Страница 2 из 57
Сумико исподлобья взглянула вверх. Высоко–вы–соко в синем утреннем небе плыли две черные точки. Тревогу не объявляли, словно не хотели будить жителей, сладко спавших после бессонной ночи. Самолеты летели спокойно, рокота почти не было слышно.
Мальчик отпустил волосы Сумико и громко ска зал:
— Может быть… это наши…
Сумико потянулась к кукле, лежавшей у ног мальчика.
— Это кукла Томитян. Не смей обижать ее!
А ты почему ударила меня?
Мальчик замахнулся на нее.
Вдруг что–то сверкнуло в небе, глухо треснуло. Сумико бросилась на дно канавы, закрыв лицо рукавом. И в тот же миг перед ее крепко зажмуреными глазами блеснула нестерпимо ослепительная молния — белая, зеленая, оранжевая одновременно, и раздался такой грохот, что земля подпрыгнула, завертелась и загудела, пронесся обжигающий, как кипяток, ураган, что–то опять оглушительно загрохотало, сотрясая землю, на Сумико повалились горячие мягкие мешки, раскаленные комья земли, и она лишилась чувств.
4
Очнувшись, Сумико увидела, что ее несут на руках люди в брезентовых плащах и в черных масках, закрывающих нос и рот. Они шли по пустырю, заваленному черными камнями, черепицей, обугленными досками и черными мешками. По земле полз густой черный дым, сверху падал черный пепел, потом пошел дождь, черный, как тушь.
— Мама! — крикнула Сумико, но не услышала своего голоса.
Ее сильно кольнуло в левое плечо чем–то нестерпимо горячим. Режущая боль отдалась во всем теле. Она беззвучно крикнула и потеряла сознание.
Потом опять очнулась. Один из черных мешков, валявшихся у изогнутой трамвайной мачты, зашевелился, привстал и опять упал. Какой–то мужчина в черных окровавленных лохмотьях, на которых болтались пуговицы, подбежал к людям, несшим Сумико, и открыл рот. Он кричал, но его не было слышно. Разглядев Сумико, он опять открыл рот и стал бить себя кулаками по голове и груди и упал на землю. По грудам черного пепла бежали люди, много людей, все черные, в лохмотьях, и все они размахивали руками и открывали рты. Сумико закрыла глаза, у нее кружилась голова. Она впала в забытье.
Она смутно почувствовала, что ее положили на что–то твердое, прохладное. Около нее стояли люди, на этот раз не черные. Женщина в высоком белом колпаке с красным крестом и в белой марлевой маске стала на колени и наклонилась над ней. Издали сквозь шум в ушах донесся еле уловимый шопот. Сперва было слышно плохо, но постепенно шум в ушах стал затихать.
Женский голос произнес:
— Ран нет, кроме ссадин на ногах и ожога на левом плече.
Очаг поражения быстро темнеет, — сказал мужской голос. — Но почему так вздулся рубец?
Из центра?
Эту девочку, кажется, нашли около моста Санд–зё, а этих — в квартале Камия и около универмага Фукуя.
Мужчина в белой маске помахал рукой перед лицом Сумико.
— Зрение сохранилось.
Скорей бегите туда… на отмели реки Ота много детей, наверно, есть еще живые.
Ей что–то влили в рот, она закашлялась, глотать было больно. Ей вытерли лицо мокрым полотенцем. Полотенце стало совсем черным. Издали доносились приглушенные протяжные крики, колпак на женщине и маска казались красными, потом лиловыми, все время меняли цвет. Сумико закрыла глаза и погрузилась в сон.
Все это произошло рано утром 6 августа 1945 года.
В это утро десятилетняя девочка Сумико, жившая в городе, на который была сброшена бомба нового типа, потеряла мать, отца и младшего брата — стала круглой сиротой.
1
Сумико проснулась и, приоткрыв глаза, повернула голову. К ее лбу был привязан веревочкой пузырь со льдом. Она проснулась от толчка — кто–то задел ногой ее голову. С соседней цыновки подняли девочку, — ее лицо было прикрыто обгорелой тряпкой, — и, держа за плечи и ноги, понесли к выходу. Люди, унесшие девочку, были в темных масках и в желтых брезентовых плащах с черными и зелеными узорами.
