Девушка из Хиросимы

— Я пошла, — сказала она дяде.

Он ответил не сразу. Сделал вид, что думает, потом откашлялся и медленно произнес:

— Ну, сегодня… так и быть, можешь пойти. Только возвращайся пораньше, смотри.

Я вернусь поздно, — сказала Сумико и, поклонившись, вышла за калитку.

Она показала глазами на парня из клуба «Четыре Эйч».

— А этот чего пришел?

Комао — хороший парень, он с нами, — шепнул Ясаку. — У них уже полный разброд.

Комао пошел впереди группы, ударяя ладонью по барабанчику, вслед побежали дети. У круглой скалы стояли аме. Они молча проводили глазами парней и девушек, прошедших вдоль ограды водоема. Спустившись на шоссе, недалеко от школы, Комао и Ясаку прибавили шагу.

На поляне перед рощей с часовенкой уже начались танцы. Танцующие, образовав большой круг, медленно двигались, притопывая, приседая и хлопая в ладоши. Девушки плавно размахивали рукавами с пришитыми к ним утиральниками. Некоторые держали веера и разрисованные бумажные зонты. Под большим кипарисом стояли барабанщики и флейтисты, их освещали факелы и гирлянды из фонариков, протянутые между деревьями. Вокруг танцующих толпились зрители, среди них были полицейские.

В середине круга танцующих выделялся широкоплечий неуклюжий парень. Танцевал он очень умело,

только иногда не попадал в такт, отбиваемый барабанами. Ясаку подмигнул Сумико:

— Видишь, как выкручивает Сугино. Настоящий мастер.

Подошел Хэйскэ, молча взял Сумико за рукав и втащил в круг. Лицо у него было совсем мокрое от по–та, он нахмурился, хлопнул в ладоши и, переваливаясь с ноги на ногу, пошел рядом с ней. Она поднесла веер к лицу и засеменила, притопывая при каждом ударе большого барабана. Комао, став на цыпочки, поднял барабанчик над головой и стал бить по нему кончиками пальцев. Раздался громкий смех. Внутри круга около Сугино медленно кружилась маленькая женщина с платком на голове, позвякивая бубенчиками, привязанными к ее поясу. Она покачивала головой и встряхивала руками, согнутыми в локтях. Это была Отоё, школьная уборщица.

Когда Сумико делала поворот на одной ноге, кто–то дернул ее сзади за длинный рукав. Ей надо было, слег–ка присев, топнуть два раза и сделать шаг вбок. Она повернула голову. Кто–то из зрителей быстро засунул какую–то бумажку в ее рукав и, низко наклонившись, юркнул в толпу. Сумико сделала еще несколько шагов, повернулась вправо, потом влево и под дробное постукивание барабана и деревянных колотушек пошла мелкими шажками.

Хэйскэ сделал какой–то слишком замысловатый поворот и, зацепившись за шест, к которому был привязан факел, упал на траву. Сумико громко засмеялась и подняла Хэйскэ. Около шеста стояло несколько человек городского вида. Среди них была пухленькая девица в очках, Марико, и студент Икетани в фуражке с квадратным верхом, они тоже смеялись. И тут же .стоял, сгорбившись, Таками в белом с полосками халате. Он не смеялся.

Сумико вышла из круга и, зайдя за дерево, вытащила бумажку из рукава. Это была не листовка. Сумико поднесла бумажку близко к глазам.

Вы меня не знаете, но я уже давно днем и ночью думаю

о вас, как околдованный, и хочу сегодня высказать все, что пылает у меня в груди. Очень прошу поийти сейчас к часовеике, я там буду сидеть под деревом. Пишу это с чистыми, искренними помыслами, жду, вытянув шею, как журавль.

Буквы продолговатые; написано тушью; почерк красивый, совсем не похож на каракульки Рюкити. Сумико сложила листочек и засунула за пояс.

Внутри круга вместо Сугино и Отоё теперь плясали два парня, один был в бумажной маске, изображающей обезьянью морду. Среди танцующих Хэйскэ и Ясаку не было. Сумико пошла к барабанщикам. Пройдя несколько шагов, она обернулась. Рюкити держал ее за утиральник, пришитый к ее рукаву.

2

— Пойдем туда, — тихо сказал Рюкити, продолжая держать конец утиральника.

Они вошли в кипарисовую рощу. Здесь было совсем темно. Сумико споткнулась, задев чью–то ногу, кто–то кашлянул, мелькнул огонек сигареты. Под деревьями сидели и лежали люди. Часовенка, перед которой на дереве висел большой фонарь, осталась в стороне. Рюкити выбрал место между деревьями и сел на траву. Сумико тоже села, подобрав под себя ноги.

