

— Магомет, Магомет!

— Магомет — пророк его, — заметил Э. С. — В Стамбул небось путь держите?

Старушки всплеснули руками и тотчас подтвердили: да, в Стамбул, и наперебой, мешая друг дружке, стали объяснять по-французски, что едут в Стамбул, что они — из Франции, из города Руана, где знаменитый собор, рассчитывали к завтраку быть в Софии, но какой-то колючий зверек перебежал им дорогу, что-то вроде Микки Мауса с виду — было еще темновато, и они толком не разглядели, — машина вместо того, чтобы раздавить несчастное животное, отлетела с лопнувшей камерой в кювет, а несчастное животное развернулось, ехидно взглянуло на них и быстрым шагом удалилось как раз к тому месту, где мосье перескочил через ограду, да так легко, как пушинка, они просто поражены.

— Поражать — это для меня дело привычное, — сказал Э. С. — Только ногой оттолкнуться — и, пожалуйста, могу на два метра вверх взлететь.

Он говорил по-болгарски, опасаясь демонстрировать свой французский перед французскими старушками, оттолкнулся и подпрыгнул чуть ли не выше машины. Старушки взвизгнули, высунули свои накрашенные физиономии из кабины, но Э. С. уже приземлялся, слегка приседая, чтобы смягчить удар. Он вынул из кармана недокуренную шведскую сигару, оставленную ему шведом из шведской машины «сааб», и сунул ее в уголок рта.

Увидав сигару, старушки запротестовали и предложили ему сигареты «Житан». Все трое закурили, колечки сизого дыма поплыли в прохладное безветренное утро, окутав обеих путешественниц, Э. С., машину. Дымок остывал и поэтому не улетал вверх, а опускался вниз. Джанка нюхнула и расчихалась от резкого запаха. Э. С. глубоко затягивался, на него повеяло Латинским кварталом, Монмартром, юными француженками и Эйфелевой башней.

— Что же вы намерены делать в Стамбуле, уважаемые дамы? — спросил Э. С.

Старушки вопроса не поняли, но закивали и подхватили:

— Стамбул, Стамбул!

— Небось за гашишем отправились? — Э. С. шутливо погрозил им пальцем.

Услыхав про гашиш, путешественницы снова пришли в восторг, несколько раз повторили: «Гашиш, гашиш!», а одна пошарила на панели приборов и вынула цветную открытку. Она протянула открытку Э. С. — там был изображен усатый турок в старинной феске под названием азизие.

— Азизие, — сказал Э. С. — Эти фески взяты на вооружение при турецком султане Азизе, поэтому их называют азизие. Этот султан ввел также новый марш, он тоже называется азизие. Давненько это было…

Путешественницы закивали, и, желая показать, что все поняли, обе разом воскликнули с восторгом:

— Султан! Султан!

— Милые дамы! — Э. С. мотнул головой. — Это прекрасно, что вы ото всего приходите в восторг, но, чтобы добраться до Стамбула, повидать султанов и загрузить пикап гашишем, вам надо сменить камеру и выбраться из кювета. Если вы вооружились терпением, будем дожидаться машину техпомощи, а если нет — все равно придется ее ждать. «Техпомощь», — объяснил он, — это передвижная станция обслуживания.

Старушки были явно чем-то озадачены. Они призадумались, поправили свои редкие волосенки и возразили своему собеседнику, что они не дамы, а барышни. Вышел конфуз. Чтобы сгладить неловкость, Э. С. в сопровождении Джанки поскорей вылез на шоссе — посмотреть, не видно ли где оранжевого «запорожца». Дорога была пуста, она пряталась в холодном утреннем тумане, на горизонт вползало оранжевое солнце. Старушки, высунув головы из машины, смотрели на человека и собаку, чьи силуэты вырисовывались на фоне большого солнечного шара. Высоко в небе летела стая диких голубей — они спускались с горы в поисках пропитания. Путешественницы увидели, как человек снял с плеча винчестер, торопливо прицелился, прозвучал выстрел, и, не взглянув больше на небо, человек повесил еще дымившееся ружье на плечо. Одна птица оторвалась от стаи — казалось, чья-то невидимая рука выхватила ее и швырнула на землю.

— О-ла-ла! — воскликнули старушки.

Птица кувыркалась в воздухе, похожая на лоскут, и наконец упала на лужайку. Собака метнулась к ней, а Э. С. со все еще дымящимся ружьем повернул назад, к засевшей в кювете машине. Из кабины смотрели на него две пары восхищенных глаз, а на лицах путешественниц сквозь толстый слой грима пробивалось такое изумление, словно им явилось какое-то мифическое существо.

Э. С. воспринял это как должное — за свои шестьдесят и сколько-то там лет он не раз изумлял женщин и приводил их в восторг. Помимо написанного на их лицах восхищения, француженки вознаградили его и восклицаниями:

19

Первая строка «Марсельезы».