Ныряющие в темноту

— Еще одно, если можно, — сказал старый судостроитель.

— Разумеется. Я слушаю, — ответил Чаттертон.

— Спасибо за то, что вы делаете. Спасибо, что переживаете за тех ребят, которые лежат на дне. У них больше никого не осталось.

Отношение к погибшим членам команды стало занимать Чаттертона и Колера все больше со времени последней экспедиции к «U-Who». Хотя никто из них не говорил об этом вслух, правда звучала все настойчивей: у них будет намного больше шансов идентифицировать подлодку, если они обследуют человеческие останки. Многие скелеты все еще оставались в одежде, в карманах которой могут находиться бумажники, монеты, персональные денежные купоны, любовные письма, карманные часы с гравировкой и все, что угодно. Такие вещи сохранялись на затонувших судах десятилетиями. Расстроенные и лишенные каких-либо нитей к разгадке, Чаттертон и Колер размышляли о разнообразных ответах, которые, быть может, лежат среди костей.

Чаттертон позвонил Колеру и назначил встречу в «Скоттиз Стейкхаусе», популярном близлежащем ресторане.

— Ты хочешь поговорить о людях, так? — спросил Колер.

— Да, — сказал Чаттертон. — Настало время.

Они обсуждали перспективу обследования человеческих останков. Кости, как было видно, хорошо сохранились, и личные вещи все еще могли находиться среди них. Единственный вопрос: как обращаться с этими останками? Каждый по очереди высказал свое мнение.

— Я говорю, мы должны оставить кости нетронутыми любой ценой, — сказал Колер.

— Согласен, — сказал Чаттертон. — Мы их не будем трогать. Если даже никогда не раскроем тайну.

Какое-то время оба сидели в молчании, удивляясь тому, что они приняли такие похожие и такие окончательные решения. Не спеша, они изложили свои позиции, после чего стало ясно, что они пришли к этому выводу по одной и той же причине. Они проговорили несколько часов. Их решение основывалось на пяти принципах.

1. Уважение к подводникам. Люди на подлодке были моряками и рисковали жизнью, выполняя долг перед своей страной. Несомненно, они имели право на уважение и право оставаться непотревоженными после смерти.

2. Уважение к их семьям в Германии. Никто из ныряльщиков не мог позволить себе заявить семье члена команды о том, что он нашел отгадку, покопавшись в карманах их погибшего любимого человека. Не хотели они и лгать семье этого человека, говоря, что ничего такого не делали, когда на самом деле они именно так и поступили.

3. Соблюдение устоев братства подводников. Будучи подводниками, члены команды субмарины рисковали жизнью под океанскими водами. Ныряльщики погружались в эту же среду, подчиняясь тем же законам, оказываясь перед лицом тех же опасностей, и все это порождало чувство братства и благоговения перед останками.

4. Защита престижа искателей кораблекрушений. «U-Who» попала в мировые новости, а Чаттертон и Колер были эмиссарами ныряльщиков. То, как они поведут себя, будет годами отражаться на отношении ко всем энтузиастам этого спорта.

5. Поступать правильно. Стремление к разгадке тайны сопровождается инстинктивным желанием поступать с останками моряков должным образом. Потревожить останки, чтобы найти разгадку, будет означать нарушить слово, которое они дали.

Чаттертон и Колер согласились с простым планом. Если они увидят предмет, который может помочь идентификации, скажем за черепом, они могут сдвинуть череп, чтобы взять этот предмет. Но они не будут искать свидетельства в самих останках, даже если будут уверены, что это даст результат. Более того, они выработают правила и потребуют их соблюдения другими ныряльщиками. Если понадобится, они будут силой их сдерживать.

По дороге домой Чаттертон размышлял о главной причине, по которой он решил оставить кости моряков неприкосновенными, о причине, которая была чересчур личной, чтобы говорить о ней даже с Колером. В большей степени, чем когда-либо, подводное плавание было теперь для Чаттертона отражением жизни. Принципы, благодаря которым он стал известным ныряльщиком, были теми же принципами, согласно которым он жил. Если он сейчас опустит нравственную планку из-за того, что расстроен, кем он будет тогда на самом деле?

