Самоидентификация

После двадцати минут разговора с каким-то модным писателем, у меня начали сворачиваться синапсы, я согласился с предложенной им концепцией мировосприятия и снова пошел за алкогольной газировкой. Мик в зале, где крутят видео.

Все ищут новые пути создания мира в мире. Это круто. Но мне не круто, потому что я не могу уживаться в одном мире со своими желаниями. Мне легче спокойно отойти в сторону и не спорить, чем доказывать свою правоту. Я смотрю на картину из разноцветных мазков, с черным ядром и ярко-светлыми круглыми пятнами вокруг. Подпись гласит «Социальная Фрустрация, Грег Суноев». Догадываюсь, это псевдоним.

- Как Вам это? – паренек в очках, с длинными патлами, остро пахнущий «Fahrengheit 451», внезапно возникает за моей спиной; отпивает из стакана виски. – Картина, I mean.

- Неплохо, - пожимаю плечами. – Конструктивно, кажется.

- Ее следует понимать буквально, - вздыхает. – Честно говоря, это самое важное, что я рисовал когда-либо.

- Да?

- Абсолютно, - допивает залпом все, что было в стакане. – Понимаете, это то, как я вижу социальную разрозненность и бесцельность культуры потребления.

- А в чем, по-вашему, цель? – интересуюсь.

- Не знаю, - качает головой. – Мы пока не можем оттолкнуться от бесцельности, куда нам до великих целей. Видите, – показывает пальцем на черное ядро, - это центр потребительского ада, ядро тьмы, беспроглядной пустоты, бездуховности. А вокруг него – души и их интересы. Но они не внутри ядра и не слишком далеко от него – им не ясно, что делать. Они мечутся в своих интересах – естественных, социальных – любых. И они не получают удовлетворения ни от тьмы, ни от пестроты, ни от собственного света. Они разрозненны. Потеряны.

- Ясно.

Парень действительно копнул глубоко. Я – пятнышко света. Круто.

- Рад, что Вам понравилось, - снова вздыхает; смотрит в стакан и уходит; видимо, чтобы наполнить опять.

Толку-то от этих изысков? Они изображают, что не так, высмеивают, но не дают никакого ответа. И так вечно. Все искусство построено на этом. Они делают вид, что все поняли, но то, что они поняли, было ясно еще до них. А решений все нет.

- Ты как? – Мик хлопает меня по плечу. – Я просто охуел от этих видеоинсталляций. Как после ЛСД-трипа, ей-богу.

- Надо было мне туда же идти, - усмехаюсь. – Видишь? – киваю в строну картины. – Это социальная фрустрация.

- Ну, круто, - смеется. – Пошли, скоро огласят победителей этого года.

- Это будет нечто.

Грег Суноев оказывается в списке награжденных. Когда он выходит на сцену, его взгляд на пару секунд замирает на мне. На поразительно длинную, тягучую пару секунд. В его взгляде – что-то знакомое. Странное, пугающее.

Он что-то знает.

Или просто делает вид.

Вечером в клубе должны быть все наши. Все мои друзья. Пока в ложе собрались только Вик с Машей и Алессио. Никаких громких слов, никаких массовых праздников. Не хочу. Я странно отношусь к Дню. Но сегодня я уже на «яге», и это улучшает настроение. Впрочем, я все равно позвонил папиному знакомому, чтобы тот отогнал ее в мой гараж. Не факт, что по дороге из клуба я буду в состоянии рулить. Одно дело – ехать после «шампуня» или нескольких дорожек, и другое…

А что другое?

Выжрать MDMA и пойти плясать и расцеловывать всех подряд? Не знаю.

Прохожусь по клубу. Не очень людно, но ритм уже задан. Ди-джей играет прогрессив. Пока что мягкий, приятный. Ближе к ночи станет жестче.

На массивном кожаном диване в скромной ложе на двоих сидит с какой-то полуголой – это называется откровенное вечернее платье, - чикой один мой знакомый. Отец Афанасий, священник одного довольно крупного московского монастыря. В миру – просто Саша. Здороваюсь. Он хлопает телку по попке и отправляет погулять. Приглашает присесть.

Сажусь. Потягиваю «перье» из стакана. У отца Афанасия – очевидно, какой-то недешевый коньяк в бокале.

- Как жизнь, отец? Как служба? – интересуюсь.

- Ай, не жалуюсь, – смеется, поглаживает мелкую бородку. – Страна здоровеет, духовность крепнет.

- Это круто.

- А ты сам-то? Давненько не причащался, а? – хохочет.

