Кукурузный мёд (сборник)

– А чего это он у вас говнецом попахивает? – сказал Михай.

* * *

Единственным человеком, который приветствовал падение мира в бездну нового Средневековья, оказался житель деревеньки Кишинев, монах-переписчик Лоринков. Сидя в келье, оборудованной им в кабинке машиниста строительного крана – Лоринков был монах-столпник, – он глядел на остатки камней, поросшие травой, и мыслил. Может быть, единственным на Земле сейчас, думал иногда он. Это не огорчало Лоринкова.

– Ну а что, – говорил он.

– Это вполне постмодернистский акт, – говорил он.

– Ибо что есть постмодернизм? – писал он.

– Это есть акт разложения ткани бытия, – писал он на полях старой книги «Анжелика и король».

– Постмодернист растворяет реальность, как ядовитый паук, укусивший жертву, и ожидающий, пока ткани ее не разложатся, – писал он.

– Постмодернизм есть разложение смыслов, – писал он.

– Во всех смыслах, – писал он.

– А разве не это случилось с миром? – писал он.

– На бывших экскаваторах супермаркета «Жамба», там, где молдаванки показывали иностранцам мохнатку, потому что ездили без юбок… – писал он.

– Нынче бегают бешеные лисы да воют волки, – писал он.

– На площадках для гольфа пасутся олени, – писал он.

– В девятиэтажных небоскребах живут мыши и совы, – писал он.

– Мир разлагается, как живой организм после смерти, – писал он.

– Для чего? – писал он.

– Для того, чтобы снова стать мешаниной молекул, – писал он.

– Без формы, цвета, запаха, – писал он.

– И из этой мешанины молекул возникнет новый мир, – писал он.

– Вырастет, как трава на земле из мертвого тела, – писал он.

– Стало быть, каждый постмодернист, ну вроде меня, – писал он.

– Убивает мир и превращает его в исходный материал, чтобы создать новый мир, – писал он.

– И, значит, мы равны Богу, – писал он.

– А кто равен Богу, тот и есть Бог, – писал он.

– Стало быть, я и есть Бог, – писал он.

– Я – Бог, – писал Лоринков.

Дописав это, монах Лоринков почувствовал эрекцию, экзальтацию, и решил поинтересоваться, что же происходит там, внизу. Ведь он не спускался с бывшего строительного крана вот уже двадцать лет. Питался он воронами, которых ловил на живца в виде мышей, залезавших сюда по ночам, нужду справлял прямо на голову всему Кишиневу… Монах Лоринков так и говорил иногда.

– Срал я на ваш сраный Кишинев, – говорил он.

И это было правдой.

Взяв с собой записи, Лоринков стал спускаться по лестнице. Спустя час он уже был внизу, и, оглядевшись, увидел разруху и нищету, голод и мор. Вчера, узнал Лоринков, в городе снова был набег крымской орды. Татары увели с собой последний домашний скот. И даже стража на боевых ишаках не сумела остановить захватчиков. Дети пухли от голода. К тому же, Кишинев косила чума. Инфант, доблестный Дорин Долбоносик, был уже седьмой год в плену у запорожских наемников. По слухам, они трахали инфанта в задницу и заставляли рассказывать сказки о европейской интеграции на потеху всему лагерю.

– А как же наш славный король? – спросил монах горожан.

– Наш король мечется по остаткам королевства со свитой, – сказали горожане.

– Ищет деньги, чтобы заплатить выкуп за инфанта Дорина Долбоносика, – сказали они.

– Чтобы запорожцы отпустили его, – кивнул монах понимающе.

– Чтобы держали как можно дольше, – пояснили горожане.

Монах Лоринков побродил еще немножко по городу, и вернулся к крановой башне. Залезть наверх, и снова заняться науками, подумал он. Разве не это долг всякого образованного человека в наши дни, подумал он. Но – Родина? Моя маленькая истерзанная родина, подумал он. Все это время Лоринков, как и полагается монаху, дрочил. В раздумьях и изнеможении он уснул у подножия своего крана… В эту ночь к Лоринкову впервые пришел Голос.

– Лоринков, – сказал Голос.

– Да, Господи, – сказал подкованный монах Лоринков, который знал, что Голос в голове это Бог.

– Нет, Бог это ты, и я поражен твоими логическими способностями, – сказал Голос.

– А я просто Голос, – сказал Голос.

