Страница 4 из 57
– Получается, что вместо благодарности я получила от коллеги упреки за то, что жених оказался последней сволочью, – поделилась она с Андреем.
– Милая, – ласково ответил он, – чего же ты от них хотела? Это всего лишь живые люди…
– Я тоже живой человек! Мне надоело.
– Что именно?
– Быть «скорой помощью» для всех и каждого. Расплачиваться здоровьем за применение своих способностей. Такое ведь не в первый раз! Осенью, помнишь, с соседкой… Теперь не здоровается…
– Погоди, – перебил ее Двинятин. – Ты о своих предчувствиях? О вот этом самом «слуховидении», о чтении людей «с лица»? Ты хочешь сказать, что теперь не будешь…
– Да! Хочу сказать. От моей помощи становится только хуже! Смотри, я вроде сделала благое дело – нашла исчезнувшего человека. И что? Я умножила добро в этом мире? Наоборот, навлекла на себя недовольство, гнев, разочарование – то есть спровоцировала негативные эмоции.
Андрей отрицательно покачал головой.
– Твоей задачей вовсе не было умножение добра…
– Ты меня не слышишь? Пойми, я не об этом. Зачем вообще кому-то помогать? Для чего использовать свои способности? Ведь становится только хуже – и людям, и мне. Может, лучше, чтобы они, эти способности, сами атрофировались без применения? Ты же должен радоваться! Я не стану больше влезать в криминальные расследования, тебе не придется меня спасать, бояться за мою жизнь! Ну? Почему ты сидишь с кислой физиономией?
– Потому что не верю.
Она почувствовала волну раздражения. Не веришь, и не надо. Влез бы в мою шкуру, сразу бы поверил…
Природа в этом году сошла с ума: зима стояла теплая, а весной начались морозы, повалил снег. Шел он, точно дождь: непрерывным потоком, пеленой, так, словно закутывал каждого прохожего в белый саван. Ненадолго прекращаясь, снег открывал картину в штрихах, графику старого города. Деревья и кусты украсились толстыми шубами, ажурные кружева инея повисли на проводах. Среди белого спокойствия изредка посверкивали алые фонарики снегирей. А меж тем на дворе стоял март, горожане уже истомились по теплу, и эта зимняя сказка совсем не радовала душу – она лишь оттягивала приход долгожданной весны.
«Когда в природе все наоборот, то и люди начинают вести себя странно, иной раз убийственно странно… Может, потому и случилось в городе это дикое, невообразимое убийство?» – думал майор милиции Прудников. Он возвращался от начальства хмурый, злой и подавленный и уже готов был принять за рабочую версию любую чушь. Вот и состоялось еще одно совещание, «экстренное» и совершенно бесполезное. Одни слова! Указания, предупреждения, крики об ответственности – то есть видимость полезной деятельности. Первоначальные действия, отработка малейших зацепок пока ни к чему не привели. Возможно, потому, что убивал скорее всего маньяк, серийный убийца, – а с такими всегда непонятно, как быть и с чего начинать. Только абсолютно ненормальный, извращенец какой-то может человека лишить жизни, а потом переодеть, загримировать – так, чтобы труп выглядел как кукла. Как все эти современные «Dolls», у которых имеются этикетки со специальной графой, куда предполагаемый владелец куклы может вписать имя. Так делают изготовители кукол в разных странах…
Непостижимо, как такое могло прийти в голову, пусть даже затуманенную безумием. Человека убили, чтобы превратить его в куклу, навесить ярлык и выставить на всеобщее обозрение. Убийца намеренно оставил это «произведение» безумного цинизма в популярном общественном месте. Он просто-напросто издевался над теми, кто должен был охранять этот город.
Прудников вошел в кабинет с перекошенным лицом. На него сочувственно глянул капитан Ревенко.
– Что, Валя, влетело?
– Не то слово, Гриня, – вздохнул Прудников. – Ну что там эта уборщица, пришла? Дала показания?
– Ага. Но толку от нее никакого. Истеричка.
– Гриня, будь человеком, – строго сказал майор. – Не каждый день видишь трупы, да еще такие.
