Девушка из Хиросимы

Этот низенький барак напоминал деревенский сарай. Часть его была залатана деревянными щитами и кусками жести. Несколько акошек с выбитыми стеклами были заклеены бумагой. Над входной дверью горела маленькая лампочка, а на стене рядом с дверью висела дощечка. На ней было выведено: «Дом культуры демократической молодежи».

Сумико вошла в тускло освещенную прихожую. На стене висело объявление:

Товарищи!

В конце месяца надо внести плату ?&. аренду помещения. Если просрочим, нас немедленно вышибут отсюда и здесь будет запасной склад бочарной мастерской. Отстоим наш Дом культуры.

Вносите пожертвования кто сколько может!

За дверью справа слышались голоса. Сумико приоткрыла дверь. В продолговатой комнате на полу сидели парни и девушки и, наклонившись над большим листом картона, наклеивали на него исписанные полоски бумаги, фотоснимки и рисунки. Сидевшие за ящиками девушки писали карандашами на бумажных полосках, другие вырезывали фотоснимки из газет и журналов. А парень с взлохмаченными волосами, лежа животом на полу, раскрашивал буквы в углу листа. Все девушки были в шароварах, тоже залатанных, некоторые в соломенных лаптях, а парни в испачканных краской и мелом холщовых штанах, таких же истрепанных, как у деревенских ребят. Все работали молча, было тихо, только позвякивали бубенчики, привязанные к ножницам, и падали с потолка капли в деревянную кадочку у окна.

На скрип двери все обернулись и уставились на Сумико. Утиральник она потеряла, когда бежала по пустырю. С ее волос текла вода, а шаровары были заляпаны грязью. Лежавший на полу лохматый парень привстал и засунул кисточку за ухо.

— Марико–сан здесь? — тихо спросила Сумико.

Скоро должна прийти, — ответил лохматый. — Ты с завода консервных банок?

Нет, я не городская, — сказала Сумико и села на пол.

Дверь в углу открылась, и вошел, опираясь на палку, Кандзи, за ним парень с сердитыми глазами, Цумото. Кандзи удивленно раскрыл глаза:

— Сумико?

Она вскочила и, вытянув руки, бросилась к нему, припала головой к его плечу и заплакала. Кандзи похлопал ее по спине:

— Эх ты, плакса… Успокойся.

Сумико вытерла слезы о плечо Кандзи. Он засмеялся.

— Как в театре. Ты чего нюни распустила? Как попала сюда?

Сумико стала быстро .рассказывать обо всем: как ее вызвали в полицию, как ее осматривал иностранный профессор и приказал приходить к ним, как она побежала к Марико и, не застав ее дома, пошла по улице и «ак ее чуть не схватили военные.

Она протянула Кандзи удостоверение, выданное ей профессором. Приземистый лохматый парень заглянул в удостоверение и, сделав круглые глаза, ударил себя по голове:

— «Эй–Би–Си–Си»! Это, навер–но, разведка. Новую завели.

Цумото сердито посмотрел на него и взял удостоверение. Из коридорчика вошла Марико в клеенчатом плаще.

— Сумико–сан! — Марико всплеснула руками. — Мне сказали, что кто–то заходил, а я не знала кто.

Она стала протирать очки. Цумото показал ей удостоверение и кивнул в сторону Сумико.

— Ее вызывали в медицинский отдел штаба базы и дали эту штуку. А Ириэ поднял панику, говорит, что это название нового разведывательного органа.

«Эй–Би–Си–Си», — прочитала Марико. — Это сокращенное название: «Атомик бомб кэджуэлти ко–мишн» — комиссия по изучению жертв атомной бомбы. Это вовсе не разведка.

Кандзи хлопнул лохматого Ириэ ладонью по спине.

— А ты уже поджал хвост.

А тут что написано? — спросила Сумико, показав на надпись рядом с фотокарточкой.

«Экспирейшн дэйт — индефинит». — Марико покачала головой. — Срок действия неограниченный. Странно, что вместо фамилии и имени здесь только литер и номер. Экс–Зи девяносто восемь.

Кандзи стукнул палкой о пол.

— Хотят прикрепить навсегда к этой Эй–Би–Си–Си для изучения. У крыс и сурков, над которыми проделывают опыты, тоже нет фамилий, а только номера.

Туда нельзя ходить, — быстро сказал Цумото.

