Страница 3 из 3
Я замер от красоты услышанного.
– Не правда ли, это прекрасно?
(Он включил машину для резки бумаги).
– Но у Набокова есть одна первосортная жемчужина. «Лолита». Это моя самая любимая вещь. Чудо! Божественный слог. Упоительный ритм. Немыслимый сюжет. Украшение всей коллекции. Но! Осквернить историю мировой литературы страницами педофила? Нет, никогда!
Он третий раз погрозил мне пальцем белой перчатки, чтобы я не решился на глупости.
Затем с упоением оторвал первую страницу рукописи, а все остальное безжалостно бросил в смертельное жерло.
Машина утробно заурчала.
Я стоял, ни жив, ни мертв.
– Какой волшебный миг, – ноздри его трепетали, – Какая скука всю жизнь трястись над собранием! Какое потрясение уничтожить одним махом любимый уникум!
Коллекционер поднес заглавную страницу к огню свечи. Бумага сначала отпрянула, словно живая, поежилась краем листа, затем стала бурой и вдруг вспыхнула с такой жаркой силой, что обожгла лайковую перчатку.
Фанатик разжал пальцы, квадрат пламени стал падать на стол, но вдруг порыв сквозняка отнес его в сторону, прямо к моим ногам.
И я успел! Успел наступить на полоску огня подошвой ботинка, и спасти от гибели узкую полоску бумаги.
Жрец пуризма тем временем закинул голову, выпивая шампанское.
Затем наклонился к торту от Пьера Гарньера в анютиных глазках и сладострастно спрятал в прищуренный рот лепесток от цветка.
Я же незаметно поднял обгоревший клочок.
Через пару минут моя голова вновь оказалась в мешке, после чего охрана отвела гостя вниз и усадила в машину.
Меня отвезли к черту на кулички, на самую окраину Москвы, откуда я добирался домой уже на такси.
Шел снег. Слава Богу, белые хлопья никому нельзя было поджечь.
Когда от огня фонарей в салоне автомобиля становилось просторнее и светлей, я снова и снова – запоем, – читал про себя уцелевшие строчки на спасенном клочке первой машинописной страницы:
Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресл. Грех мой, душа моя. Ло-ли-та: кончик языка совершает путь в три шажка вниз по небу, чтобы на третьем толкнуться о зубы. Ло.Ли.Та.
Дальше набоковский текст обрывала обугленная кайма сгоревшего листа, похожая на ломкий край чернильного крыла траурной бабочки.
1995/2006