Колер тоже умолчал об одной причине. Его немецкое происхождение, которым он так гордился с детства, заговорило с новой силой после обнаружения погибших немецких моряков. Он ни разу не засомневался в целях субмарины и безумии того, кто отдавал ей приказы. Будучи американцем, он сам атаковал бы подлодку, если бы патрулировал побережье Атлантики. Но он также осознавал, что эти погибшие люди — немцы. «Эти люди, — размышлял Колер, — мои земляки».

«Искателю» понадобилось три месяца, чтобы снова выйти к «U-Who». В сентябре ныряльщикам надо было до конца использовать все возможности: в начале осени погода непредсказуема, и это может стать последним в сезоне походом к подлодке.

Настроение ныряльщиков было в этот раз не таким уж оптимистичным, как прежде. Чаттертон и Колер надеялись теперь лишь на случайные находки, которые могут помочь в деле идентификации. Их разочарование, однако, не распространялось на Рузов. Как только отец и сын поднимались на борт «Искателя», они не прекращали свои бурные перебранки, язвя по поводу снаряжения, сексуальных способностей, возраста, навыков подводного плавания и семейных дел. Как и прежде, Крис мало говорил о том, что он хочет найти на субмарине. Крисси был более разговорчивым. «Я собираюсь идентифицировать затонувшую лодку, — говорил Чаттертону младший Руз. — Только я сделаю это».

Как и прежде, Чаттертон и Колер нырнули вместе и закрепили якорь. На этот раз Чаттертон поплыл к корме, проник в лодку сквозь пробоину в палубе и направился к кормовому торпедному отсеку. Из своих исследований в период межсезонья он узнал, что в этом отсеке есть вспомогательный пост управления рулем, на котором может иметься латунная бирка. Но когда он начал осматриваться, то увидел ботинок, потом спасательный жилет, потом несколько черепов, бедренных костей и других останков… Чаттертон почти не сомневался, что здесь можно найти разгадку лодки, но он развернулся и поплыл прочь.

Тем временем Колер решил плыть вперед. Когда он проник в унтер-офицерский жилой отсек, то увидел манжету темно-синей рубашки, которая, похоже, выпала из шкафа. Поскольку она лежала в стороне от человеческих останков, находящихся в отсеке, Колер решил, что может без зазрения совести взять ее. Как только он потянул к себе эту рубашку, из-под манжеты вырвался черный осадок. Когда облачко рассеялось, он увидел в рукаве кость предплечья. Колер оставил рубашку в покое и извинился вслух: «Прости, я не знал». Он вернул рубашку туда, где нашел, и направился к выходу. Проплыв несколько футов и приблизившись к камбузу, он направил фонарь под кусок дерева. Пустые глазницы голого черепа глянули ему прямо в глаза. Сердце Колера отчаянно забилось. Это был плохой день. Он снова извинился и направился прочь из затонувшей подлодки.

Второе погружение Чаттертона и Колера было таким же безрезультатным. Рузам, однако, повезло больше. На камбузе Крисси обнаружил кусок ткани, похожей на брезент, с напечатанными на нем немецкими словами. «Я не знаю, что эти слова означают, — говорил Крисси Чаттертону и другим ныряльщикам на поверхности. — Все, что я знаю, так это то, что эту штуку надо оттуда достать. Она там застряла. Но, похоже, она важная. Думаю, что сумею добыть ее в следующий раз. Это может быть то, что надо».

Всем ныряльщикам хотелось надеяться, что хорошая погода продержится хоть какое-то время. Когда Нэгл запустил двигатели «Искателя» и повернул назад к Бриллю, каждый, кто был на борту, очень хотел, чтобы до наступления зимы состоялся еще один поход.

В начале октября 1992 года Нэгл забронировал «Искатель» для последнего в этом сезоне рейса к «U-Who». На экспедицию отводится два дня, и состоится она после уикенда, который приходился на День Колумба. У ныряльщиков будет последний шанс.