Медицинская сестра в белом колпаке и маске вытерла мокрой тряпкой цыновку и, подойдя к доске, на которой были написаны мелом иероглифы и европейские цифры, стерла знаки под № 219. Потом сложила ладони перед лицом и поклонилась.
Сумико осторожно повернула голову и увидела у своего изголовья дощечку. На ней значилось: № 177. В палатке было очень душно. Ее наполнял желтоватый вонючий дым.
— Проснулась?
Над ней наклонилась пожилая женщина в белой маске. Она осторожно вытерла лицо девочки, поправила на ней халатик и подозвала сестру. Та вытащила из кармана градусник и, встряхнув его, вставила Сумико в рот. В углу хрипло застонала девочка с забинтованной головой. Сиделка подсела к ней и, приподняв девочку, наклонила ее над тазом.
Сестра вынула градусник изо рта Сумико и вытерла его тряпкой.
— Теперь тебе будет легче, — ласково произнесла она. — Лежи спокойно. Ты проспала больше недели…
Я тоже умру?
Сумико покосилась на соседнюю цыновку.
— Ты выздоровеешь. Болит где–нибудь? Голова, плечо?
Болит плечо… и плохо вижу. Вот этот глаз…
Это пройдет. Не тошнит?
Нет. Я умерла и воскресла?
Сестра сузила глаза, улыбнулась под маской.
— Ты спала больше недели. Иногда просыпалась и сейчас же снова засыпала. А мы тебе давали рисовый отвар. И делали тебе уколы и давали лекарство, чтобы ты спала.
Я, наверно, умру. — Сумико покачала головой. — Поэтому написали только номер.
Мы не знали, как тебя зовут. Поэтому написали только номер. Скажи фамилию и имя.
Сумико назвала себя. Потом сказала, где находится ее дом, и посмотрела в глаза сестре. Та отвела взгляд и, помолчав некоторое время, спросила:
— У Сумитян есть родные? В другом городе или где–нибудь в деревне.
Сумико изо всех сил стиснула зубы и уставилась на потолок палатки. Ей стало тяжело дышать, в горле першило, плечи задрожали. Она плакала, но слез не было. Сестра положила ладонь на голову девочки.
— Есть дядя, — прошептала Сумико. — Живет в деревне.
В какой префектуре? Как называется деревня?
Сумико, наморщив лоб, попыталась вспомнить. Потом покачала головой.
— Помнила все время, но теперь забыла… Мама ездила весной туда за бобами. Старший брат мамы.
Помолчав немного, она добавила:
— А отец работает в мастерской… он не был дома тогда…
Где работает?
Сестра вытащила из кармана карандашик и кусочек бумажки.
— В ремонтной мастерской в квартале Минамита–кэя. Вот если итти от моста…
Сумико заметила, что сестра ничего не записывает, и замолчала. Сестра спрятала карандашик и бумажку в карман и положила руку на голову девочки.
— Скоро приедут за Сумитян. Сейчас, наверно, уже ищут через справочное бюро. Сюда уже приходили за другими девочками… приехали из других городов. И Сумитян тоже разыщут. Лежи спокойно и поправляйся. Только не ложись на левый бок. — Она низко наклонилась и шепнула: — И не плачь громко… разбудишь других.
Сумико повернулась на правый бок и закрыла лицо руками.
2
На следующий день врач — старик с черной повязкой на глазу, — осмотрев Сумико, сказал что–то не по–японски своему помощнику и приказал сестре:
— Пока все идет хорошо. Повязку можно снять.
Плечо болит и чешется, — сказала Сумико. — И глаза тоже… что–то белое все время…
Ничего, скоро поправишься. У тебя только ожог и больше ничего.
Молодой помощник врача поднес зеркальце к плечу Сумико.
— Видишь? Только это и больше ничего.
Сумико увидела на плече лилово–красный рубец,
похожий на маринованную сливу.
— Где ты находилась, когда взорвалась бомба? — спросил врач. — Расскажи подробно. Стояла около дома?
Сумико оказала, что упала в канаву и закрыла голову при виде белого дымка и огненного хвоста.
— Упала в канаву? — спросил помощник врача. — Тебя швырнуло туда?
Сама упала… играла. А потом сверкнуло и загремело… и что–то упало на меня. И больше не помню.
Значит, упала в канаву до взрыва? — Врач промычал: — На дне канавы… значит, была в тени. И что–то накрыло ее. Поэтому не опалило.