Тропа гнева

На закате солнца в городище Кунхаза примчался с юга массагёт-кочевник. Он спрыгнул с коня, сел на корточки перед вождем апасаков и сердито спросил:

— Знаете ли вы, люди, живущиё в болоте, что делается на земле?

— Дорога к нам длинна, вести идут долго, — встревоженно ответил Кунхаз. — Скажи, что делается на земле?

— Из Марга вышло огромное войско. Спереди его сопровождает дух кровопролития, сбоку сопутствуют духи горя, сзади следует дух опустошения. Отряды ведет сам царь Ирана. Персы уже в Хорезме. Бахрам, старейшина рода Орла из племени хорезмийцев, стал проводником Дария. Наступило время битв, массагеты!..

Кунхаз побледнел.

— Мы пропали. Первая стрела царя персов ударит в апасаков. Бахрам поведет новых друзей на старых недругов!

Кунхаз немедленно призвал на совет родовых старейшин. Слух о войне поразил их, точно молния.

— Вот какие дни пришли, — уныло проговорил Кунхаз. — Прошу вашего совета…

— Покинем городища, уйдем к берегу моря, укроемся в зарослях! — сказал Рустам. — Персы не посмеют пройти туда, а если посмеют, все погибнут в болотах.

— Разве это совет? — воскликнул Рами, отец Артабаза. — О чащах на берегу моря рассказывают плохое. Говорят, в них обитают огромные тигры. Шипение тысяч змей леденит в жилах кровь. Воздух наполнен тучами комаров и москитов. По ночам у воды бродят неведомые чудовища. Их страшные крики сводят человека с ума. Не ходите к морю, массагеты. Пропадет скот, пропадут люди.

— Кроме того, — добавил Кавад, старейшина рода Щуки, — персы, захватившие так много морей, рек и болот, без труда одолеют еще одно болото и доберутся до нас через самые густые заросли. Нет, Рустам, твой совет не годится.

— О массагеты! — вздохнул Хурзад, старейшина рода Змеи. — Мой совет лучше вашего — запремся в родовых укреплениях. Враги постоят у ворот и отхлынут — кто проломит стены городищ?

— Пустые слова! — вскипел Сохраб. — Сын Гистаспа — не Бахрам. Я слышал: в отрядах Дария служат наемники из стран заката. У них имеются тараны. За три дня городища будут взяты приступом одно за другим. Разбойники уничтожат нас в наших собственных жилищах — разве это не позор?

— Для чего мне твои красивые речи? — рассердился Кунхаз. — Ты лучше скажи, как мы поступим, когда подойдут персы?

— Как поступим? А что говорит завет отцов?

— «Бей врага, пока не покинуло дыхание», — задумчиво проговорил Кунхаз.

То были слова неписаного закона массагетов. Закон этот жил в крови Кунхаза, не вытеснило его бремя власти, не высушила жажда золота.

— Пока не покинуло дыхание! — повторил Сохраб торжественно. — Смотрите. — Старик растопырил пальцы правой руки. — Каждый перст сам по себе слаб. "Но когда все персты вместе, получается… что? — Хорезмиец стиснул кулак. — Сила! Нет, мы не спрячемся в родовых городищах. Мы соберемся все вместе, в один кулак, и кулак этот обрушится на персов!

— Где соберемся? — спросил Кунхаз обеспокоенно.

— Тут, в главном городище племени.

— Но здесь тесно, мы не поместимся!

— Тогда дадим персам сражение на равнине.

— Ты в своем уме? Мы наберем всего около семи тысяч воинов, персов же — сто тысяч! Они перережут нас, как ягнят!

— Так что же? — загремел Сохраб. — Зато никто не скажет: «Массагеты, увидев знамя Дария, залезли в норы, точно кроты». Если мы испугаемся врага, духи наших предков не пустят нас на небо, когда мы умрем.

«Смотрите на этого бездомного и беспосевного! — подумал Кунхаз с насмешливым удивлением. — Он держит себя так, словно с детства только и делал, что водил в поход огромные полчища».

Старейшина апасаков некоторое время молчал, кусая губы. Низменные побуждения сердца говорили: «Осади этого наглого пастуха!» Разум же предостерегал: «Не соверши ошибки! Колоти себя сапогом по голове — все равно правда на стороне одноглазого».

— Ладно. — Кунхаз тяжело вздохнул. — Сражение, так сражение. Конечно, многие из нас погибнут, но что из этого? Кто на земле не смертен? Пока дети спокойно спали в колыбелях, пока скот жирел в загонах, пока пылало священное пламя, пока стояли медные коновязи, я правил племенем с вашего согласия; плохо или хорошо— вы знаете лучше. Но факел спокойствия погас, начинается война. Изберем военачальника, как велят нам заветы отцов. Я называю имя Сохраба. Помните — когда старейшина «оленей» пришел в наше племя, он дал клятву: «В трудное время защитим тебя своими кинжалами». Это время наступило, Сохраб!

— Но Сохраб — не апасак! — возмутился Рустам.

— Знает ли Сохраб воинское дело? — поддержал его Рами, отец Артабаза.

— Сохраб — массагет! — резко сказал Кунхаз. — Он знает воинское дело лучше, чем я, и лучше, чем ты, Рами! Старейшина рода Оленя будет нашим верховным вождем, — пока не кончится война. Все согласны?

Кунхаз созвал народ и объявил решение Совета Старейшин. В знак одобрения воины издали звон оружием — все любили Сохраба. Старика подняли на трех сдвинутых вместе щитах. Затем Кунхаз не спеша сиял с головы обруч из белого, сплавленного с серебром золота и торжественно возложил его на темя Сохраба.

— Отныне ты наш отец! Да не перейдет враг твою тропу спереди, да не переступит он твои следы сзади! Да и не будет препятствия твоим ногам! Что прикажет начальник своим воинам?

— За дело!

Сохраб нанизал Рами и Рустама на клинок своего страшного взгляда.

— Слушайте меня, вы, двое! Вы не хотите, чтобы Сохраб стал вашим военачальником? Ладно! Однако помните: Сохраб пойдет туда, куда поведет его долг вождя, Кунхаз пойдет туда, куда поведет его Сохраб, племя апасаков — туда, куда его поведет Кунхаз! Если вы изберете другую тропу и откажете нам в помощи против персов, я прорублю топором ваши затылочные ямки! Дошли до вас мои слова?

Рустам переглянулся с Рами. Оба ответили в одии голос, первый — угрюмо, второй — заискивающе:

— Да, начальник!

— За дело! — повторил Сохраб.

Из городища поскакали во все стороны быстрые гонцы. В селениях апасаков тревожно звучали отрывистые выкрики вестников:

— Война!

— Война!

— Война!

В крепости стало тесно. С утра до ночи прибывали отряды, вооруженные как попало: одни несли мечи, луки, палицы, другие — дротики, секиры, а то и просто палки, камни и веревки.

Ширак наконец увидел знаменитых островитян: они пришли по глухой тропе, приземистые, облаченные в шкуры шакалов, и руки их сжимали огромные дубины из корневищ черного дерева. Всего, как и говорил Кунхаз, вожди собрали около семи тысяч воинов; около трех тысяч апасаков пропадало где-то на юго-западе, возле озера Желтых Тростников, и гонцы не нашли их в зарослях лоха.

Предводители отрядов требовали лучших мест. Чтобы все были довольны, Сохраб сам отводил воинам жилища. На крышах стен, достигавших двадцати локтей в толщину, и на верхних площадках четырех башен, под защитой выступов с бойницами, Сохраб поселил воинов. Внутри стен, в длинных сводчатых помещениях, он укрыл женщин и детей. Двор городища, свободный от построек, служил загоном для скота. На южной башне, через которую вели в поле ворота, старейшина разместил воинов своего рода. В случае внезапного нападения персов «олени» отразили бы врага более стойко, чем апасаки, владевшие мотыгами лучше, чем острыми мечами.

Стариков и женщин, не поместившихся в главном городище, Сохраб отправил в другие родовые укрепления, расположенные далеко в болотах. Для охраны мелких городищ (их было, около десяти) Сохраб выделил всего двести воинов: если апасаки победят, все так и так уцелеют, если потерпят поражение — все так и так погибнут, или попадут в плен, или разбегутся по зарослям. Словом — там будет видно.

Кунхаз извлек из тайника тяжелые слитки бронзы. Задымили костры. Металл плавили в каменных тиглях, отливали в глиняных формах наконечники для стрел и дротиков. Меняли на луках тетиву, заготовляли из тростинок древки для стрел, плели из ивовых веток щиты, чинили кожаные шлемы и панцири.

В общих заботах принимали живое участие и рабы.