Страница 6 из 57
Пожилая женщина пристально посмотрела на Сумико и, покачав головой, вздохнула. Потом вытащила из баула несколько персимснов и протянула девочке.
— Вас, значит, вылечили иностранные врачи? — тихо спросила женщина в капоре.
Сумико сердито замотала головой:
— Нет, они только кололи меня и фотографировали, и брали кровь, и… не давали никаких лекарств.
Дядя дернул ее за рукав. Она замолчала.
— Говорят, что вдруг начинается кровотечение из носа или появляются пятна на теле, — сказал мужчина в котелке. — И тогда начинается горячка…
Хватит об этом! — громко сказал военный и, повернувшись к студенту, заговорил о каком–то профессоре, лечившем его глаза.
Сумико спала плохо, часто просыпалась. Рано утром ее разбудил дядя. У него было испуганное лицо.
— Повернись к свету.
Он внимательно осмотрел ее шею.
— Два красноватых пятна… вчера их не было. Болит?
Сумико потрогала шею.
— Нет, только чешется… наверно, москит.
Женщина в капоре осмотрела шею Сумико и кивнула головой.
— Меня тоже кусали ночью. Наверно, блохи.
Если блохи, то ничего. — Дядя послюнил палец, провел им по оконной раме, черной от сажи, и стал прикладывать палец к пятнам на шее Сумико. — Поставим печатки… чтобы не спутать с другими пятнами, если они появятся…
Только на лице не надо, — жалобно протянула Сумико. — Некрасиво.
Все засмеялись.
Поезд вошел в тоннель и стал ползти медленно–медленно. Выйдя из тоннеля, остановился. Из–за горы вынырнул самолет и стал кружиться над пагодой.
возвышавшейся среди сосен. На туловище самолета, у хвоста, был нарисован темный кружок с белой звездой посередине, а по бокам две белые полоски.
Разглядев опознавательные знаки на самолете, Сумико вскрикнула и закрьиГа голову руками.
— Не трогай шею, метки сотрешь! — крикнул дядя и похлопал Сумико по спине. — Не бойся, больше не будут бомбить. Война кончилась.
Они шли по горной тропинке, пробираясь между валунами и голыми кустами диких азалий и кустарникового клевера. Сумико шла впереди, проворно вскакивая на камни. Она часто оглядывалась назад и нетерпеливо махала рукой.
— Яэтян прямо как улитка.
Дорога становилась все трудней, шла по краю обрыва. Внизу в долине стоял туман, сквозь который вырисовывались верхушки кипарисов и криптомерий.
Яэко поскользнулась и села на землю, подвернув под себя ногу.
— Зачем Сумитян пошла здесь? Тут только обезьяны ходят и барсуки–оборотни.
Земля была сырая, на всех горах во впадинах еще оставался снег. Сумико выбрала кратчайший путь из Нового поселка в Старый — через Каштановую гору. Этой тропкой пользовались только углежоги и лесорубы, которых не отпугивали отвесные каменные склоны, расщелины и ущелья.
Когда девушки проходили под скалой, сплошь заросшей красноватым мохом, Яэко шепнула:
— А на другой стороне этой скалы есть пещера. И говорят, если подойдешь к входу и крикнешь: «Здравствуй, Хандзаэмон–сан!» — старый барсук ответит «здравствуй» и назовет тебя по имени. И никогда не ошибается. А потом услышишь, как поют и играют
на сямисене и флейте. Это молодые барсуки, подчиненные Хандзаэмона.
— Хандзаэмон–сан знает только здешних уроженцев, — сказала Сумико. — А приехавших со стороны, как я, наверно, не знает.
А вот там, — Яэко показала на покосившийся шалашик из хвороста под большим дубом, — на прогалинке, застрелился из охотничьего ружья один киноартист из Токио… во время войны. Говорят, по ночам он ходит около шалашика и плачет.
Ночью здесь страшно итти… — Сумико вобрала голову в плечи. — Я бы умерла от страха.
Против оборотней и привидений есть заклинание. — Яэко сложила щепоткой пальцы левой руки и приложила к ладони правой. — Мне дед говорил, что у самураев был такой способ самоохранения от всех бед… делали вот так руками и произносили: «Мариси–тен Мондзюбосацу»…
И помогало?
Говорят, помогало.