Марико кивнула головой.

— Сумико–сан была в тот день в эпицентре взрыва, поэтому очень интересует этих…

Если я не пойду, за мной придут, — сказала Сумико.

Кандзи почесал небритый подбородок и посмотрел на Цумото.

— Надо что–нибудь придумать, — сказал Кандзи. — Придется спрятать.

Марико подошла к Кандзи и Цумото и стала шептаться с ними. Потом взяла Сумико под руку и шепнула ей на ухо:

— Сумико–сан спрячется у меня. А вашего дядю известим.

Кавдз'и толкнул Цумото локтем и подмигнул:

— Это та самая девчонка, помнишь, я говорил… сидела двое суток без всякой еды и победила.

Сумико покраонела:

— Меньше суток… и все время ела.

Цумото вдруг широко улыбнулся, показав все зубы. Лицо у него стало совсем как у мальчишки. Он засунул руку в карман куртки.

— Твоя картинка с девочкой и танком имела большой успех. Одно из самых удачных произведений Кацу Гэнго. Вот носи, — он протянул ей значок — эмалированный сине–красный флажок с белым голубем посередине, — и будь всегда честной и смелой. Будешь?

Буду, — прошептала Сумико.

Кандзи взял ее за шиворот и встряхнул.

— На словах–то храбрая, посмотрим на деле.

1

Сумико поселилась у Марико в маленькой комнатке на втором этаже в японской половине дома. Коридор отделял японскую половину от европейской. Две комнаты Марико, обставленные по–европейски, находились напротив комнатки Сумико.

Марико целый день не было дома. Она работала в конторе своего отца, управляющего филиалом страховой компании, высокого старика с длинными белыми усами. Сумико видела его редко. Он возвращался поздно вечером и не выходил из своих комнат в японской половине нижнего этажа.

Окно в комнатке Сумико выходило на задний двор, огороженный невысоким забором с черепичной крышей. В соседнем дворе по утрам старик с белой бородой упражнялся в стрельбе из лука. Спустив халат с одного плеча, он поднимал над головой большой лук, потом, медленно снижая его, направлял стрелу в бумажную мишень, установленную на песчаной насыпи. Марико сказала, что этот старик — бывший вице–адмирал, командовал эскадрой во время тихоокеанской войны.

А слева, за бамбуковой изгородью, в маленьком доме жила учительница аранжировки цветов. Она занималась с ученицами, открыв двери на веранду. Ученицы резали стебли хризантем и веточки и ставили их в вазы разных форм и в корзиночки. На больших подносах

лежали связки белых и желтых хризантем, прутики и пучки листьев. Их по утрам привозил в тележке старичок — продавец цветов.

Уже наступила пора хризантем. Теперь Сумико просыпалась по ночам не от зуда в плече, а от острой колющей боли. Так было каждую осень. Но на этот раз боли сопровождались сильным головокружением. И с каждым днем росла слабость во всем теле.

А однажды утром вдруг хлынула кровь из носу и долго не останавливалась. Марико вошла в тот момент, когда Сумико, сняв халат, осматривала себя перед зеркало'М. В носу у нее торчали свернутые жгутиком бумажки.

— Пятен еще нет, — пробормотала Сумико. — Наверно, скоро появятся.

Она подергала себя за волосы.

— Скоро начнется… Надо позвать дядю.

Марико совсем растерялась, заплакала и позвала

служанок. Они сейчас же уложили Сумико в постель и побежали за врачом.

— Японские врачи не будут лечить меня, — сказала Сумико. — Они донесут, что я здесь прячусь.

Марико стала успокаивать ее. Сейчас придет врач из лечебницы Кондо, которая именуется «демократической амбулаторией». Там работают прогрессивные врачи, среди них нет доносчиков.

Вскоре пришла врач Накая, маленькая, остриженная по–мужски, с седыми висками. Ее сопровождала молоденькая медицинская сестра с сине–красным флажком на белом халате. Марико рассказала врачу о вызове Сумико к профессору и показала стеклянную баночку с таблетками.

— Это террамицин Файзера, — произнесла тоненьким голосом Накая. — В объявлениях пишут, что он действует против коклюша, дифтерита, трахомы и глистов. Чудотворное шарлатанское снадобье. Немедленно выкиньте. Значит, вам пока ничего не впрыскивали?