Тропа гнева

— Видят боги — тяжела наша доля, — сказал невольник тохар, услышав о нашествии Дария. — Но лучше вечная служба Кунхазу, чем год рабства в стране персов.

— Рассказывают, что в Иране при постройке городов, дорог и каналов гибнет в месяц до сорока тысяч пленников! — отозвался раб яксарт, раздувая горн.

— Нас же посадили на землю, у каждого из рабов — свое хозяйство, — добавил раб авгал. — Нас редко подвергают побоям, заключают в оковы. Наши дети растут вместе с ребятишками господ.

— Поможем Кунхазу! — подал голос юноша из Хорезма, захваченный апасаками. — Мы, хорезмийцы, и вы, тохары, яксарты и авгалы, — такие же массагеты, как и апасаки.

— И царь персов — нам враг, как и апасакам! — подхватил тохар, взмахивая молотом.

Рабы работали старательно — Кунхаз обещал им свободу.

— Если победим, — прибавил он со вздохом.

Страшное наступило время. Кто знает, что ждет человека впереди? Кто останется жив, кто погибнет? Фароат уже не думала о жестоких обычаях племени. Она тайком проникала в глухое нутро северной башни и нетерпеливо ждала Ширака. Фароат пожелтела от тревоги за пастуха — чуткое сердце подсказывало массагетке, что для Ширака столкновение с персами добром не кончится.

Она долго смотрела в его глаза и спрашивала:

— Почему они у тебя синие?

— Моя мать происходила из племени яксартов. Говорят, этот народ высок, светловолос и синеглаз. Глаза у меня — от матери, волосы — от отца.

— Когда я гляжу в твои глаза, мне почему-то становится страшно. В них холод зимнего неба.

— Ничего не бойся. Мы будем вечно вместе. Разве я тебя оставлю? Ты лучше всех на земле! Из рук других женщин — вино как мутная вода, из твоих рук — мутная вода как вино.

Тут, в башне, и застал их Кунхаз. Все трое на некоторое время оцепенели. Придя в себя, старейшина схватился за меч:

— Преступление! Боги покарают наше племя! Так вот кто навлек нашествие персов! Ветру отдам тебя, беспутная девчонка!

Видя, что дело оборачивается плохо, Ширак оттолкнул Фароат и выдернул из ножен кинжал.

— Не кричи, старик, — сказал он угрюмо. — Бороду твою вырву!

Кунхаз, стискивая оружие, неподвижно стоял у входа и во все глаза глядел на Фароат. Она медленно подошла к Шираку, обвила его плечи тонкими бронзовыми руками. Очи женщины гневно вспыхнули.

— Разве преступление, когда человек соединяется с человеком? — крикнула она звонко. — Проклинаю обычаи, которые называют это преступлением!

— А-а… — прохрипел Кунхаз. — Вот что…

— Да! — бросила она старейшине в лицо. — Беги, кричи, что Фароат навлекла бедствие на племя! Бейте меня, бросайте в костер — все равно не оставлю Ширака!

Она затопала ногами.

— Хм…

Кунхаз повернулся и вышел.

— Все пропало, — сказал Ширак. — Сейчас прибегут.

— Так что же? Ты испугался? Не дрожи, спасемся!

Она сунула в руки юноши лук, сама взяла его кинжал. Они услышали за углом взволнованное дыхание. Вошел Сохраб.

— Опусти лук, — сердито сказал старик. Он посмотрел на Фароат, сжимавшую в руке оружие, и усмехнулся. — С таким телохранителем, Ширак, тебя не пронзит стрела, не разрубит секира. Ну, ладно. Идите. Вас призывает Кунхаз.

— Зачем? — крикнул Ширак.

— Там увидите.

— Отец! — прорычал Ширак. — Неужели ты предал сына?

— Осел!..

— Я никому не отдам Фароат! Я не могу без нее. Она не может без меня.

— Кто отнимает ее у тебя?

— Значит, мы умрем вместе?!

— Не умрете. Идите, вас призывает Кунхаз!

С недоумением поглядывая друг на друга, они пошли за Сохрабом. Кунхаз ждал их на площади в толпе воинов и женщин. Лицо вождя апасаков посерело, глаза потускнели. Узнав о святотатстве, совершенном в его племени, Кунхаз пережил тяжелые мгновения. По заветам отцов преступница заслуживает казни. Но эта преступница — его дитя! Старейшина дорожил Фароат, как своим дыханием. Кроме того, если Кунхаз накануне сражения расправится с Фароат и Шираком что скажет Сохраб? Кунхаз хватался за голову. Сохраб, конечно, покинет городище. Воины, которым этот пастух почему-то дорог (как они дрожали за него, когда Бахрам пришел с отрядом!), поднимут ропот, разбредутся, и персы сломят всех одним ударом! До боли напрягая мозг, старейшина нашел, наконец, нужное решение.

