Самоидентификация

- Да что ты, мы уже вовсю проснулись, - махает рукой отец. – Может, все-таки покушаешь-то с дороги?

- Да нет. Вообще, я бы побыл у вас немного и прошелся кое до кого…

- Ну, ты хоть к Жорке-то зайди, постарайся, - хорохорится отец. – Сто лет не виделись.

- А он все еще здесь? – удивленно вскидываю брови и понимаю, что сболтнул лишнего, что это звучало довольно оскорбительно, но никто не подает вида, только мать уводит взгляд в окно.

- Ну как-то, - отец разводит руками и кладет их в карманы темно-синих спортивных штанов; правый карман подшит.

- Я у вас заночую?

- Господи, а куда ж ты еще собрался? Конечно, - мать заметно нервничает от этой реплики; покраснение выросло. – Во второй комнате, постелю тебе.

- Как в лучших домах Лондо’на, - широко улыбается отец.

Я подумывал прихватить с собой бутылку «белой кобылы», но почему-то в последний момент поставил ее обратно на полку. Сейчас я понимаю, что так лучше. Отца не узнать. Отец спивается. Мать почти та же, только слабее, старее, чувствительнее.

В доме на другой стороне улицы живет одна моя знакомая. Жила. Не знаю. В доме, напротив которого я стою, живет Жора – мой двоюродный брат. Его родители умерли относительно недавно, и он живет в их квартире. Жора всегда внушал мне некоторое доверие – черта, свойственная крайне малому количеству знакомых мне здесь людей, - и именно поэтому я был искренне удивлен тем, что он еще здесь.

Мне несказанно везет, потому что Жора выходит из подъезда. Выходит ровно в тот момент, когда я перестаю пялиться на ржавый балкон и разбитое стекло окна на пятом этаже и делаю первый шаг в направлении двери в подъезд.

- Ох ты ёпрст, - улыбается; короткие светлые волосы, немного ниже меня, серо-голубые глаза и круглое лицо. – И какими же это ветрами?

Подходим друг к другу, жмем руки и как-то машинально обнимаемся на долю секунды. Дешевый одеколон. Запах пота.

- Гуляю вот.

- Нормально ты прошелся, верст «-дцать» точно сделал, - кладет руки в карманы; массивная поношенная черная сумка на плече.

- Солидно. Еще не выспался ни хрена. Как жизнь-то?

- Да как, - уголок рта вбок; для этих мест весьма кокетливая манера. – Даже не знаю. Все, как всегда. Ты-то как? Поднялся?

- Не то, чтобы, - махаю рукой, - но на жизнь хватает. Жилье, машина, телка.

- А что еще для счастья надо? – иронично.

Смеемся, понимая всю «тонкость» юмора.

- Торопишься?

- Слушай, да, я… - мнется. – В общем, заказ есть в области. Надо ехать, сам понимаешь. Ты хоть сегодня не свалишь?

Последнее звучит, как «ну скажи, что ты еще со мной поговоришь».

- Да не, я на выходные. Осмотрюсь, все в этом духе. Так что успеем обкурить все, - улыбаюсь.

- Хорошо. Давай тогда, как вернусь, я тебя найду, ага? Ты у своих?

- Да ты прям Шерлок Холмс, блин.

- А хули? - довольно улыбается. – Все, погнал.

Быстрое, но основательное рукопожатие. Киваю. Жора, в отличие от Толика, входит в список людей, которых мне хотелось бы не просто увидеть, но и послушать. Если его не окончательно добила провинциальная романтика – а судя по его бодрому настрою, жизнь в нем теплится, - ему есть, что рассказать.

Он спокоен и сдержан. Но в его глазах что-то блеснуло, когда он меня увидел. И он старался это скрыть. Не трактую пока никак. Пустая трата времени и душевных сил.

Лиза лежит, положив руку мне на грудь. Мне от этого ни жарко, ни холодно. Я знаю кое-что, чего ей не следует знать.

- Холодно сегодня, - говорит.

- Ага.