- Грешен, - улыбаюсь. – А у меня, кстати, сегодня ДР.

- Ох ты как, - искренне удивляется. – А где будешь отмечать?

- Кажется, нигде.

- Э-э, уныние – грех, имей в виду, - махает пальцем. – Ну, я все равно обязан сделать подарок, - улыбается. – Хрен с ним, что я не на работе, - размашисто крестит воздух напротив меня. – Отпускаю тебе все грехи от рождения до послезавтра, сын мой.

- Ох, аж сразу полегчало, - со смехом.

- Только раз такое бывает, пользуйся, - поднимает бокал. – За тебя! – опрокидывает приличный остаток содержимого в себя. – Косячь заново, сын мой.

Перекидываюсь с ним еще парой фраз. Ухожу гулять дальше.

Отец Афанасий – занятный парень. Посмотрев на его манеру отдыхать, нетрудно понять, почему возникают инциденты типа того, на Сахалине, когда мужик начал стрелять в храме Воскресения. Но не все должно быть видно всем. Вера поддерживается слепотой.

Снова встречаю Васю Сорокина. Фотограф и промоутер. Веселый, круглолицый. Он явно сегодня на веществах. Постоянно пританцовывает. Очень позитивный человек.

Замечаю, что давно не читал его блог. Говорю, что его социальные вбросы меня всегда вставляли. Он говорит, что у него уже больше тысячи постоянных подписчиков, и пора писать мемуары. Говорит, это будет псевдобиография. Типа того. Заодно рассказывает про какую-то телку, с которой расстался на днях. Долго, торопливо и муторно. Мне кажется, это кокаин и «экстази». Одно продляет действие другого. Надо спросить у Алессио, делают ли так.

- У нее сиськи, как у коровы – здоровые и отвисшие. Вымя, блядь, с сосками в кулак каждый. И она мне чешет – мол, у меня мерзкая рожа, и она не хочет меня видеть. Я драл ее в зад три месяца. А-а, мужик, жить круто!

Смеюсь. Не столько от содержания его речи, сколько от манеры изложения.

- Мне кажется, тебе следует прекратить принимать антидепрессанты.

- Я и не принимаю, мужик!

- Значит, надо начать принимать.

Оба ржем.

- У тебя клевый пиджак, мужик. И футболка что надо. Ты крут. Никого не слушай. Ты крут.

Обнимает меня.

- Я помню, у тебя сегодня днюха. Поздравляю!

- Хрена у тебя голова! – удивляюсь искренне, без шуток; вот уж от кого не ожидал.

- Читай мой блог, - подмигивает. – Все будет круто!

Прохожу мимо ложи, в которой сидят серые, сексуально одетые, но неинтересные телки. Трое из них встают и идут к бару. Я тоже решаю взять стаканчик чего-нибудь покрепче воды. Ловлю краем уха разговор телок у стойки. Повторяется слово «ржака», идет быстрое обсуждение окружающих, раздаются советы типа «не обращай внимания», упоминается наращивание ресниц. По виду – студентки. По факту – возможно, проститутки. Я уже не знаю, в чем серьезно разница между этими двумя терминами. Ну, кроме того, что вторе – это уже стабильная профессия, а не мало что значащий соцкласс, как первое.

Две телки, перекрашеные в хлам, засыпанные блестками, целуются друг с другом посреди зала. Не эстетично. Раздражает.

Мне чего-то не хватает. Чуть не разливаю виски с содовой и льдом, спотыкаясь. В голову ударяет теплая волна. Подняв взгляд, я вижу Димку. Он стоит, потягивая мутный коктейль. Ни с кем не говорит. Смотрит на ди-джея, играющего на «двухтысячных» «пионерах» и девочек «гоу-гоу». Подхожу. Здороваюсь.

- Извини. Не отзвонился, - бормочет; торопливо отпивает и сглатывает.

- Ты как? Разобрались?

Кивает.

- Выпустили под залог. Но дело заведено. Экспертизу на стафф успели провести. Слишком много видео с места. Очевидцев. Номер засветили. Короче… - замирает. – В общем, могут посадить.

Последние слова звучат, как приговор. Вся его речь проходит под звучание одного и того же повторяющегося слога вокалистки под растущие в объеме средние и высокие частоты. Когда он произносит последние слова, на секунду помещение заполняет «белый шум», и когда он прекращается, и снова звучат бит с басом, мы оба облегченно вздыхаем. Димка на год моложе меня. Он вытаскивает пачку сигарилл, торопливо закуривает. Рука дрожит. Постоянное напряжение.