Страница 64 из 83
Я снова обратился к письмам Бишопа, с которыми Амброз сопоставлял полученные им из досье архамских газет сведения о гибели людей, упоминаемых в корреспонденции Бишопа. В них я обнаружил тоже тревожную параллель, о которой я не решался рассказать Амброзу, так как у него был нездоровый вид, что, вероятно, объяснялось плохим сном; но нельзя было не заметить, что все назойливые люди, шпионившие за Джонатаном Бишопом, исчезли, а позже были обнаружены их тела. То же случилось с Джоном Друвеном, который постоянно совал свой нос в дела Илии Биллингтона. Более того, что бы мы ни думали о невероятности всех происшедших событий, нельзя отрицать, что те люди, о которых писал Джонатан Бишоп, действительно исчезли и сообщения об их смерти были напечатаны во всех газетах – их мог прочитать всякий кому не лень.
– Даже если это так,– сказал Амброз, когда я поднял на него глаза,– я не знаю, с чего начать. Все собранные здесь книги – старинные, и многие из них не так просто читать. Некоторые тома – просто переплетенные рукописи.
– Не беда. У нас куча времени. Мы ведь ничего не сделаем за один день!
Казалось, мои слова принесли ему облегчение, и он, вероятно, хотел продолжить беседу. Но в этот момент послышался стук в большую входную дверь, и он встал со своего места, чтобы открыть гостю. Прислушавшись, я понял, что он пригласил кого-то в дом, и торопливо убрал со стола газеты и документы. Но он не привел своих посетителей – их оказалось двое – в кабинет, и через полчаса, проводив их до двери, вернулся в комнату.
– Это были местные должностные лица,– сказал он. – Они занимаются расследованием случаев убийств, совершенных в районе Данвича,– скорее, случаев исчезновения людей. Как это ужасно, могу их понять; если их всех обнаружат, как и первую жертву, то здесь об этом долго не забудут.
Я подчеркнул, что район Данвича пользуется дурной репутацией.
– Но что они хотели от тебя, Амброз?
– Кажется, они получили от местных жителей заявления по поводу звуков, я имею в виду крики, вопли, которые они слышали, и так как мой дом находится поблизости от того места, где пропал Осборн, они хотели выяснить, не слышал ли и я чего-нибудь.
– Ты, само собой разумеется, не слышал?
– Конечно, нет.
Зловещие совпадения метода расправ как в прошлом, так и в настоящем, кажется, не приходили ему в голову, и, даже если он отдавал себе в этом отчет, он ничем себя не выдал. Я решил не привлекать его внимание к этому и переменил тему разговора.
Я сообщил ему, что убрал газеты, и предложил совершить прогулку перед обедом, считая, что свежий воздух пойдет ему на пользу. Он с радостью согласился.
Мы вышли из дома. В лицо нам ударил тугой ветер, который давал понять, что зима не за горами; листья уже опадали с деревьев, и, разглядывая их, я с неясной тревогой вспомнил, каким почтением пользовались они у древних друидов. Но это было мгновенное впечатление, вызванное, вероятно, моими постоянными мыслями о каменном круге неподалеку от круглой башни, да и мое предложение о “прогулке” было лишь завуалированным желанием осмотреть башню в сопровождении кузена. Мне не хотелось, чтобы ему стало известно о моем желании посетить ее, хотя я непременно совершил бы такой визит один, если бы представился случай. Я выбрал путь в обход, чтобы обогнуть болотистую местность между башней и домом. Сделав крюк, мы подошли к ней с южной стороны по высохшему руслу притока реки Мискатоник. Время от времени кузен обращал мое внимание на древний возраст деревьев и постоянно подчеркивал при этом, что на них нигде не встретишь никаких отметин, оставленных топором или пилой. Я не мог определить, что звучало в его голосе – гордость или сомнение. Я заметил, что старые дубы похожи на деревья друидов, и он бросил на меня острый взгляд.
– А что тебе известно о друидах? – поинтересовался он.
