Страница 30 из 57
Лученко напряглась. Знала она его «просьбы».
– Ты помнишь аэропорт? – Тужилов заговорил так тихо, что она едва его слышала. – И тот случай… – В ответе он не нуждался и продолжал: – А я помню. Такое не забудешь… Ты тогда сказала, что применила к себе методику Гершуни, провела удачный опыт. Я потом годы и годы думал об этом, собирал случаи из практики. Ну, знаешь, такие, когда у людей прорезаются способности предвидеть угрозу своей жизни. Очень редко, но попадались… Так вот, я пытался!
Он внезапно вскочил, подошел к двери, прислушался, приложив дрожащий палец к губам. Во всей его фигуре было что-то очень жалкое.
– Кучу литературы перечитал. – Слегка задыхаясь, Тужилов уселся на диван. – Все в точности повторял, как у Гершуни описано. И ничего не получилось!..
Он взглянул Вере прямо в глаза пронзительным взглядом, словно обвиняя ее в своей неудаче, она даже вздрогнула. Как будто не было этих долгих лет, и она, как тогда, в институте, все еще побаивалась грозного преподавателя психиатрии Тужилова Тимура Борисовича, Тимура-завоевателя.
– Я поняла, – вздохнула Вера. – Вы хотите…
– Да, я хочу. Я очень хочу, чтобы тот опыт, ту методику ты применила ко мне, – твердо заявил Тужилов. – Я хочу приобрести такое же предвидение опасности, выработать тот же, если можно так выразиться, рефлекс на смерть.
– Однако вы и хитрец!.. А если у меня с вами ничего не получится?
Он нахмурил кустистые брови, помолчал, пожевал губами.
– Получится. Наверное, ты что-то знаешь. Или у тебя рука легкая. В любом случае только на таких условиях я соглашусь помочь тебе вычислять твоего маньяка. А нет – сами его ловите.
Сказав это, он сквозь полуприкрытые веки внимательно посмотрел на Веру.
– Но зачем вам это? Я понимаю, раньше, но теперь…
Тужилов широко улыбнулся, показав желтоватые зубные протезы.
– Какая тебе разница? Да, я боюсь умереть, несмотря на то что уже одной ногой в могиле. Ты об этом сейчас подумала, да? Не извиняйся. А ты подумала о том, что твой старый профессор мог за свою длинную и непростую жизнь завести врагов? И эти враги, возможно, мечтают его пристрелить? Или убить каким-нибудь иным способом, которых человечество придумало достаточно много. И вообще – да, несмотря на возраст, я боюсь случайной смерти. От катастрофы, террористического акта, стихии, в конце концов. Имею право! Как всякий живой человек. А может, и больше.
Вера встала, походила по комнате.
– Мне надо подумать, – сказала она.
Откинувшись на спинку дивана, старый психиатр деланно безразличным тоном ответил, что Вера вольна думать сколько угодно. Он долго ждал и еще подождет. Гостья же предложила вот что: она отправится побродить, снимет гостиницу на ночь – ночевать у Тужилова она категорически не хотела – и завтра утром сообщит ему о своем решении.
Он пожал плечами.
Но оба они, кажется, уже не сомневались, что Вера согласится…
Днем заметно потеплело, солнышко пригревало, прохожие шокировали приезжую из Киева легкостью своей одежды. Она все еще куталась, хотя насморк, к счастью, обошел ее стороной… Шла и думала, что Питер – ее незакрытый гештальт. Когда-то давно она бывала здесь, но чего-то не успела, а вот чего – сейчас уже и не вспомнить. Может быть, если вот так ходить по улицам и останавливаться на площадях, то вспомнишь?
Лученко обошла по периметру нарядную Дворцовую площадь, потом вышла в ее центр и остановилась. Прикрыла глаза. Солнце грело левую щеку. Она посмотрела под ноги, между булыжниками пробивалась крохотная зеленая травка. Прохожих было мало, они посматривали на Веру дружелюбно. А она стояла и все пыталась понять этот город, Санкт-Петербург. Постичь его сущность. И думала о том, что очень трудно постигать сущность, когда тебе не загадывают никаких загадок. Вот, смотри, город весь как на ладони: каналы, дворцы, памятники. И все же что-то… Что-то же есть. То, за чем сюда едут и летят. И ходят за экскурсоводами толпой с открытыми ртами.
