Страница 13 из 19
Он жадно выпил. Анна повернулась и пошла к двери.
– Стой!
Она остановилась, не оборачиваясь.
– Вернись, Энни!
– Уже поздно, и вы не в духе, отец. Я напрасно пришла.
Она так и не повернулась к нему. Тогда он подошел и обнял ее.
– Ты решила, что, как в детстве, прибежишь к отцу и все разом станет на свои места? Что я сделаю все, что ты хочешь, как бывало раньше? Но у маленькой девочки и желания были маленькие…
– И великий человек мог их исполнить, – сухо парировала Анна. – А когда речь зашла о чем-то серьезном…
Уорвик какое-то время молча смотрел на нее и наконец произнес сквозь судорожно сжатые зубы:
– Анна, я не могу не пить.
Она съежилась. Если ее отец сказал это…
– Тогда ты умрешь, – выдохнула она.
Он повернулся, взял бутыль и снова глотнул из нее. Поморщился, прикрыл рот тыльной стороной ладони, а потом сказал:
– Это неважно. Я слишком устал от своей ноши, но сбросить ее меня не заставит никто на свете. Мне нужны силы, а их мне дает лишь это. Пусть я умру, но до этого я сделаю тебя королевой!
– Мне не нужна корона ценой твоей жизни.
Уорвик хватил кулаком по столу:
– Молчи! Ты не понимаешь, что говоришь! Девчонка. Я потратил жизнь на это… Что может быть желаннее?
– Что?
Анна крепко зажмурилась.
– Я ездила в Оксфордшир, отец, во владения рыцаря Саймона Селдена.
– А, знаю… Сельский дворянин и рубака. Он был в Лондоне, когда я освобождал короля из Тауэра.
Анна улыбнулась.
– Да, он верный сторонник Алой Розы. И счастливый семьянин. У него красавица жена, семь дочерей, а недавно родился сын, наследник. Наверное, я бы тоже так хотела…
– Женщина редко хорошеет, народив такую кучу детей, – заметил граф.
– И все же леди Селден просто диво, как хороша, так ее красит счастье. И я завидую ей.
Уорвик хмыкнул.
– Твоя зависть не обоснованна. Дети? Учти, женщины в нашем роду плодовиты и ты еще нарожаешь супругу кучу маленьких Ланкастеров. Или… – Он сделал значительную паузу, не сводя пристального взгляда с лица дочери: – Или ты желаешь, чтобы твои дети носили имя Майсгрейвов?
Анна повернулась столь стремительно, что длинный шлейф змеей обвился вокруг ее ног. Щеки ее побледнели, но зеленые глаза засияли еще ярче.
– Майсгрейв мой спаситель и друг!
– И только-то?
Лицо графа стало жестким.
– Я еще не забыл, что творилось с тобой, пока он оставался в Париже. А как ты повела себя, едва он отбыл? Ты как безумная поскакала за ним, ничего не соображая, ни о чем не помня. И нынешний твой неожиданный приезд… Не к нему ли ты примчалась, оставив супруга за морем? Но ты прогадала. Ибо твой рыцарь, Анна, отбыл в Бургундию вместе с Йорками.
Уорвик подошел к дочери и коснулся вышитой ладанки на ее груди.
– Ты ведь никогда не расстаешься с ней, Энни?
Девушка облизала внезапно пересохшие губы.
– В ней, как ты знаешь, хранится реликвия – частица Креста, на котором был распят Спаситель.
– И ее преподнес тебе этот йоркист, сэр Филип Майсгрейв!
Казалось, еще миг, и Анна расплачется. Она мелко дрожала, кусая губы. И Уорвик со вздохом отступил.
– Как бишь там писано в деректалиях: «Facionora ostendi dum punientur, flagitia autem absondi debent»[28].
– Отец, ты не должен…
Он жестом заставил ее умолкнуть.
– Ради всего святого!.. Ты, кажется, готова сунуть руку в огонь в подтверждение очевидной лжи. Но не беспокойся, я больше не стану попрекать тебя Майсгрейвом. Я молчал целый год, молчал бы и сейчас, если бы ты не переступила границу, не сбежала от супруга, забыв о своих обязанностях. Ты преступно легкомысленна. За эти два месяца, что ты провела в Англии, ты не удосужилась ответить ни на одно из писем Эдуарда.
– О, у Уорвика везде шпионы, – иронично заметила Анна. – Даже в окружении его дочери.