Я ответил, что мне о них известно сравнительно немного. Мне никогда не приходилось размышлять над тем, что существует основополагающая связь между различными древними религиями или религиозными верованиями, такими, как друидические. Мне это и в голову никогда не приходило, и я откровенно в этом признался. Методы создания мифов, конечно, были в своей основе близкими; все они являлись следствием страха, который мы испытываем перед неведомым, или же простого любопытства; однако нужно уметь проводить различие между мифами и религиозными верованиями, точно так же, как между суеверием и легендами, с одной стороны, и религиозными убеждениями и принципами этики и нравственности, с другой. Слушая меня, Амброз хранил молчание.
Мы продолжали молча идти вперед, и вдруг произошел весьма любопытный инцидент. Это случилось, когда мы подошли к высохшему руслу бывшего притока.
– А,– сказал он довольно хриплым, непохожим на обычный голосом. – Вот мы и пришли к Мисквамакусу.
– Что? – переспросил я, с удивлением поглядев на него.
Он посмотрел на меня, и я заметил, как в его глазах происходит рефокусировка. Заикаясь, он проговорил:
– Ч-ч-то? Ч-то ты с-к-каз-зал, Сти-вен?
– Как ты назвал этот ручеек?
– Понятия не имею,– покачал он головой. – Нет, этого не может быть. Мне неизвестно, было ли у него вообще когда-то название.
Он был искренне удивлен и даже немного рассердился. Увидев, в каком он состоянии, я не стал настаивать. Я сказал, что, вероятно, ослышался или мое воображение начинает меня подводить, но он на самом деле только что произнес название этого притока, который когда-то бежал по высохшему руслу. И название его звучало довольно странно – похоже на имя “древнего чудотворца” племени вампанаугов, того старого “колдуна”, который, по легенде, заключил в круге камней “Существо”, не дававшее покоя Ричарду Биллингтону!
Этот случай произвел на меня неприятное впечатление. Я начал подозревать, что состояние моего кузена гораздо серьезнее, чем казалось на первый взгляд. Странный характер моего нового открытия только усилил опасения. Но вскоре последовало еще более удивительное подтверждение моих подозрений.
Мы больше не разговаривали, и молча, без особого труда шли вверх по высохшему руслу бывшего притока реки. Вскоре мы вышли из растущего вокруг подлеска на то место, где стояла башня на островке из песка и гравия. Вокруг башни из грубых, неотесанных булыжников было выложено кольцо. Кузен обратил мое внимание на эти камни, объяснив, что их принесли сюда “друиды”, но было достаточно беглого взгляда, чтобы убедиться, что это не так. У этих камней, например, не было того узора, которым отличаются кладки каменного века. Этот каменный круг, разбитый во многих местах, обложенный причудливыми наносами высохшей, потрескавшейся почвы, носил на себе явные признаки труда человека. Смутно угадывался какой-то узор, но я скорее догадался, чем понял, что роль ему предназначалась иная – может, ограждения перед башней, осмотр которой и подтвердил все то, что я ожидал от нее в свете прочитанных мной накануне записей. Я часто в прошлом посещал башню, но сейчас, когда я вошел в круг из разбитых камней, мне показалось, что это – мой первый визит сюда. Такое возникшее во мне ощущение я частично объяснял просветительским эффектом от чтения документов, предоставленных мне Амброзом, но, с другой стороны, оно объяснялось и сменой обстановки. Я сразу это понял. Прежде башня производила на меня впечатление заброшенной старой реликвии ушедшего в неясное прошлое века, а теперь, быть может под влиянием минуты, она предстала передо мной как грозное, внушающее страх строение, вокруг которого витала аура отдающей злом непроницаемости, недоступности для времени со слабым, раздражающим кладбищенским запахом.
Тем не менее я начал приближаться к ней, словно она была для меня чем-то прежде не виданным. Это был новый для меня опыт. Я хорошо знал внешний вид камней, но мне хотелось постоять внутри, изучить резьбу на каменной лестнице, а также фигуру или узор на более крупном и менее старом камне, который кузен извлек из крыши. Я тут же увидел, что узор, вырезанный на камнях по ходу лестницы, был точной миниатюрой загадочного окна в кабинете моего кузена. С другой стороны, рисунок, высеченный на вывороченном с крыши камне, оказался, как это ни странно, антиподом – не круг, а звезда, и не прямые линии, а ромб и столб огня или что-то в этом роде.