Она пошла за очередной экскурсией, сразу засмотрелась на что-то, отстала. Опять шла, сворачивая наугад. Ей все время казалось, что впереди, там, за углом – самое интересное. Точно! Так и есть. Но когда обсмотришь с ног до головы самое интересное, то опять кажется – нет, там, впереди, за углом… И она шла опять вперед, вдоль каналов и набережных, переходила мосты, заглядывала во дворы.
Двор во дворе – и снова дворик во дворике. «Как матрешки», – подумала Вера. Здесь, внутри, во дворах – деревья, кусты и травы. Снаружи зелени нет, улицы сделаны из камня. По этим каменным плоскостям между каменными вертикалями идешь, идешь – и будто стоишь на месте. Потому что все очень далеко и очень большое.
Ей понравилось гулять вдоль канала Грибоедова: уютно, тихо, вода, мостики камерные, запах реки. Ощущение покоя. А потом, когда начало еле-еле смеркаться, Вера поняла: все-таки она постигла сущность Питера. Ту, которую способна постичь именно она, Вера Алексеевна Лученко, потому что у каждого она своя. Санкт-Петербург – торжество заданной гармонии над природной беспорядочностью. Смысла над хаосом. Пространство в этом месте нарезали на дома, нарубили на каналы, раскатали на набережные и проспекты, выложили площадями. Организовали, одним словом. А суровая северная природа здесь побеждена, чего вообще-то не бывает.
Она подходила к своему отелю, размышляя о том, что не очень она дотошная туристка. Ей неинтересны точные даты, названия, имена, метры и килограммы. Она в этот свой приезд просто зевака и гуляка. Но зато кожей лица чувствует исходящую от зданий энергию… Это энергетика архитекторов, скульпторов и художников. Сквозь подошвы туфель она ощущала тепло строителей этих проспектов и площадей. Энергии осмысленности и порядка, триста лет назад затраченной на дизайн города, хватает до сих пор.
Можно посчитать, сколько полегло людей, осушивших когда-то болота и создавших Санкт-Петербург. Можно подсчитать вложенные в это великолепие средства. Но кому это интересно? Здесь царило главное: результат. Результат любых усилий – всегда главное. Цель не оправдывает средства, она их просто не замечает… Живя посреди такого результата, можно было спокойно вызвать обидчика на дуэль. С улыбкой встать под пулю. Потому что вещи более важные, чем мимолетная жизнь, – это честь и достоинство. Гордый город Санкт-Петербург напомнил Вере, что они когда-то были…
Утром следующего дня она пришла к Тужилову. Села напротив него на стул, рассматривая его с любопытством. Профессор хитер, но она тоже не лыком шита. Этот телохранитель, эта мания преследования… К чему бы они, интересно?
– Тимур Борисович, – она погрозила ему пальцем, – а вы, оказывается, еще больший хитрец, чем я думала.
Он смотрел на нее со спокойным выражением старого льва, в чьей шкуре уже завелась моль, но ему было все равно.
– Вас не враги преследуют, – высказала Вера свою догадку, – а те серьезные люди, которым вы имели неосторожность пообещать методику. Какие-то охранные структуры, да? Или еще серьезнее? Ого… Тренинг на предчувствие опасности вы им пообещали, думая, что сумеете повторить все в точности как у Гершуни. Прошло время, вы не справились, возможно, не отработали аванс. И теперь они на вас насели. Может быть, дело даже не в деньгах.
Тужилов вздохнул, нисколько не пристыженный.
– Ты права, девочка. Не в деньгах, плевать они на них хотели. Просто, как это бывает обычно: один пообещал вышестоящему, тот загорелся заманчивой перспективой и тоже пообещал вышестоящему. Настал срок, они не получили желаемого и начали давить сверху вниз. Дойдя до меня, давление стало ужасным. Да. Такие дела.
– И Петя…
– И Питон меня скорее сторожит, чем охраняет. Ты правильно все поняла. Моя ученица! – с гордостью сказал профессор.
Вера хмыкнула.
– Да уж… Выходит, я вынуждена помогать заложнику.
Она хотела сказать «заложнику своего хитроумия и своей алчности», но решила не добивать старика.
Он оживился.
– Откроем в Киеве филиал фирмы, тоже будем тренинг проводить! Усовершенствуем методику с твоей помощью… К нам выстроится очередь из тех, кто готов заплатить за такой дар – ощущение смертельной опасности! А? Представляешь?