Страница 3 из 85
Когда мы наконец отдышались, я спросил:
— Марта, это, конечно, не мое собачье дело и ты можешь меня послать, но часто ли ты этим занимаешься?
— Сексом? Регулярно.
— Ты знаешь, что я имею в виду: цепляешь мужчин в барах.
— Когда на меня находит, — лениво ответила она. — А тебя это задевает?
— Конечно нет. Но разве это не опасно?
— Так в этом вся и прелесть! Слушай, дружок, да сейчас многие этим занимаются. Богатые, независимые женщины вроде меня, имеющие возможность самим выбирать себе удовольствия. Скажи, много ли баб раньше могли себе такое позволить?
Я задумался: она была права.
— Я рад, что ты выбрала меня.
Она поцеловала меня в щеку, затем собрала свои одежки и сумку и отправилась в ванную.
— Там ручка в бачке плохо работает, дерни пару раз, — крикнул я вслед.
— Конечно, в таких местах всегда так.
Я стремглав оделся, проскочил в гостиную и обшарил карманы ее шубы. Спички из шикарной гостиницы «Четыре времени года», на подкладке вышиты инициалы «М. Т.» и ярлык бутика «Баркарола». Я знал эту лавочку — фантастически дорогая.
Она вышла из ванной и протянула несколько банкнотов. Я сунул их в карман, не считая.
— Как мне связаться с тобой, Питер?
Я помог ей надеть шубу и записал на листочке номер моей службы ответов и фамилию. Она сунула листок в сумочку.
— Пойдем, усажу тебя в такси, — сказал я, и она снова чмокнула меня в щеку.
Я даже не надел пальто и шляпу. В темном вестибюле мы встретили старую миссис Фульц — она жила в цокольном этаже. Старуха с подозрением глянула на меня.
Я усадил Марту в такси, улыбнувшись на прощанье. Затем, дрожа от холода, рысью понесся назад. Одного взгляда на дешевую гонконгскую копию наручных часов от Картье было достаточно: до встречи с Артуром и Дженни Толливер у «Блотто» оставалось двадцать минут.
Я уже не в первый раз изменял любимой женщине и знал правила. Прежде всего надо почистить зубы. Дважды. Принять душ. Дважды. Самое главное — вымыть волосы, потому что иначе они пахнут чужими духами — и сексом.
Переодевшись, я помочился, не удосужившись дважды дернуть за ручку бачка, побрызгал одеколоном на щеки и шею и был готов к будущему.
А потом посмотрел, что же сунул в карман — три двадцатки. Значит, она дала мне десять долларов на чай. Отлично! Я мельком глянул в зеркало — хотите верьте, хотите нет, но я совсем не изменился.
Глава 5
Возрождение Вест-Сайда выразилось в том, что на авеню Колумба появились антикварные лавки, бутики и салоны красоты как для мужчин, так и для женщин, а также ресторан «Блотто»: здесь полагали, что основой итальянской кухни служит чеснок, причем в большом количестве.
Уровень шума в «ристоранте» уже достиг критической точки. В воздухе стояла божественная смесь запахов: трав, оливкового масла и особого томатного соуса: Блотто делал его таким острым и кислым, что он вполне мог растворять тарелки. Над баром висел плакат: «С Рождеством и Новым, 1986 годом!»
Потные официанты, воздев подносы над головой, носились как одержимые. Ошалевший метрдотель вопил стоявшим в очереди, что подождать можно и в баре. Где-то разбилась тарелка, вскрикнула женщина, бармен ударил в колокол — таким образом он отмечал щедрые чаевые.
Я огляделся: Дженни Толливер, Артур Эндерс и Кинг Хейес — мой приятель, черный манекенщик, — сидели за угловым столиком. Я прорвался сквозь толчею, пожал руку метрдотелю, потрепал по плечу официанта и поприветствовал нескольких знакомых.
Я наклонился и поцеловал Дженни в лоб.
— Ну как дела у моей совершеннолетней?
— Как хорошо от тебя пахнет… Где ты был?
Вместо ответа я улыбнулся Артуру и Кингу, проскользнул на свободное место, налил себе белого вина из уже заказанного ими графина и объявил:
— Сегодня плачу я.
— Что случилось? — Артур Эндерс заморгал белесыми ресницами.