Они подошли к висячему мосту. К нижней паре канатов были привязаны брусья, на которые надо было ставить ноги, а верхняя пара канатов служила перилами. Яэко сняла сандалии, засунула их за пазуху, послюнила палец и провела им по бровям и, ухватившись за канаты, осторожно пошла по качающемуся мосту. Перейдя на ту сторону, крикнула подруге:
— Не смотри вниз, а то… — она покрутила пальцем перед глазами, — закружится вот так…
Сумико перешла мост и, тихо простонав, опустилась на мох.
— Ой, как страшно! Если бы не твердила заклинание, сорвалась бы…
Яэко засмеялась.
— Вот видишь, как помогает. Отгоняет все бед$>1.
Она подошла к обрыву.
— Все видно отсюда. Вон рыбацкий поселок. А речка, как змея, выползает из долины и бежит к морю. А правее — полигон как на ладони. Вот те круглые домики, похожие на перевернутые волчки, — это казар
мы. Видишь американский флаг на шесте, а дальше полоски… насыпи, а между ними самолеты?
Сумико прищурила глаза.
— Плохо вижу. Опять что–то с глазами, как в прошлом году. На этот раз, наверно, у меня…
Яэко быстро перебила ее:
— Не говори чепуху, не от этого! А потому, что шьешь по ночам.
В хорошую погоду отсюда можно видеть далеко–далеко… — сказала Сумико, — даже берег на той стороне моря… Корею.
Неправда, Корею никак не увидишь! — Яэко строго посмотрела на подругу. — Нельзя врать.
Сумико втянула голову в плечи и ударила себя по губам. Потом подошла к краю обрыва и заглянула вниз.
— А тут прямо из камней вылезает сливовое дерево, скоро цветы будут.
Солнце уже опускалось за Монастырской горой. Снежные пятна на вершинах дальних гор стали оранжевыми, а складки на них темносиними. Снизу, с долины, ветер донес глухой стук праздничного барабана.
— Скоро стемнеет, идем скорей, — сказала Яэко. — Уже, наверно, начали.
Тропинка круто спускалась вниз. Местами было так скользко, что приходилось цепляться за ветки деревьев и кусты можжевельника. Самый последний спуск был самым крутым и в то же время самым легким: между деревьями был протянут толстый соломенный канат, за который можно было держаться. Девушки спустились на префектурное шоссе.
У поворота дороги они встретили мужчину в вязаной шапочке и крылатке и двух девочек, лет по десять, с узелками. Поравнявшись с Сумико, мужчина остановился, кивнул ей и приветливо улыбнулся, показав золотые зубы.
Шедшие за ним девочки тоже остановились, но он движением половы показал им, чтобы они шли дальше. Он внимательно оглядел Сумико с застывшей улыбкой на лице.
— У тебя тут запачкано или родинка? — Он ткнул себя в щеку.
Сумико провела рукой по лицу.
— Нет… не запачкано.
Сумико хотела пойти за Яэко, но мужчина остановил ее жестом руки. Улыбка на его лице стала еще шире.
— Ты приехала сюда, кажется, сразу после войны? Ишь, как выросла! Учишься в школе?
Кончила…
Значит, у тебя глаза в порядке. Какого года рождения? Год мыши?
Нет, год кабана.
Хо, уже совсем взрослая. Семнадцать. Если родилась в год каба'на, значит бойкая, с норовом. А где у тебя этот самый келоид? Тут? — Он приложил руку к своей груди, потом к животу.
Нет… — Сумико покраснела и показала на плечо. — Здесь.
А пятна на теле появляются?
Она мотнула головой и пошла вперед, но мужчина, сделав шаг в сторону, остановил ее.
— Хочешь поехать в город? — быстро зашептал он. — Будешь носить европейское платье и каждый месяц откладывать деньги. Сможешь хорошо устроить жизнь. Вот смотри, какие объявления…
Он вытащил из–под крылатки газету и развернул ее, но Сумико, отскочив в сторону, побежала к Яэко.
— Не оборачивайся! — сердито прошипела Яэко, схватив подругу за рукав. — Идем скорей! Зачем разговаривала с ним?
Всё знает обо мне.
Этот Барсук–Санта знает всё. Раньше был поваром в городе, а недавно занялся этим делом… ходит по деревням и набирает девочек, потом продает их. И все становятся этими… панпан–девками, которые гу-* ляют с иностранцами. Не оглядывайся!