– Не сомневайся, – подтвердил граф. – Так вот, дитя мое. Я рассчитывал на тебя как на союзницу в этой игре. Мы говорили об этом год назад. И ты должна была оставаться во Франции и любыми средствами заставить Эдуарда поспешить мне на помощь. Он бы тебя послушал, потому что все еще влюблен.
– Это в прошлом, – сухо заметила Анна.
– Что значит – в прошлом? – вскричал Уорвик.
Анна усмехнулась.
– Моя венценосная свекровь заявила, что я скверная жена, а Эдуард слишком преданный сын, чтобы не согласиться с матушкой.
Уорвик медленно приблизился к дочери.
– Значит, ты действительно была плохой женой.
Он смотрел ей в лицо, и девушка отвела взгляд. Уорвик внезапно выругался:
– Ты упряма, как сотня мулов! Как можно быть столь строптивой, чтобы не повиноваться мужу, которому принадлежишь душой и телом и который к тому же принц крови!
Анна вдруг вскинула голову. В ее глазах пламенел вызов.
– Я не хочу быть королевой, милорд!
Тотчас тяжелая пощечина швырнула ее на пол. Уорвик, казалось, и сам не ожидал такого от себя. Он глядел в растерянные, полные слез глаза дочери и молчал. Анна всхлипнула. Тогда он поднял ее и судорожно обнял.
– Никогда, Энни, ты слышишь – никогда больше не смей произносить этих слов! Ты будешь королевой! Верь мне. Я даже велел составить твой гороскоп, и там это начертано так же ясно, как и то, что я люблю тебя больше жизни.
Анна закрыла лицо ладонями. Потом вдруг сказала:
– Дай мне глоток твоей асквибо, отец.
Он удивленно взглянул на нее.
Анна попыталась улыбнуться сквозь слезы.
– Ты ведь пьешь, когда тебе плохо? Вот и я не хочу, чтобы мне было плохо, когда я с тобой.
Уорвик нерешительно достал из буфета два кубка. Налил себе и дочери.
Асквибо явно не пришлась Анне по душе.
– Надо быть диким, как горец, чтобы глотать подобную гадость.
– Покорнейше благодарю.
Какое-то время они глядели друг на друга. Их окружала полнейшая тишина. Даже огонь в камине горел ровным беззвучным пламенем. Откуда-то снаружи донесся далекий крик лодочника на Темзе.
– Завтра день святого Давида, первое марта. Весна! – негромко произнесла Анна.
Уорвик коротко взглянул на дочь.
– Обещай мне, что завтра же напишешь Эдуарду нежное письмо. Ты должна мурлыкать, как кошечка. Он под каблуком у Маргариты, не спорю, но влюблен-то он все же в тебя, или же мои глаза ничего не видят и годятся лишь воронью.
Анна молчала.
– Девочка…
– Хорошо. Я напишу мужу, хотя, Господь свидетель, это мало чему поможет.
– Не говори так! Эдуард Уэльский обязан прибыть в Англию, он должен мне помочь. В противном случае его опередит Йорк, и тогда я не поручусь, что моя голова не окажется на Лондонском мосту.
Анна вздрогнула.
– Нет. Вы, милорд, сильнее всех. И это вы Делатель Королей!
Уорвик печально усмехнулся:
– Не притворяйся глупее, чем ты есть, Энни. С тобой я откровеннее, чем с кем-либо. Я устал, я измотан, болен и…
– И ты тем не менее пьешь!..
Анна так стукнула кубком по столу, что расплескала водку.
– Клянусь святым Давидом, отец, что завтра я напишу Эду. Но при одном условии: обещай мне, что несколько дней, хотя бы неделю, ты не будешь пить. И не говори мне ничего. Молись, уповай на Бога, уйди в дела, спи, принимай послов, скачи в дальние гарнизоны, но не пей.
Уорвик поднял бровь.
– Что это, юная леди? Вы ставите условия?
– Да. Ты мой отец, и у меня нет выбора.
Уорвик усмехнулся.
– Это шантаж, дитя.
Анна негодующе взмахнула рукой.
– Ах, отец, не стоит касаться моральных устоев, которые ты сам давно расшатал. Всем известно, что Уорвик никогда ничего не делает просто так.
– Это политика, дитя.
– Надеюсь, мне как будущей королеве полагается это знать.
И она, почти в точности как Уорвик, подняла бровь. Граф засмеялся:
– Что ж, твоя взяла. Как политик я нахожу твое предложение выгодным и соглашаюсь на него.
В тот же миг Анна швырнула бутыль с асквибо в огонь камина. Уорвик проследил за ее полетом.
28
«Я обнаружил проступки, дабы наказать за них, но позорные дела следует прятать» (лат.).