Тропа гнева

Датис опять сделал попытку охвата, но массагеты снова поскакали назад, на полном ходу поражая персов стрелами. Они были неуловимы, подобно каплям ртути, и метались по равнине, то собираясь в кучу, то рассыпаясь, нанося беспрерывные удары и оставаясь недоступными для персов.

— Их водит сам Ариман! — прорычал Датис.

Раскинув мозгами, он соообразил, что боевой прием массагетов и хорош, и плох: если полководец настигнет их прежде, чем они повернутся лицом к персам, они пропали.

— Недолго побегаете вы, дети праха, — пробормотал Датис зловеще.

— Быстро! Быстро! — загремели голоса начальников.

Небо потемнело от пыли. Земля гудела от ударов копыт. Но замысел полководца не удался — апасаки успели уйти за дюны и неожиданно пошли в атаку. Однако на этот раз массагеты изменили построение: из-за бугра, угрожая острием середине персидского войска, стремительно приближался клин. Сохраб пустил в дело тактику сарматов: клин врезается в середину вражеской лавы, разрывает ее надвое и опрокидывает оба крыла. Войска быстро шли на сближение. Массагеты вдруг яростно завопили.

— Господин! — известил связной. — На правом крыле враг.

— Противник на левом крыле! — сообщили через мгновение другие связные.

Датис осмотрелся и побледнел. Три отряда массагетов (откуда еще два?) обрушили на персов поток бронзовых стрел, выхватили топоры и врубились в ряды конников. Персы сбились в кучу, многие поскакали назад. Датис, размахивая мечом, отчаянно ругался. Его никто не слушал. Каждый, как умел, спасался от преследователей.

Бахрам, отбивая удары секир, завидел в толпе апасаков Кунхаза и Сохраба и посинел от страха. Хорезмиец остро сожалел о том, что ввязался в такое опасное и невыгодное дело. «Почему ты не сидел спокойно в своем стойбище, сын пса?» — ругал себя старик. Он проклинал горбуна, ослепившего вождя «орлов» блеском золота, проклинал Сабри, Гани, Сохраба, Кунхаза, Дария — всех, кого судьба свела с ним на узкой тропе. Но — поздно!..

— А, мой друг! — воскликнул Кунхаз над ухом предателя. — Дай обниму тебя!..

Старейшина апасаков, скаля зубы, стиснул Бахрама в крепких руках, поднял вверх, бросил на землю и наехал на него конем. Удар копытом в лоб завершил дело. Аргабаз, увидев это, натянул повод и вонзил нож в холку своего скакуна. Животное всхрапнуло от боли, кинуло грузное туловище на дыбы и прянуло через ряды воинов, бешено сшибая и опрокидывая всадников. Артабаз вырвался из толпы и погнал коня от места битвы. Сохраб и Кунхаз, потрясая боевыми топорами, прокладывали дорогу к Датису. Поражение персов было явное.

— Назад! — загремел Датис.

Резко запели рога, отзывая конников под защиту пехоты, которая уже подходила к полю боя. Отбивая натиск массагетов, наседающих с трех сторон, войско отхлынуло назад.

— Бей! Бе-е-ей! — кричали массагеты, преследуя врага.

Датис подскакал к стратегу Коэсу и замахнулся бичом.

— Собака! Ноги отсохли у тебя?

Греки спешно выровняли ряды. Гоплиты, закованные в глухие коринфские шлемы, сплошные бронзовые кирасы и сверкающие поножи, замерли в ровном строю, затылок в затылок, стискивая в руках щиты и копья.

— Вели коннице отойти на фланги, — спокойно сказал Датису стратег Коэс.

Оскорбительное слово, брошенное полководцем, разъярило самолюбивого грека. Но помня о том, что он действительно виноват, Коэс терпеливо проглотил обиду. Наемнику хорошо платили. Считая себя честным солдатом, старый головорез не желал получать золото даром.