Гриша Ревенко пожал плечами. Ему было все равно. Тем более дело – стопроцентный висяк, сколько начальство ни бейся, закрыть не удастся. Это вам не бытовая кража, не разбой или бытовое убийство. Всегда есть хоть какие-то свидетели, мотивы. А тут…
Закончилось представление «Цирка Солнца». В зале – ни одного свободного места. Киевляне пришли получить новые впечатления, и их умело «впечатляли». А потом, когда отгремели заключительные аплодисменты и публика вышла из Дворца спорта, в фойе второго этажа обнаружили труп.
Выехавшая на происшествие группа попала в странную ситуацию. Их не пускали дальше фойе. Заместитель директора цирка внушительно объяснил:
– Сценическая площадка «Цирка Солнца» – это арена, вывернутая наизнанку. Зрители находятся ниже основной сцены. Артисты падают или спускаются сверху, появляются из запутанной системы лабиринтов и люков. Исполнив свою роль, незаметно растворяются в искусственном тумане или среди многочисленных декораций. Все это – огромное количество техники, специально устроенные механизмы для трюков! Мы не можем пускать посторонних и открывать свои секреты!
– На вашей территории произошло убийство! – пытался возражать капитан Ревенко. – И мы имеем право…
Из-за спины администратора вышел человек.
– Я адвокат, – сказал он. – И позвольте вам заметить, что мой клиент прав: у вас нет полномочий на доступ в святая святых…
Спор длился долго и ни к чему не привел. Будь это какая-нибудь обычная контора, менты давно сами вошли бы и всех на уши поставили. Но у цирка имелась своя охранная фирма, серьезные молчаливые ребята. Тут так просто не войдешь.
Тело увезли, дело открыли, начали следственные действия. Тут и поступило негласное указание сверху: никакого разглашения, о происшествии молчать, особенно при журналистах. Валентин Прудников сунулся было в цирк, отрабатывать версии. Самая первая была очевидной: клоуна убил кто-то из своих. Мотивов могло быть сколько угодно. Например, он своей карьерой кому-то перешел дорогу, не давал другим клоунам выступать столько, сколько им хотелось, а это ведь заработок. Но майора в «Цирк Солнца» не пустили. Опять явился этот адвокат и, мило улыбаясь, выразил готовность ответить на все вопросы. Убитого они не знают, и пусть следствие отрабатывает другие версии.
– Вы точно не можете его опознать? – хмуро допытывался Прудников.
– Нет.
– Не может быть. А мне кажется, он из ваших.
– Зачем мне вас обманывать, господин майор?…
– Вы можете ошибаться. Поспрашивайте у коллектива, а вдруг убитого кто-нибудь вспомнит. В конце концов, мы же должны от чего-то оттолкнуться!
Адвокат был невозмутим и непреклонен.
– В этом коллективе никто и никому не желает неприятностей. Очень трудная работа, знаете ли.
Прудников скрежетал зубами от ярости, но дело не продвигалось. Начальство, с одной стороны, требовало результатов, а с другой – не желало даже слышать, чтобы майор самовольно и грубо потревожил уважаемых людей. А как прикажете расследовать убийство, если не быть грубым?
– Что с тобой происходит, Верочка?
– Ничего, все нормально.
– Но я же вижу…
– Просто все надоело.
– Ты снова про Марину и ее сестрицу вспоминаешь? – удивился любимый. – Тебе ли не знать, что мы, люди, – существа неблагодарные, особенно по отношению к пророкам. Нам скажешь правду, а мы еще и недовольны, что она такая… неудобная. Мы желаем, чтобы нас ласкали, чесали за ушком…
В этот момент из-под дивана, царапая когтями по полу, выбрался Пай. Он все слышал и сразу согласился, чтобы его приласкали. Андрей, сидя на диване, задумчиво потрепал собачий загривок, и спаниель мгновенно оказался рядом с ним, положил морду в его ладонь и блаженно в нее засопел.
– И потом, как же ты будешь жить, если не станешь заниматься вот этим всем, что ты делала до сих пор? Помощью, спасением утопающих, утешением и тому подобным.
– Спокойно буду жить, – мрачно ответила Вера.
Андрей растерялся. За все время их совместной жизни такого еще не было. Как бы расшевелить любимую женщину? Может, ее приведет в чувство простой прагматический аргумент? Он сказал: