Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 69

Каменный Пояс, 1980

Ковалев Николай Иванович, Алексеев Георгий Константинович, Филиппов Александр Геннадьевич, Фролов Сергей Васильевич, Кузнецов Валерий Николаевич, Куницын Александр Васильевич, Малов Иван Петрович, Юдина Антонина Михайловна, Егоров Николай Михайлович, Суздалев Геннадий Матвеевич, Альтов Владимир Григорьевич, Лазарев Александр Иванович, Емельянова Надежда Алексеевна, Савельзон Вильям Львович, Веселов Вячеслав Владимирович, Агарков Василий Михайлович, Коростина Людмила Яковлевна, Кленова Мария, Левановский Валерий Николаевич, Иванов Алексей Петрович, Тряпша Валерий Владимирович, Клипиницер Михаил Соломонович, Писанов Леонид Петрович, Кустов Леонид Маркелович, Молчанов Эдуард Прокопьевич, Хоментовский Александр Степанович, Задремайлов Иван Дмитриевич, Занин Анатолий Изотович, Сердюков Юрий Архипович, Сосновская Людмила Борисовна, Седов Юрий Фридрихович

— Институт физкультуры. Тренер по альпинизму и горным лыжам. Написал интересную книгу «Вертикаль»: под новым углом зрения рассмотрел проблему спорта и личности. Подготовил диссертацию по методике подготовки команд к сложным высотно-техническим восхождениям… Только Валентин больше тяготел к Вячеславу Ляшенко: оба инженеры и оба специалисты по колесным машинам. Но Слава закончил еще и Высшие тренерские курсы — и теперь тоже специалист по спорту.

— Все здесь, Юрий, странно для меня и непривычно.

— Нет, Галя, здесь все так же, как везде, только скверных людей меньше.

— А где та вершина? Покажи мне ее.

— Она отсюда далеко… Давай лучше помолчим или поговорим о чем-нибудь другом.

— Что вас связывало, Юрий: ты педагог, он инженер — что общего между твоей школой и его авторемонтным заводом?

— Люди!.. Я начинаю, он продолжает: у меня — мои ученики, у него — рабочие. Проблемы по сути одни и те же. И по сути своей Валентин — психолог и педагог. Я знаю его парней, был не раз в цехах. Понимаешь, есть одна любопытная вещь: человека можно заставить работать хорошо, для этого есть немало стимулов и система этих стимулов в целом уже отработана, но заставить человека мыслить, и уже тем более мыслить творчески — это проблема. Вот об этом мы и говорили с Валентином больше всего! В проблеме творчества есть несколько аспектов: сам процесс творчества, формула творческой личности, творческие способности и пути их формирования, творческий климат. Валентин постоянно задавал мне вопросы, на которые даже специалисту ответить не так-то просто: условия воспитания и реализации творческих способностей, взаимосвязь этапов творчества с чертами творческой личности, взаимосвязь и различия индивидуального творчества и коллективного, почему одни люди стремятся к творчеству, а другие нет? Под влиянием этих разговоров я пришел к мысли о создании в школе научного общества учащихся и выполнении школьниками посильных исследовательских работ. И тут передо мной открылась бездна интересного! Глядя на своих мальчишек и девчонок, я думаю, что каких-нибудь год-два-три — и они придут на завод, встанут к станкам. Но будет ли у них потребность думать, искать? Попадется ли им на пути такой человек, как Валентин Сергеевич Коновалов? Познают ли они радость вдохновенного труда? Я, конечно, идеалист! Но жив пример инженера и человека Валентина Коновалова! Теперь я знаю — такие люди, как он, на производстве есть, и за ними будущее!

— Все гораздо проще, Юрий! В прошлом году молодежная группа новаторов, группа Коновалова, подала 23 рацпредложения с общим экономическим эффектом 20,5 тысячи рублей. Это немного! Нынче их просили сократить простой ванн в гальваническом отделении завода — парни смастерили установку для фильтрации электролита, и дело пошло. Был дефицит штоков КПП ГАЗ-51 и ГАЗ-53 — тоже нашли выход. Нынче же придумали гидрофицированный стенд для качественной расклепки хомутов, выпрессовки и запрессовки втулок, бесшумный метод расклепки рам — вот и все. И надо здесь совсем немного: знать производство, иметь группу опытных, мыслящих парней и желание сделать. А о творчестве, как о высшей форме человеческой активности, он пока еще только мечтал. Да и мечтал ли?.. И вообще, почему мы об этом говорим здесь, Юрий? Тоска…

— Не знаю. Когда я рассказываю своим ребятам о Валентине, мне почему-то всегда становится весело, хочется жить и работать.

— А кто расскажет обо мне, Юрий? О Прудниковой Галине Григорьевне, кандидате технических наук, женщине и его жене?

— Только он сам, Галя.

