Страница 37 из 39
Когда входная дверь уже захлопнулась за моей спиной, я услышала крик Рунова:
— Ольга, постой!
— Я не Ольга, я Жанна, — сказала я, но вряд ли он меня услышал, слова прозвучали тихо — остаток сил исчерпал мой эффектный уход.
Он догнал меня внизу.
— Не глупи, ты поедешь со мной.
— Ты решил, что я могу заменить тебе Ольгу?
— Хватит о ней, — он болезненно поморщился. — Я ее никогда не любил, а тебя люблю.
Я высвободилась из его рук и ответила:
— Зато я не люблю тебя.
Самое интересное, что в тот момент я понимала, что вовсе его не обманываю.
ГЛАВА 16
Небо над Москвой было цвета застиранного белья. Но в воздухе уже витал неуловимый призрак скорых новогодних празднеств.
Я бесцельно брела в надвигающихся сумерках на отдаленный свет и отголоски музыки. Миновав несколько кварталов, я оказалась на небольшой площади с елкой, убранной игрушками. Вокруг меня сновал гогочущий люд с озабоченными, а порой и вдохновенными физиономиями. У края тротуара с неистребимым энтузиазмом трясли своими нехитрыми товарами московские коробейники. Возле елки стояли пятеро озябших музыкантов и, пританцовывая на рыхлом снегу, исполняли на духовых инструментах модные шлягеры. Лица музыкантов покраснели от мороза и натуги, а ноты, закрепленные на пюпитрах, покрылись снегом. Перед музыкантами стояла металлическая банка из-под оливкового масла для добровольных пожертвований.
Я сунула руку в карман шубы, извлекла несколько купюр, пригоршню мелочи и сунула в заснеженную жестянку. Деньги для меня не представляли больше никакой ценности, а этим замерзшим ребятам могли вполне пригодиться хотя бы на бутылку для согрева.
Пухлый саксофонист спросил меня:
— Что вам сыграть?
— «Лодку среди кувшинок», — машинально произнесла я.
Он удивленно приподнял брови, поскольку это название ровным счетом ничего ему не говорило.
— Играйте что хотите, — поправилась я.
Они и впрямь заиграли что-то в стиле рока. Ко мне тут же подбежал какой-то длинный парень и потащил танцевать. У меня не было сил сопротивляться, и потому я просто повисла на нем, как кошка на заборе. Парень радостно улыбался мне, обдавая перегаром.
— Ольга! — услышала я, но не обратила внимания: мало ли на свете женщин с именем Ольга?
Кто-то дернул меня за рукав, я обернулась и увидела маленькую щуплую старушку — в чем только душа держится? Она беспрестанно повторяла:
— Оля, Оля, куда же ты пропала?
Пока музыка не кончилась, парень таскал меня по умятому снегу, а старушка кружилась вокруг нас, как собачонка, нашедшая хозяина.
Когда я наконец с большим трудом отлепилась от своего кавалера, она снова крепко вцепилась в мой рукав тоненькими замерзшими пальчиками.
— Оля! Оля! Ведь это же ты! Я не могла ошибиться! — Она торжественно огляделась в поисках поддержки, но на нас никто не обращал ни малейшего внимания.
— Можете меня отпустить, я никуда не денусь, — сказала я старушке.
Мне и впрямь некуда было деваться, теперь я целиком и полностью принадлежала самой себе.
— А почему ты так долго не приходила? — допытывалась старушка.
— Я? Не приходила?
Я не знала, кто такая эта старушка в потертой кроличьей шубе и старомодной шляпке с вуалеткой, я видела ее первый раз в жизни. Бедняжка, наверное, она попросту обозналась.
— Разве можно пропадать на целых десять лет? — убеждала меня она, и ее маленькая высохшая голова тряслась от старческого тика. — Я ее жду, жду, каждый день в любую погоду хожу на бульвар, а ее все нет и нет. Ты что, забыла, что я старая и могу в любую минуту умереть? Ну-ка, пошли.
И она повела меня за собой, дорогой рассказывая, как именно она пыталась меня найти. Тут меня осенило. Господи, сказала я себе, да она же имеет в виду Ольгу. Я должна была немедленно все ей объяснить, но это мне никак не удавалось. Едва я открывала рот, как старушка обрушивала на меня очередной поток эмоций. Мало-помалу из ее рассказа я поняла, что их с Ольгой знакомство было вообще-то шапочным, иногда они вместе прогуливались по бульвару, болтали о том о сем и скоро, несмотря на солидную разницу в возрасте, прониклись взаимной симпатией. А потом встречи прервались, потому что Ольга неожиданно перестала приходить на прогулки. Старушка не знала ни ее адреса, ни фамилии, потому и не смогла найти.
