Страница 9 из 19
— Простите, Аполлинарий Николаевич! Господин Кошко очень просит вас отправиться в “Габай” Звонил по телефону городовой, там убийство.
Подняв голову, Галкин кивнул Ирошникову и Павловскому:
— Вам тоже приказывают оставить закуски!
Так было прервано прощание сыщиков со своим, уже бывшим командиром. Но когда сыщик располагал собой? Тревоги, облавы, трупы...
Едва вышли из теплого и светлого помещения на улицу, как в лицо ударил мокрый колючий снег. Стоявшая последние дни сухая погода с час назад сменилась ураганным ветром и бешеным снегопадом.
От Охотного ряда до Петровки — рукой подать. Но пока открытый “рено” несся по заснеженной мостовой, веером разбрызгивая жидкую мокрядь, Соколов успел изрядно промокнуть. Автомобиль затормозил на углу Петровки и Кузнецкого переулка. Большой богатый дом, весь в лепнине, украшала, отражая свет уличного фонаря, громадная зеркальная вывеска
Товарищество С. ГАБАЙ
Папиросы, табак
Перепрыгнув через лужу, Соколов вошел в ярко освещенный мраморный вестибюль. К нему тут же двинулся навстречу Кошко — с короткой профессорской бородкой, густыми, с проседью усами, умными, лукавыми глазами. Он дружески сказал:
— Тысячу извинений, Аполлинарий Николаевич! Я это дело хочу поручить вам. Один сторож убил другого и сбежал. Впрочем, бухгалтер “Габая” вам все расскажет. Господин Латышев!
Стоявший рядом с городовым худощавый человек лет тридцати с нервным, но довольно приятным лицом, на котором выделялись большие печальные глаза, двинулся к сыщикам. На Латышеве было надето легкое пальто спортивного покроя с небольшим шиншилловым воротником шалькой, мех которого серебристо блестел в свете электричества. Он вежливо поклонился и, заметно сдерживая естественное волнение, сказал:
— Я пятый год служу в “Товариществе Габай” бухгалтером. Я месячные отчеты готовлю, по обыкновению, дома, там никто не отвлекает. Сегодня сел за стол, разложил документы, и — на тебе! Забыл отчетность по нашему петербургскому филиалу. У нас большой магазин на Невском, шестьдесят шесть. Что делать? Живу я неподалеку, в Камергерском, пять, это владение Обуховой. Прибежал, а тут... — Латышев облизнул пересохшие губы.
После потрясения, которое он пережил, молодому человеку было трудно говорить. Однако он справился с волнением, продолжил:
— У нас два сторожа. Один — Сергей Морозов, уже года два служит, он ярославец. Другой — пятнадцатилетний Ванечка Семенов. Его папаша в оптовом отделе был, да на Троицын день помер. Вот сыночка и взяли. Сирота он. Чудесный такой, голубоглазый!
Латышев опять разволновался, высморкался в большой белый платок и с трудом произнес:
— Они вдвоем так и сторожили, чтоб надежней было. Значит, пришел я, кнопку электрического звонка нажимаю. Они обычно сидят на втором этаже возле лестницы — там удобная подсобка с топчанами. Звоню, звоню, никто не выходит. Что, думаю, за арифметика? А дверь потянул, она и открылась. Свет я не стал на всякий случай зажигать, поднялся на второй этаж, толкнулся в подсобку, а там, — Латышев разрыдался, — Ванечка мертвый лежит, вся голова проломлена.
— А где сторож Морозов? — спросил Кошко.
— В том-то и дело, что сбежал Морозов. Нигде его нет.
Я бросился вниз, а там, прямо возле подъезда, городовой проходил. Такое счастье! Я его пригласил сюда, он вам и позвонил по нашему телефону.
В это время подъехал Галкин. Он привез Павловского и Ирошникова. Они ездили в сыск за инструментарием и фотоаппаратом.
— Подымемся, господа, осмотрим место происшествия, — предложил Кошко и ступил на мраморную лестницу.
Срок смерти
Комната сторожей представляла страшное зрелище. На полу валялся худощавый, небольшого роста мальчик. Голова его была проломлена так, что из раны вылезла желеобразная, окрашенная кровью масса — мозги.