Конница, услышав новые звуки рогов, разорвала строй надвое. В глаза массагетам сверкнуло позолоченное убранство греков. Не зная об опасности, которая их подстерегала, апасаки поскакали с победным кличем прямо на отряд Коэса, глубоко уверенные в том, что пешие воины сейчас же разбегутся, побросав оружие. Толстые панцири эллинов скрежетали от ударов стрел, трехгранные бронзовые наконечники отскакивали и падали на песок.

Вперед выбежал старик египтянин с длинной кривой палкой в руке. Он размахнулся. Бумеранг пролетел высоко по воздуху, описал дугу, перевернулся, снизился, вдруг метнулся влево и сбил одного из массагетов с коня. За первым последовали сотни других бумерангов. Они поражали всадников с разных, часто с самых неожиданных сторон. Апасаки, напуганные диковинным оружием, остановились. Египтяне быстро отступили. Навстречу массагетам бросились пешие лучники и пращники. Массагеты, однако, уже воспрянули духом. Их конница без пощады разметала легко вооруженных воинов.

Затем последовала атака десяти серпоносных колесниц. Кривые мечи, прикрепленные к дышлам и осям, угрожающе сверкали. При помоши таких колесниц Кир победил Креза: серпы, кромсая все живое, сняли тогда богатую жатву из человеческих тел. Но сейчас персов постигла неудача. Земля тут была неровной, бугры и кочки затрудняли движение этих ужасных повозок. Одни отстали, другие вырвались вперед. Массагеты быстро уничтожали возниц и подняли крик. Кони, впряженные в колесницы, шарахнулись назад и смяли отряд ассирийцев. На поле боя вырвался слон. Под его ногами гудела земля, вопли невиданного животного походили на скрип огромных крепостных ворот. Массагеты рассыпались во все стороны, сбили стрелков с башни и ранили слона в глаз. Слон обезумел от боли и врезался в ряды арабов. Ничто не брало отчаянных северных наездников, любовь к свободе давала им силу противостоять полчищу разноплеменных воинов, которых погнали в поход против их воли.

На бледном костлявом лице Коэса выступили красные пятна.

— Вперед! — властно прозвучал голос грека.

Запели флейты. Фаланга отчеканила шаг. Коэс по обычаю греков, запел эмбатерию — боевую песню:

Воины подхватили хором:

Эллины громко ударили копьями о щиты: звон меди пугает вражеских коней.

Гоплиты снова загремели оружием.

Топот конницы массагетов нарастал. И когда массагеты уже нависли над греками, Коэс отвел руку с копьем назад и изо всех сил метнул его в апасаков. Сотни бронзовых жал пронзили воздух. Сотни острых наконечников с хрустом вошли в тела массагетов. Сотни апасаков рухнули под ноги скакунов.

Греки перехватили из левых рук в правые длинные, по четыре локтя, копья для рукопашного боя, выставили вперед широкие листовидные наконечники и встали как вкопанные плечом к плечу, стиснув зубы. Конница массагетов бурным валом грянула на фалангу, замерла и схлынула, изрыгая потоки крови. Датис, бросил с боков остатки своей конницы. Поредевших массагетов рубили без пощады и гнали до городища, не давая передышки.

Островитяне вышли из чащи и ударами дубин опрокинули отряд персов. Полудиких воинов истребляли десятками, они сокрушали врагов сотнями и бились до тех пор, пока все не полегли у стен городища. Ни один из них не закричал от страха и не побежал. Благодаря отваге островитян три или четыре отряда конных массагетов успели уйти в заросли. Оставшиеся с боем отходили к башням крепости.

— К воротам! — взревел Датис. Голос полководца потерялся в шуме сражения, подобно крику гиены во время урагана. Датис сомкнул веки, схватился скрюченными пальцами за волосатое лицо и застонал: если массагеты, пропустив своих воинов, успеют закрыть ворота, сражение затянется, превратится в долгую осаду, погибнет много персов и сын Гистаспа свернет Датису шею.