Не стоит этим заниматься, дружище! Наш последний разговор с Галкой был очень коротким. Она приехала в аэропорт проводить меня в горы. До начала посадки оставалось каких-нибудь пятнадцать минут.

— Скажи что-нибудь, Валентин.

— Что я могу сказать, Галя? Все уже сказано.

— Но поверь, я не виновата. Это он сам тебя обокрал.





— Я знаю, Галя! Но от этого легче не становится.

— Неужели ты будешь бегать по судебным инстанциям, доказывать свой приоритет?

— Он отлично знает, что я этого делать не буду! Но он не знает другого: всех, кто мне в этой жизни делал зло, судьба наказывает сама. Мне остается только ждать.

— Что за мистика, Валентин?

— Это не мистика — это закон жизни!

— Это сказка, Валентин! Там всегда добро побеждает зло… Что же, будем ждать! Будем ждать и надеяться, что подлецы станут честными, а мужественная доброта помудреет. Только «сказки пишут для храбрых». Зачем равнодушному сказка? Что чудес не бывает — он знает со школьной скамьи!

— Откуда это?

— Не помню… Ты меня любишь, Валентин?

— Раньше любил, сейчас — не знаю. Я должен побыть один, Галя! Мне надо разобраться. Поговорим об этом в августе после Памира! Извини, самолет уходит.

— Береги себя, Валентин!

— Не знаю, Галя, как тебе об этом рассказать… В лагерь пришли новые «Виталки» — портативные радиостанции. Вячеслав Петрович послал меня наверх, велел проверить на маршрутах. В это время на стоянке «Электра» было четыре отряда — я и решила идти туда. Сложила рюкзак, взяла почту, которую в тот день привезли из Фрунзе, транзистор, ледорубчик и попилила себе тихонько вверх по тропе… Иду я себе, думаю, что вот Юрия увижу, с тетками-инструкторицами посплетничаю, Валентина попрошу на гитаре поиграть, покормлю мужиков: фарш приготовила и заморозила в холодильнике, тесто — пельмени решила им постряпать наверху. В общем, все как надо! Парни обрадовались, начали меня на руках по лагерю носить. Похохотали мы немного, а потом уж, к вечеру, собрались кружком. Захаров пришел… А завтра у них выход… Около четырех утра слышу за палаткой голос: «Юрий Константинович, Валентин Сергеевич велел разбудить вас — через полчаса выходим!» Я думаю: «Мать честная, проспали!» — высовываюсь из палатки, смотрю — Женька Горелов из отделения Валентина. И тут я вспомнила, что Валентину было четыре или пять писем, а вчера с этими пельменями замоталась и забыла ему отдать. Вытаскиваю их и говорю: «Женя, передай Валентину Сергеевичу почту!» — сама думаю, пока он будет читать, минут десять еще уйдет и мы как раз успеем собрать народ. Как-то это так подумала, на всякий случай. Но мужики собрались очень быстро, две кастрюли чая в отделении Валентина были уже готовы, участнички поели-попили — и в четыре они уже ушли… И тут меня какая-то тоска взяла, хожу по стоянке и места себе не нахожу: проспать подъем это очень нехорошо, не к добру… Где-то через час прошел отряд новичков Захарова. Старик хмуро поздоровался, но ничего не сказал. Я думаю: «С чего бы это?..» На пельмени его вчера пригласили, усадили на почетное место, водкой я его угостила — только для него и несла! Валентин сочинил про него хорошую песню, пел вчера… Может быть, он не одобряет, что я забралась в палатку к Юрию? Но Филиппыч же всю мою жизнь знает хорошо и про наши отношения с Юрием тоже! В общем, ничего путного я так и не придумала… Походила по стоянке — рассвело уж! Прибралась, посуду помыла. Где-то около девяти включаю радиостанцию, хочу спросить, когда еду готовить, чтоб горяченькое было к самому приходу, слышу Юркин голос. Чужой такой голос! Мурашки по спине побежали… Потом слышу: разбился Валентин… Я сначала не поверила. А потом, где-то часа через полтора, его уж и несут. Наташка Лихачева бледная, как покойница, идет — ничего не видит. Я подхожу к ней, она спрашивает: «Машину вызвали?» Я говорю: «Слава Ляшенко уже внизу, ждет!» Она села на камень, обхватила голову руками, молчит. Потом вдруг говорит: «Они убили его, Зоя!» — и заплакала… Я подумала, что она свихнулась, испугалась за нее. Потом вижу, встала, пошла. «Ну, — думаю, и слава богу! Разойдется — внизу все пройдет». Вот и все, Галя.

— Страшно мне, Зоя! Страшно…

— Галя, перестань! Слезами горю не поможешь… не ты первая, не ты последняя… Знаешь, как тяжело было, когда погиб мой Сашка? А вот живу, работаю, хожу наверх, смеюсь — жизнь прекрасна, Галя!