Ей не следует знать. Но, вообще, мне тоже холодно. Она меня греет. Сейчас. Нужно ли мне что-то еще? Вряд ли. Не от нее. Нечто странное, что еще гнездится во мне, постепенно отходит на второй план, и, чтобы составить контраст с этим, я целую ее в щеку, переворачиваю спиной на кровать и спускаюсь по ее гладко выбритым животу и лобку к влажным и припухлым половым губам, лижу их, лижу клитор. Она немного устала, но через некоторое время начинает хрипло постанывать, и я ощущаю ее готовность и без долгих раздумий поднимаюсь и вхожу в нее, заставляя ее вздрогнуть и издать длительный стон. Не знаю, сколько времени проходит, но она кончает дважды, а после третьего ее оргазма я не выдерживаю и кончаю сам, и совсем небольшая лужица моей спермы стекает по ее животу влево, на простыню, но это никого из нас не волнует. Совсем немного.

Ей не следует знать. Я подтверждаю это своими ощущениями после оргазма. Я не здесь. Уже не здесь. Уже не с ней. Увы.

Я довольно долго встречался с Лизой. Раньше она жила в этом доме. Как сообщил мне Коля Степанов, мой школьный друг, к которому я зашел и с которым курил на лестнице в течение двадцати минут, все должно быть также. Я сел на одну из немногих еще работающих в городе маршруток и добрался до дома по проспекту Комсомола. И сейчас, стоя перед кирпичным пятиэтажным зданием, украшенным странным граффити, очевидно, рук заезжих мастеров, я раздумываю, стоит ли мне вообще интересоваться тем, что там, внутри.

Я довольно долго встречался с Лизой, и мой отъезд положил конец этим отношениям. Я об этом знал уже когда покупал билет. А она… Ей не следовало знать. И все на этом. Что-то она могла надумать. Но моих контактных данных у нее не было. Я знал о том, что некоторый интерес с ее стороны был. Но она не была слишком настойчива. Что-то у нее в душе, конечно же, подгнило. Наверняка. Но с каждым может случиться что-то такое. Даже со мной. Мало ли.

Традиционно открытая, несмотря на домофон, дверь. Навстречу мне по лестнице спускается высокий худой парень с мутным взглядом. Замирает, увидев меня. Кивает и бормочет «здорово», и я, на всякий случай, отвечаю приветствием. Что-то обдумав, он кивает сам себе и движется дальше. По своим делам. Вежливо отодвигаюсь, пропускаю его, вздыхаю и поднимаюсь дальше. Третий этаж. Квартира номер пятнадцать. У меня на Предпортовом – триста семьдесят два. Мало ли.

Звонок. Мелодичная трель. Контрастно в сравнении с неслабо размазанной по металлической двери краской. Тут явно кто-то что-то написал. Не помню, чтоб это здесь было при мне. Красные, зеленые и белые полупрозрачные полосы. Явно пытались оттереть. С усилием, но не особо успешно.

- Кто там? – женский голос.

- Мария Сергеевна, это Дмитрий, помните? – полный мудак, надежды гаснут.

- Кто? – немного возмущенно, но без истерики.

- Ну, Дима Белов.

Молчание. Щелчок замка. Дверная цепочка. Постаревшее и несколько обозленное лицо низкорослой матери Лизы.

- Вот оно что, – немного рассеянно кивает.

Так неловко я себя не чувствовал довольно давно. Я даже не пытался отрепетировать эту ситуацию. Само собой навеяло.

- Вы извините за беспокойство, я просто хотел узнать, как дела у Лизы, я…

- В этом доме тебе никто ничего не скажет, ясно? – твердо произносит Мария Сергеевна. – Лучше просто уйди. Просто не спрашивай.

Дверь передо мной снова закрыта. Надпись размыта до неузнаваемости, но растворителя явно было еще меньше, чем решимости оттереть ее полностью. Я понимаю такую реакцию, с одной стороны. С другой – шесть лет прошло. Чертова старая карга. Степанов как-то неловко молчал, прежде чем ответить на вопрос, здесь ли живет Лиза. Потом просто подтвердил это, и все. На вопрос, общается ли он с ней, не ответил ничего. Когда Лиза гуляла со мной, они были знакомы. Постольку, поскольку, но все же знакомы. Обещаю себе узнать что-нибудь у других или зайти позже. Тупой, бессмысленный интерес. Я знаю, что не будет «прости» или «тебе же так лучше» или еще какого-нибудь дерьма. Банальный праздный интерес.

Подтянутые груди Лены встают перед моим внутренним взором в полный рост. Потом ее бессвязный вопль гремит в глубине сознания. Потом дневной свет ударяет мне в лицо, и сейчас, выйдя из подъезда, я понимаю, что настал день. Новый. Странный.

Жора говорит, что работает по заказам. Говорит, что выживает понемногу.