— Умер богатый дядюшка! — И я постарался переменить тему.
Мы изучили меню, хорошо понимая при этом, что следует выбирать самые дешевые блюда: спагетти с мясными фрикадельками, салат из овощей и еще графин домашнего белого вина — я неоднократно уверял, что владелец «Блотто» на самом деле моет этим вином тарелки: оно такое едучее, что все вычищает.
Всучили официанту заказ и принялись обмениваться накопленной за день информацией.
Я рассказал, что прослушивание не прошел, но зато мне пообещали работу по озвучиванию какого-то фильма, и поэтому Сол Хоффхаймер выдал мне аванс.
Артур Эндерс — говорил он с акцентом штата Небраска — объявил, что нашел временную работу на рождественской распродаже в универмаге «Мейси»:[4] будет три раза в неделю торговать мужскими перчатками.
Кинг Хейес по-прежнему подрабатывал на почте: сортировал конверты для последующего запуска в считывающее устройство.
У Дженни Толливер, дизайнера по тканям, единственной из нас, была настоящая работа. Сейчас она по заказу работодателя превращала цветочные орнаменты Берлингтона Миллза в рисунки для постельного белья.
— Надо сделать, как у него, но чуть-чуть не так, чтобы нам не вчинили иск, — засмеялась она.
Нам принесли еду, и мы занялись обычным ритуалом — тому передать соль, тому перец, оливковое масло, уксус, разливали вино по стаканам.
Мы ели, болтали, смеялись, заказали третий графин вина. Мне было тридцать пять, Артуру Эндерсу и Кингу Хейесу по тридцать два, Дженни Толливер — двадцать восемь лет. И мы по-прежнему верили, что впереди нас ждет что-то хорошее. Все, чего мы желали, все, о чем мы мечтали, — все возможно.
Мы были пьяны от шума, гама, табачного дыма, вина, грубой пищи и болтовни. Дружеской болтовни.
Будущее принадлежит нам, конечно, случаются неприятности и трудности, но все это временно. И когда мы поднялись, я швырнул на стол деньги величественным жестом прожигателя жизни, властелина Вселенной.
Глава 6
Дженни Толливер предложила пройти к Центральному парку и сесть в автобус, но я терпеть не могу ждать и потому настоял, чтобы мы взяли такси до ее дома на Западной Девяносто пятой улице.
Дженни была очень забавной. Периоды холодности, собранности, задумчивости сменялись у нее приступами лихорадочной активности и веселья. Мы встречались уже четыре года, и, наверное, именно эта ее противоречивость меня интриговала и удерживала.
В такси она прильнула ко мне.
— Ты наверняка сейчас на меня разозлишься.
— С чего бы?
— Ну, у меня сейчас эти дела…
Слава Богу, подумал я, а вслух произнес:
— Да, обидно.
Она прижалась ко мне еще плотнее.
— Но мы можем заняться чем-нибудь другим. Точнее, я могу заняться… Кое-что сделать для тебя.
— О нет! Что ж я за мужчина, если получу удовольствие, ничего не давая взамен!
Она отодвинулась и с восхищением глядела на меня.
— Ты такой засранец! Замечательный засранец!
Я засмеялся и обнял ее.
— Но я приму стаканчик того поганого бренди, которым ты лечишься от простуды. А потом поеду домой: мне завтра работать.
Она жила в огромном доме, вестибюль которого был украшен в стиле «арт деко», а лифт разрисован фресками под Ватто. На двери ее студии — просторной, с высокими потолками — висела табличка: «Злые собаки».
Убранство отражало двойственность характера Дженни: светлая шведская мебель и темно-зеленые и синие шторы и обивка. На стенах абстрактные картины, а на кушетке — тряпичная кукла. Хрустальный графин для коньяка рядом с жестяной пепельницей, на которой начертано «На память об Атлантик-Сити».
Она налила мне бренди и отправилась в ванную переодеваться. Я достал сигарету из эмалевой шкатулки и расслабленно раскинулся на кушетке — я актер, я могу сыграть покой и смирение.
Дженни вышла из ванной босиком, с распущенными волосами, в старом фланелевом халате с растрепанным шнуром. Свернулась калачиком рядом со мной.
4
«Мейси» — один из крупнейших в Нью-Йорке универмагов.