Глаза стали привыкать к темноте. В нескольких шагах от них за деревом сидели двое, прижавшись друг к другу. Сквозь деревья мелькали огни факелов, с поляны доносился мерный стук барабанов, флейт не было слышно. Рюкити обхватил колени руками и опустил голову. Слышно было, как жужжат комары. Рюкити взлохматил волосы и громко вздохнул.

Сумико заглянула ему в лицо:

— Рютян сегодня выпил?

Хотел выпить, но сегодня нельзя.

Он шлепнул себя по шее и еще раз вздохнул. За деревом зашушукались, началась возня, сопровождаемая приглушенным смехом. Хрустнула ветка на земле. Сумико отвернулась.

— Недавно видел во сне… — начал Рюкити. — Какие–то военные бегут за женщиной, догнали, схватили за руки и за ноги и бросили в машину… И вдруг вижу, это Сумитян. А у меня руки связаны. Машина затарах* тела и поднялась, как самолет, в воздух, стала вертеть* ся и гудеть. А гудки странные, как будто человек кричит; я тоже стал кричать… проснулся и весь дрожу. И, как сумасшедший, побежал с горы. Смотрю, уже светает. Добежал до дома Сумитян, заглянул в дырку в окошке, сквозь сетку плохо видно… но потом все–таки увидел… Сумитян лежит, одна нога немножко высунулась из–под сетки… Тогда успокоился и пошел обратно.

—■ Надо заклеить дырку, — сказала Сумико, пощи–пывая себе шею.

Он осторожно взял ее за руку. Она отдернула и сказала:

— А я иногда вижу… будто лежу в палатке и около меня стоят солдаты, а я привязана к какой–то странной штуке, вроде больших часов… И будто бы у меня атомная горячка. Вот так когда–нибудь будет.

Ничего не будет, Сумитян не умрет. Не надо думать об этом. — Он опять почесал голову. —А я вот… когда начинаю думать о себе… хочется разбить башку о скалу. Ничего нельзя придумать. Одному жить страшно тоскливо, а вместе нельзя на горе…

После недолгого молчания Сумико спросила:

— Ас Яэтян связались?

Связались. Яэтян уже не работает на заводе.

Убежала?

У них на заводе произошла история. Их заставляли работать по пятнадцать часов, и надсмотрщики насильно впрыскивали всем хиропон… такое лекарство, чтобы не засыпали. И страшно измывались, особенно один нисей… сержант Джэк Танака. Нехорошие вещи делал… В конце концов девчонки не выдержали и ночью подкараулили его во дворе, накрыли рогожей и отколотили так, что его увезли в больницу. После этого солдаты из заводской охраны стали подряд избивать всех работниц, и Яэтян тоже здорово досталось — она укусила одного… А через несколько дней Яэтян и еще несколько девчонок перерезали ночью приводные ремни, испортили конвейер в банко–формовочном цехе и убежали через окно уборной. Яэтян ищут как главную зачинщицу.

А где она сейчас?

Она зарылась… то–есть спряталась.

Как дедушка и учитель Акаги?

Рюкити кивнул. За деревом вскрикнули, приглушенно засмеялись, стали шептаться. Мимо прошли мужчина и женщина и сели за кустиком. Рюкити взял Сумико за мизинец, согнул его и продел свой мизинец. Время от времени она отмахивалась свободной рукой от комаров.

— Кто–то засунул мне письмо в рукав, — сказала она. — Пишет, что давно думает обо мне и просит прийти к часовенке. Пойду сейчас туда и посмотрю… В прошлом году в ночь Урабона Инэтян засунули в рукав двенадцать писем, она хвасталась. Я, наверно, еще получу…

Сумитян ничего не получила, — прошептал Рюкити, сжав ее мизинец. — Врешь.

Она вытащила из–за пояса листочек и передала ему.

— Это бумага «когику», хороший сорт, — сказал он, пошуршав бумажкой. — Хотя нет, это, пожалуй, «сугихара». Это, наверно, кто–нибудь из литературного кружка на Монастырской горе, недавно они достали бумагу. Вот на что тратят!

Он поднес бумажку к глазам.

— Тушью написано… А имя Сумитян тут есть? Нет? — Он засмеялся. — Если тушью написано и нет имени, значит было заготовлено заранее… Написал штук двадцать таких писем и запихал кому попадется. А сам спрятался там и ждет, кто придет… Я тоже раньше делал эти штуки, чтобы посмеяться.