– Бог Лоринков, ступай в село Валя Пержий, найди своего короля и спаси Фра… – сказал Голос.

– Пардон, – сказал он с гнусавым французским акцентов.

– Еще раз, – сказал он.

– Бог Лоринков, ступай в село Валя Пержий, найди своего короля Михая Тупого и спаси Молдавию, – сказал голос.

– Спаси свою страну! – воскликнул голос.

– Но разве я рыцарь?! – крикнул в отчаянии Лоринков.

– Разве я воин?! – крикнул он.

– Не ори, придурок, – сказал Голос.

– Набегут грабители, увидят спящего, сопрут сандалии, – сказал он.

– Какие вы все блядь одинаковые, – сказал Голос.

– Стоит им стать Избранными, как они начинают ломаться, – сказал Голо с презрением.

– Один в Гефисиманском саду ломается, другой на кишиневской помойке, – сказал Голос.

– Достоин ли я? – сказал Лоринков.

– Конечно, нет, – сказал Голос.

– Но другого у Молдавии нет, – сказал Голос.

– Иди в Валя Пержий, а дальнейшие инструкции получишь потом, – сказал Голос.

– Вот такой сити-квест, – сказал Голос.

Проснулся Лоринков замерзший и босой.

Сандалии все-таки сперли.

* * *

Король Михай Тупой устало вытер засаленные кабаниной руки о волосы, – от этого, верил он, шевелюра становится еще гуще, красивее и аутентичнее, – и отпил вина из кубка с надписью «Чемпионат села Калараш по гандболу 1987». Кислятина, поморщился Михай. Королю несут кислятину, грустно подумал он. А что делать, сели все вино и хлеб забирают бесчинствующие наемники, подумал он… В это время в зал бывшего сельского клуба, отведенный для короля, вошел сенешаль, мэр Урекин.

– Сир, к вам тут сумасшедший, – хихикнул он.

– Говорит, Бог призвал его спасти Молдавию, – сказал он.

– Дурачок-с, – сказал он.

Михай Тупой подозрительно глянул на сенешаля. Тот явно играл не в одни ворота. Причем во всех смыслах… Небось продал меня уже герцогу Македонскому с потрохами, пидор, подумал король. Придворные, сидевшие на лавках у стен, захихикали и оживились. Хоть какое-то развлечение в этой сельской глуши.

– Введите! – велел король.

– Да нет, сир Урекин, – поморщился он.

– Монаха введите, – пояснил он.

Сенешаль покраснел, и распахнул двери. В зал, смущаясь, вошел босой мужчина с запавшими глазами. Обритый наголо, невысокий, широкоплечий. В солдаты бы такого, а он блядь монахом прикидывается, подумал король Михай. До чего наш добрый король пахнет говнецом, подумал монах Лоринков. Все предали, подумал король. Одни блядь сумасшедшие вокруг, подумал он. Как будто посрали, потом вытерли рукой, а затем этой же рукой брали еду, и после всего вытерли ее себе о волосы, подумал монах Лоринков. Придворные сдерживали лицемерные улыбочки.

– Итак, – мягко сказал король Михай Тупой.

– Сир, я призван, чтобы спасти Молдавию, – сказал монах Лоринков.

– Каким образом, мой мальчик? – спросил король,

– Ваш мальчик это инфант Дорин Долбоносик, которого сейчас любят в задницу запорожцы, – сказал монах тихо, но твердо.

– А я монах и величайший просветитель своего времени, – сказал он.

– Владимир Владимирович Лоринков, – сказал он.

– Владимир Владимирович, как нам спасти Молдавию, – сказал Михай Тупой, который готов был принять помощь от кого угодно.

– О, сир, Ваше величество, Вам не о чем беспокоиться, – сказал монах Лоринков.

– Просто дайте мне знамя, – сказал он.

* * *

Король со свитой на пригорке наблюдали за полем битвы с ишаков, которых поставляло вассальное Гагаузское герцогство. Ишаки нетерпеливо ржали. Михай Тупой глядел вниз, думая, что зря позволил увлечь себя бреднями сумасшедшего монаха. Тот же, ни минуты не сомневаясь, собрал всех, кто был в Валя Пержий – восемьсот пехотинцев, триста всадников и сотню лучников, – и повел их на Унгены. На укрепленный город! Само собой, венгры, захватившие его еще 10 лет назад, лишь посмеялись, и выслали навстречу семь тысяч отборных воинов. Битва должна была вот-вот начаться…