Страница 12 из 19
– И все время твердит, что он Ланкастер.
– Каким это образом?
– Через свою мать Маргариту. Она внучка Джона Гонта, герцога Ланкастера[24], и одно время, пока у Генриха VI и королевы Маргариты не было детей, а Йорки еще не заявили своих прав на трон, Маргарита Бофор была наследницей престола. Она также неслыханно честолюбива.
Анна склонила голову к плечу.
– Во всяком случае, сейчас ее интересует только сэр Томас Стэнли, и она ради него вешает на себя все фамильные драгоценности Сомерсетов и Тюдоров.[25]
– Дай Бог, чтобы так дело и обстояло. Но никогда не следует упускать из виду возможного соперника.
– Даже если это женщина?
– Честолюбивая женщина. К тому же обожающая своего единственного сына, помешавшегося на том, что и он Ланкастер.
Анна поудобнее устроилась в кресле.
– По крайней мере, сейчас и Гарри Тюдор, и леди Маргарет более всего заняты своими амурными делами. Она только и помышляет, что о сэре Томасе, а он – о придворной даме своей матушки, баронессе Шенли.
Уорвик с отвращением допил отвар и покосился на буфет, где оставалась заветная бутыль асквибо. Но при дочери он бы не решился воспользоваться ею. Поэтому с безучастным интересом продолжил разговор:
– Я слышал, ты очень сблизилась с этой молоденькой вдовой?
Анна прикрыла глаза.
– Да. Помнишь, я рассказывала, как во время моего бегства от Йорков я со спутниками останавливалась в замке Фарнем в Нортгемптоншире? В тот день мы спасли ее от мужа, который хотел уморить ее голодом*.
«Она словно избегает произносить вслух имя Майсгрейва», – отметил Уорвик. Вслух же сказал:
– Надеюсь, ты не стала напоминать ей об этом? Послушай меня, Анна, лучше, если все как можно скорее забудут о том, что принцесса Уэльская, словно бродяга, скиталась по дорогам Англии в компании головорезов.
Анна взглянула на отца: в глазах ни тени прежнего легкомыслия, губы сжаты, подбородок упрямо поднят.
– Я полагаю, вы не забыли, отец, что меня сопровождал рыцарь, считающийся доблестнейшим воином Англии? А головорезы, о которых вы столь пренебрежительно отозвались, отдали свои жизни, оберегая меня.
– Аминь, дитя мое. Но не забывай, что сейчас ты слишком высоко поднялась, чтобы позволить толпе судачить о твоих похождениях. А тебя я попрошу и впредь не говорить баронессе Шенли, что именно ты, переодетая мальчишкой, спасла ее от мужа. Однако то, что вы напали на владельца замка, в то время как он приютил вас…
– О Святая Дева!
Анна стремительно вскочила, глаза ее сверкали.
– Приютил?! – Она сжала кулачки. – Он готовил преступление. Он хотел убить и нас…
– Но вы вмешались в его семейные дела, а всякий феодал свободен поступать в своих владениях, как ему заблагорассудится.
– Видит Бог, это так! Но ни один христианин не имеет права губить своих близких. Именно потому проклят Каин, поднявший руку на Авеля. И не так уж давно господин Жиль де Рец был обвинен и казнен по доносу жены, которую намеревался убить[26].
– О, не надо приводить в пример французов! Если я не ошибаюсь, маршалу де Рецу вменялись в вину не только попытка покончить с супругой, но и множество других, куда более серьезных грехов, таких, как колдовство и прочие языческие мерзости. Донос леди де Рец был лишь последней каплей. Однако вспомни, что, когда Элеонора Аквитанская[27] восстала против своего супруга, он заточил ее в Солсберийскую башню, где она провела долгие годы, хотя и была властительницей Аквитании и законной королевой Англии!
Анна вздохнула.
– Мы не о том говорим, отец. Ты ведь хочешь одного – чтобы все возможно скорее забыли о том, что я была всеми гонимой беглянкой. Пусть так и будет. И леди Дебора Шенли никогда не узнает, что принцесса Уэльская спасла ее от гибели. Мой дядя, маркиз Монтегю, тоже помалкивает о той истории, зато простой народ уже так расцветил своим воображением мой побег, что он больше походит на волшебную сказку, в которую никто не верит.
– Так оно и лучше, дитя мое. Честь леди всегда должна оставаться незапятнанной. И вдвойне, если в жилах леди течет кровь Невилей!
Анна хмыкнула.