Все невольно смолкли, даже перестали скрипеть ломким паркетом. Всех поразил странный звук, похожий на чавканье. Под столом, возле лужи натекшей крови, сидела с красной мордой кошка и жадно лизала.
Латышев топнул ногой:
— Тьфу, ведьма! Пошла прочь! Она у нас на чердаке живет. Недавно окотилась. Надо же, — он помотал головой, — человеческую кровь употребляет.
Кошка шарахнулась на лестничный марш, да там и осталась, испуская жалобное мяуканье.
Медик Павловский констатировал причину смерти: перелом костей свода черепа округло-продолговатым предметом. Оголив ягодицы трупа, он вставил в прямую кишку градусник. Любезно пояснил заинтересовавшемуся этой процедурой Латышеву:
— Труп каждый час остывает примерно на два градуса.
Вот сейчас мы узнаем температуру и очень точно установим время убийства.
Вскоре, взглянув па градусник, Павловский удивился:
— Температура 34,7. Получается, что убийство совершено менее часа назад. Поразительно!
Жеребцов тем временем звонил в полицию:
Дежурный, посмотри, у нас есть что-нибудь на Морозова Сергея Ильича, двадцати пяти лет, уроженца Ярославской губернии?
Через пять минут он докладывал Кошко и Соколову:
— Сторож Морозов проживает на Трубной площади в доме купчихи Кононовой. Два раза привлекался к суду за воровство. В позапрошлом году за кражу денег из посудной лавки Гольдмана отбыл трёхмесячный срок в губернской уголовной тюрьме на Таганке.
Кошко задумчиво почесал ухо:
— Хорош фрукт! К чужому добру тянет молодца. Господин Латышев, Морозов что-нибудь мог похитить?
В несгораемом шкафу — восемьдесят тысяч наличных, но вскрыть его практически невозможно. Сейф в кабинете председателя. Кстати, я уже звонил ему по телефону, хотел пригласить сюда, но горничная сказала, что он в отъезде. Пошли, господа полицейские, на всякий случай проверим сохранность ценностей. У меня есть ключи.
Огонь свечи
Громадная филенчатая дверь оказалась отпертой. Кошко достал увеличительное стекло, внимательно осмотрел замок. Весело произнес:
— А злоумышленник снимал отпечаток замочной скважины! Тут очевидные следы воска.
— Ну, стало быть, и сейф открыт! — уверенно сказал Жеребцов.
И оказался прав. Злоумышленник, видимо, подделал ключ, открыл несгораемый шкаф и даже поленился закрыть.
Кошко подозвал Латышева:
— Взгляните, что похищено?
Латышев едва взглянул, как ахнул:
— Это что творится! Похищены все наличные. И моих документов нет. Как же я сумею сделать отчетность?
Кошко ткнул перстом на капли стеарина возле сейфа:
— Вот, коллеги, указание на то, что преступник пользовался свечкой. Он побоялся включить электрическое освещение, чтобы не привлечь внимание с улицы.
Соколов все время хранил молчание. Он лишь цепким, острым взглядом следил за происходящим. Вдруг обратился к Латышеву:
— Где ночные сторожа оставляют верхнюю одежду?
— Гардероб общий — внизу, возле входа. Я, извините пальто снять не успел. Едва вошел, вся кутерьма началась А вы, господа полицейские, раздевайтесь, здесь тепло протоплено.
Дорога наверх
Кошко во всем любил обстоятельность и передовую, методику, что, отдадим должное, не мешало ему быть талантливым сыщиком. Вот и теперь он опустился в кресло и деловито произнес:
— Коллеги, присаживайтесь! Подведем первые итоги расследования. То, что убийца — Морозов, факт очевидный. Как человек свой, он, видимо, пронюхал о больших деньгах в сейфе. Оставаясь на ночное дежурство, Морозов тайком сделал восковые оттиски замков и по ним изготовил ключи.
— Единственная помеха — мальчик Семенов! — отметил Ирошников, успевший закончить фотосъемку.
— Правильно, Юрий Павлович! — блеснул стеклышками пенсне Кошко. — Морозов устраняет эту помеху — убивает ребенка. Забрав деньги, он бежит. И не появись господин Латышев, об этом преступлении никто бы не узнал до утра. Убийца был бы далеко.
Латышев печально улыбнулся:
— С таким богатством — хоть в Южную Америку!