Девушка из Хиросимы

— Если Сумитян будет здесь, я буду спокойна, — сказала Марико с улыбкой. — Не выпускайте никуда и, если потребуется, примените силу. А я буду приносить Сумитян работу из лавки и относить готовое.

10

Мацуко жила одна: ее мать, ослепшая из–за ранения, полученного во время бомбежки города в самом конце войны, умерла в прошлом году. В доме жили еще три семьи рабочих. Решетчатые двери их квартир выходили в узенький, как коридор, переулочек, а кухонные двери — в крохотные дворики, примыкающие к каменной ограде монастыря и отгороженные друг от друга заборами из сломанных ящиков.

Мацуко уходила рано утром на завод и возвращалась домой только вечером — к тому времени, когда начинались занятия кружка. Сумико целые дни сидела одна, делая работу для игрушечной лавки и срисовывая картинки к пьесам. Иногда ей приносили работу из лавки воздушных змеев, находившейся в этом же переулке, — рисовать на больших листах красного отрока–силача Кинтоки или бородатого владыку ада Энма.

Как только подготовка репертуара была окончена, занятия в кружке прекратились. Члены кружка стали выезжать с культбригадами в окрестные заводские поселки и деревни. Марико получила приказ поехать с культбригадой, состоящей из бастующих работниц консервного завода, безработных девушек и нескольких студенток Педагогического института. Перед отъездом она успокоила Сумико: слежки в переулке нет, очевидно, аме тогда не видели, куда забежала Сумико.

— А как же Фреди? — спросила Сумико. — Может быть, мне держать связь?

Никуда не выпущу, — прошипела Мацуко, постучав кулаком по колену. — Ни шагу из дома.

Пока меня не будет в городе, Фреди будет встречаться с одним товарищем, — сказала Марико.

После прекращения занятий в кружке бумажного театра Мацуко перешла в группу по сбору пожертвований. После работы она заходила на пустырь и узнавала у дежурных все новости.

Американцы уже начали расширять территорию базы. Снесли бараки напротив круглой скалы и заняли участок до бамбуковой рощи около холма. Но дальше их не пустили. Жители Старого и Восточного поселков создали дружины самообороны. Дружинники гплели руки и сели на землю в несколько рядов на протяжении всей линии от подножия горы Югэ до водоема. Эта линия обороны получила название X э й в а–райн — линия Мира.

Жителя Нового поселка тоже сформировали дружины самообороны. Комитет борьбы установил круглосуточное дежурство на линии Мира. Сидящие сменяют друг друга через каждые шесть часов. В дружины вступают не только молодежь обоего пола, но и пожилые мужчины и женщины. Среди членов клуба «(Четыре Эйч» возник раскол: большинство примкнуло к дружинникам, а остальные пошли в шайку громил «Содружество чистого сердца», сформированную в поселке соевого завода по указке Сакума.

Староста и председатель муниципального совета заметались, как крысы, ошпаренные кипятком. Они потребовали у председателя комитета борьбы Сугино немедленного роспуска дружин самообороны. Вместо ответа Сугино повернулся к ним спиной и сделал невежливое движение рукой. Тогда они помчались на соевый завод к Сакума и совещались всю ночь, а утром позвонили из заводской конторы по междугородному телефону депутату Югэ в Токио.

Весть о борьбе жителей трех поселков быстро разнеслась по всей стране. На имя комитета борьбы уже приходят со всех концов Японии приветственные письма и телеграммы. В Токио, Осака, Кобэ, Нагоя, Киото и других городах начали собирать пожертвования, и в адрес комитета борьбы уже стали поступать вещевые и продовольственные посылки. Центральный орган коммунистической партии «Красное знамя» выпустил специальный номер, посвященный борьбе японцев против иностранных военных баз.

Кацу Гэнго известил всех о том, что он занял место на линии Мира.

Около круглой скалы рядом с отрядом американских жандармов и автоматчиков стоят японские полицейские в полном боевом снаряжении. В ответ на требование полиции немедленно разойтись по домам сидящие на линии подняли рогожные знамена и стали дуть в раковины, а по ночам зажигать факелы.