— Идите сюда, — сказал он коротко.

Ширак и Фароат подошли. Кунхаз вывел из толпы пожилую массагетку с плаксивым ребенком на руках.

— Ширак! Эта женщина тебя усыновляет.

Ширак ничего не понимал. Сохраб ткнул его кулаком в спину и прошипел на ухо: «Делай, как велят!» Ширак покорно опустил голову. Женщина передала сына Кунхазу, распахнула покрывало и открыла смуглые, морщинистые груди.

— Испей, мой сын, — сказала она Шираку ласково.

Ширак, немой от изумления, наклонился к массагетке, взял в рот коричневый сосок и почувствовал на языке сладкую влагу материнского молока. Кунхаз тронул его за плечо и отдал женщине ребенка.

— Слушай, Ширак. Теперь она тебе — вместо матери. Понял ты?

— Понял! — глухо сказал пастух.

— Еще слушай меня, Ширак. Твоя новая родильница происходит из племени апасаков, братства Рыбы рода Змеи. Отныне ты тоже человек этого племени, этого братства, этого рода. Если тебе надобна жена, бери любую девушку из племени апасаков, однако из другого братства, как велят обычаи.

В прищуренных глазах Кунхаза сверкнула лукавая искорка. Ширак кое о чем догадался.

— О боги! — воскликнул он взволнованно. — Скажите мне, апасаки: как называется род Кунхаза и в какое братство он входит?

— Род Кунхаза называется родом Черепахи, — ответил старейшина важно. — Он входит в братство Кабана.

Ширак от радости подскочил на месте.

— Значит, я могу жениться на девушке из твоего рода?

— Обычаи не запрещают этого, раз ты апасак из другого братства племени.

— Тогда Фароат — моя жена! — провозгласил Ширак торжественно.

Кунхаз подбоченился.

— Такие дела не решаются сразу, — проговорил он еще более важно. — Фароат — мое единственное дитя. Я обдумаю твои слова, сын Сохраба.

— Он обдумает мои слова! — отчаянно вскричал Ширак. Пастух повернулся к Фароат, губы его вздрагивали, как у обиженного ребенка. — Спроси отца, сколько лет ему понадобится на это?

— Три года, не больше — едко сказала Фароат.

— Что вы там болтаете? — сердито проворчал старейшина. — Кто вам сказал, что Кунхаз думает долго? Кунхаз — мудр, он в один миг найдет нужное решение. Вот, уже нашел. Я согласен. Однако сначала мы устроим состязание, как требуют обычаи.

— Состязание? Хорошо!

— Посмотрим, хорошо или плохо! — загадочно сказал Кунхаз. — Не всегда побеждает тот, кто убивает лучшего в стаде быка, — добавил он сердито.

«Да поглотит тебя земля! — выругался Ширак про себя. — Он сжигает меня на медленном огне».

— Смотрите и слушайте, массагеты, дабы никто не сказал потом: «Кунхаз в таком важном деле нарушил заветы отцов!» — Старейшина подошел к воротам, показал дротиком на противоположную башню. — Вот северная башня. Туда побежит Фароат. Когда она достигнет середины площади, сын Сохраба помчится следом, не жалея ног. Догонит, прежде чем Фароат окажется возле башни, — она его жена. Не догонит — не увидит Фароат, как своего затылка. Не так ли, дети?

— Истинно так! — загремело на стенах.

Ширак сбросил с плеч хитон. Губы пастуха тронула невеселая усмешка. Затея Кунхаза и забавляла его, и пугала, — а что, если не догонит? Фароат освободила тело от покрывала, оправила белую тунику. Тысячи глаз с любопытством глядели на состязание.

— Не догонит! — крикнул кто-то на восточной башне. — Она легка, как антилопа, он грузен, как буйвол!

— Догонит! — возразили на стене. — У него длинные ноги. Это еще молодой буйвол!

По стенам прокатился взрыв смеха. Воины хохотали так, словно не знали, что завтра предстоит сражение, после которого многих не будет.

— Вперед! — закричал Кунхаз неожиданно тонким голосом.

Фароат повернула голову, лукаво поглядела на Ширака и метнула легкое тело вперед. Охваченная жаром состязания, она летела быстро, словно дикая коза. Уже добегая до середины площади, женщина испуганно ахнула и резко сбавила шаг: она едва не убежала от собственного счастья! Едва Фароат достигла половины пути, Ширак рванулся с места, догнал ее огромными прыжками и схватил на бегу, как сокол куропатку.