История эта произвела на меня странное впечатление: Ольга проводила вечера в беседах с пожилой женщиной? На мой взгляд, это не совсем укладывалось в тот образ, который я себе прежде нарисовала. Ольга казалась мне замкнутой, сосредоточенной, даже демонической личностью, не склонной к сантиментам.
А старушка продолжала тащить меня за собой, и мне все никак не удавалось ей втолковать, что я не Ольга. Мы вошли в подъезд старого дома, и она, облегченно вздохнув, сказала:
— Вот отдам тебе то, что ты у меня оставила, и буду спокойно ждать смерти. А то я вся испереживалась: куда же мне девать твое добро?
Ее однокомнатная квартирка оказалась на первом этаже. Она довольно долго возилась с замком и виновато поясняла:
— От сырости совсем дверь перекосилась.
Мы вошли в крошечную прихожую, устланную разноцветными кусками ковровой дорожки. Я разулась и пошла за ней в комнату, обставленную мебелью послевоенных лет: комод, трюмо из полированного дерева, круглый стол, покрытый вязаной скатертью. У окна пристроилась старинная швейная машинка «Зингер», такая же, как у моей матери. Бог знает сколько времени воспоминания детства не являлись мне столь явственно. Не дожидаясь приглашения, я села за стол, стараясь подольше задержать в себе это давно утерянное и вновь обретенное ощущение.
— Сейчас я напою тебя чаем, — пообещала старушка. Вышла на кухню и скоро вернулась с маленьким жостовским подносом, на котором стояли две чашки, заварной чайник и вазочка с вишневым вареньем.
Сто лет я не пила такого вкусного чая и не слушала таких простых, неторопливых рассказов о жизни. В какой-то момент старушка спросила:
— Ну а ты как жила все это время?
Я смутилась, потому что мое вынужденное вранье с каждой минутой лишь усугублялось.
А она, как назло, не прекращала расспросы:
— А твой молодой человек? Надеюсь, у тебя с ним все в порядке?
Мне оставалось только время от времени неловко поддакивать ей, момент для откровенного признания был упущен. Я уже не в силах была ее разочаровать, а может быть, даже и причинить ей страшную боль. Да и зачем этой старой женщине знать настоящую историю жизни Ольги? Я стала что-то ей рассказывать, и получалось у меня довольно складно, настолько, что ее морщинистое маленькое личико светилось теплой улыбкой.
— Я рада, как я рада, — призналась она и спохватилась: — Господи, да ведь я чуть не забыла… Твой чемоданчик… Постой, я сейчас, сейчас…
Она открыла гардероб с зеркалом во всю створку и вытащила небольшой чемодан, с таким я когда-то ездила в пионерский лагерь.
— Что это? — Я не сдержала удивления.
— Как что? Ведь ты сама мне его передала при нашей последней встрече. Сказала: «Пусть пока побудет у вас, я скоро за ним приду». И пропала на целых десять лет.
Сердце мое забилось от фантастических предчувствий, дрожащей рукой я нажала на замки, легко поддавшиеся от одного прикосновения, приподняла крышку. В чемодане лежал предмет, аккуратно завернутый в плотную бумагу. По внешним очертаниям это могла быть, например, шкатулка, или коробка, или… книга. Я не стала разворачивать сверток, я и так слишком хорошо знала, что это.
Вы, конечно, догадываетесь, что со мной случилось, когда я снова оказалась в своей квартирке в тихом центре. Да-да, я запила, самым ужасным, самым отвратительным способом. Сначала похмельное забытье было для меня единственной возможностью не прислушиваться к звукам тормозящих у дома автомобилей, шагам на лестнице и шорохам за дверью. На телефон я смотрела как на врага, подозревая, что в любую минуту он разразится звонком. Не знаю, на какой день я поняла, что телефон не таит в себе ни малейшей угрозы, поскольку отключен за систематическую неуплату. Чего же я боялась? За мной могли прийти и арестовать за убийство Карена. Смешно было обманывать судьбу с помощью бутылки дешевого портвейна, но разве у меня были какие-то другие способы?