Полиция не решилась применить силу, так как на линию Мира прибыли подкрепления — лесорубы и углежоги с окрестных гор и рабочие с дамбы и каменоломни, а из города — оперативный отряд, сформированный городским комитетом коммунистической партии. В состав отряда вошла группа левых социалистов.

Первое время многие жители верили старосте и его подручным, которые ходили по домам и говорили, что всю эту историю затеяли и раздувают в своих интересах красные смутьяны из города. Каракатицы выпускают из своего тела черную тушь, чтобы скрыть себя за завесой, но спрятать правду за такой завесой нельзя. Бюллетень «Мы боремся» — орган комитета борьбы— и брошюрка Кацу Гэнго «Факты и ложь» разъяснили крестьянам правду. Враги — это те, кто готовит новую войну и кто прислуживает им. А те, кто помогает крестьянам в их справедливой борьбе, — это подлинные друзья.

Около статуи Дзидзо было выставлено несколько минометов и «джипов» с пулеметами, а у побережья базы появились два контрминоносца. Японские полицейские получили подкрепление — три броневика. Судя по всему, готовится атака.

В барак на пустыре приходят только дежурные. Все записавшиеся в отряды действий Демократического союза молодежи ездят на грузовиках и велосипедах на линию Мира и–несут боевую вахту — рабочие после работы, а студенты Педагогического института и Медицинского института после лекций. В ночь на воскресенье все едут туда и возвращаются в понедельник рано утром.

11

Весь день Сумико нездоровилось. Стало колоть в плече еще ночью. А с утра заболела голова и заныла поясница, как после целого дня работы во время посадки риса. Она проглотила несколько красноватых таблеток, полученных от Накая, и крепко обвязала голову мокрым полотенцем. Работа валилась из рук. Она перестала склеивать игрушечные веера из золотой и серебряной бумаги и повернулась к обломку зеркальца на сундучке. В зеркальце показалось унылое лицо и шея, исщипанная дочерна.

Никому нет дела до нее. Сидит одна, совсем одна в этом закутке, забытая всеми. Он уже вернулся, Мацуко видела его позавчера в бараке. Он, наверно, знает, где спрятали ее, но не приходит. Значит, ему сейчас не до нее. Словом, все бросили ее. Как хотелось поехать с какой–нибудь культбригадой! Нестерпимо хотелось. Все говорили, у нее лучше всех получается пьеса о Букити и песике Тиби. Но ее не взяли, сказали, что ей опасно ехать, полицейские часто нападают на культбригадников, а если ее схватят, могут передать аме. И еще говорили, что культбригадникам приходится терпеть всякие лишения в пути: делать большие переходы пешком, спать где попало и есть что попало. Поэтому ей будет очень трудно — доктор Накая ни за что не разрешит. Словом, никому не нужна, ни на что не годится, и лучше ей умереть, чем жить так. Таками сказал: «Мы только кажемся живыми, а на деле мы куклы из пепла». Таками прав.

Она долго сидела перед зеркальцем. На цыновке валялись газеты. В них сообщалось о том, что сейчас волновало всю Японию. 1 марта на рассвете аме устроили пробный взрыв водородной бомбы на Тихом океане. А через пять часов после испытания японское рыбачье судно «Фукурю–мару», доторое находилось в двухстах восьмидесяти восьми километрах от места взрыва, было засыпано дождем из пепла. Этот пепел оказался радиоактивным, и вся команда из двадцати трех человек по прибытии в Японию была отправлена в больницу с приз'на^ми лучевой болезни. И вся рыба, которую привезли на судне, тоже оказалась зараженной «пеплом смерти». Врачи из Эй–Би–Си–Си потребовали, чтобы им предоставили возможность изучать заболевших рыбаков. Из Америки прилетел профессор Эйзенбад для определения степени радиоактивности рыбы, приплывшей к берегам Японии после взрыва бомбы. Американская рыбопромышленная компания «Ван–Кэмп» решила прекратить ввоз японской рыбы в Америку. Обо всем этом подробно сообщалось в газетах.

В комнатке уже стало темнеть. Сумико облизнула высохшие губы. От таблеток язык всегда делался ис–синя–черным. Она с трудом поднялась и вышла во дворик.