– О да! Я каждый день только об этом и размышляю, когда встречаю в переходах Вестминстера герцогиню Йоркскую. Скажи, отец, приходится ли говорить о чести, когда ты сам превозносишь даму, позор которой подобен чудовищному наваждению? Может ли ниже пасть женщина, открыто кричащая о том, что изменила мужу и родила незаконного отпрыска?
Она подалась вперед, а Уорвик вдруг стал задумчив и спокоен. Гудело пламя в камине да временами слышалось завывание ветра. Огненные языки метались, отбрасывая неверные блики на лица отца и дочери.
– Ты так и не приняла герцогиню Йоркскую, хотя я просил тебя об этом?
– Никогда! Достаточно того, что я отвечаю на ее поклоны в церкви. Она или безумна, или не знает стыда.
Уорвик прикрыл глаза.
– Ты еще так молода, Энни. Но ты умна. Неужели ты не поняла, что для того чтобы решиться на подобный шаг, нужны огромное мужество и исступленная любовь к сыну?
Анна растерялась. Уорвик встал и прошелся по комнате. Из полумрака донесся его голос:
– Ведь нетрудно понять, что герцогиня Йоркская этой ложью спасла голову сына.
Анна молчала. Отец подошел ближе и склонился над ней.
– Не поспеши тогда Сесилия Невиль объявить Нэда незаконнорожденным, не имеющим оснований претендовать на престол Плантагенетов, я не стал бы медлить с казнью, как бы ни отговаривал меня твой дядюшка епископ. А поскольку Эдуард сразу утратил все свои права и стал неопасен, то цена ему – пенни. Сесилия приняла позор, но сына-то она спасла!
Анна смотрела на отца во все глаза.
– Не может быть… – выдохнула она.
Уорвик рассмеялся.
– Еще как может. Она лгала, и я это знал. Это Нэд-то не Йорк? Улыбка отца, фигура отца, даже голос с годами стал как у отца. И поверь мне, если, упаси Господь, он вернется в Англию, уж он докажет, что он чистейший Йорк, а Сесилия поспешит подтвердить это.
– Но ведь это абсурдно!
Уорвик устало сел за стол.
– А что не абсурдно в этой неразберихе? Что ты вышла замуж за Ланкастера, мать которого казнила твоего деда? Или что Генрих VI назначил меня лордом-протектором и благословил управлять государством, хотя я же и водворил его в Тауэр, а перед этим позволил своим солдатам потешиться, набив бывшему монарху морду?
Анна встала и в точности, как только что ее отец, прошлась по комнате. Слышно было, как шуршит по ковру ее шлейф. Уорвик опустил отяжелевшую голову на руки и вновь подумал, как он устал. Он снова покосился на буфет, но Анна стояла рядом, и граф был вынужден отказаться от мысли налить себе чарку. Неожиданно он почувствовал, что злится на дочь, мешающую ему выпить. Эта мысль ужаснула его. Его девочка, Анна, любимое дитя… Нет, нет, она, безусловно, права, он должен вернуть свою силу, должен отказаться от пагубного пристрастия, иначе он все погубит… Однако странное напряжение продолжало расти в нем.
Анна подошла к маленькому столику у огня. На нем лежала увесистая книга в переплете из черной кожи, листы которой были скреплены подвижными зажимами. Это была трагедия Эсхила «Прометей прикованный». Уорвик любил это произведение, но вот уже несколько дней книга лежит на столике для чтения, а он все не находит времени раскрыть ее. Анна перевернула страницу и прочла первое, что попалось на глаза:
До той поры не жди конца страданьям,
Пока другой не примет мук твоих…
Уорвик резко вскочил, едва не опрокинув кресло:
– Замолчи!
Анна растерянно взглянула на него, а он заметался по комнате, затем остановился у буфета и, распахнув створки, схватил бутыль.
– Отец!
– Ко всем чертям!..
24
Сын короля Эдуарда III Плантагенета (1312–1377).
25
Отцом Маргариты Бофор был герцог Сомерсет, сын Джона Гонта от третьего брака; сама же она первым браком была замужем за Эдмундом Тюдором, графом Ричмондом.
26
Жиль де Рец по прозвищу Синяя Борода (1404–1440), маршал Франции. Был сожжен на костре по обвинению в колдовстве и ритуальном детоубийстве.
27
Элеонора Аквитанская (1122–1204) – герцогиня Аквитании и Пуату, с мая 1152 года жена короля Англии Генриха II Плантагенета. Прославилась своей красотой и необузданным нравом.