Шотландский узник (ЛП)

Значит, подумал он спокойно, это и есть мой долг. И цена не слишком высока.

Ему хотелось есть, но не хватало сил встать и войти в дом. Он достал из кармана четки, но не стал молиться, а просто держал их в руке. Он подвинулся на скамейке, повернувшись спиной к молчаливым мертвецам, позволяя усталость вытечь из него и освободить место для забот живого мира.

Раздался короткий удар колокола; Джейми увидел, как братья в саду отложили мотыги и стали отряхивать сандалии, готовясь выйти.

Он заметил мальчика лет четырнадцати, аккуратно остриженного, свежего и беленького, как гриб, который оглядывался по сторонам, стоя в проломе каменной ограды. Мальчик заметил Джейми и лицо его вспыхнуло улыбкой.

— Вы будете мистер Фрейзер? — Спросил он и протянул листок бумаги. — Мистер Куинн просил вручить вам. — Он сунул бумагу в руку Джейми и поспешил обратно к часовне, прежде чем тот успел его поблагодарить.

Джейми знал: это было прощальное письмо. Куинн ушел, чтобы воспользоваться чашей. Джону Грею придется подыскать другого перевозчика. Нелепый поступок, особенно если учесть, что он понял, в чем состоит его долг, но он обещал Куинну поговорить с настоятелем, и должен был покинуть бывшего соратника, надеясь, что Бог не оставит его своей милостью.

Он чуть не отбросил записку в сторону, но под воздействием внезапного импульса развернул ее. Он бегло просмотрел ее и замер на месте.

Письмо не содержало обращения и не было подписано.

«Да благословит тебя Бог в твой последний день за верность друзьям. Но я был плохим другом и не сказал тебе правды. Майора Сиверли убил англичанин. Я видел это своими глазами, потому что стоял в тот момент среди деревьев за беседкой. Капитан Твелветри является большим другом нашего Дела, и после смерти майора Сиверли все средства находятся у него в руках. Я призываю тебя защитить его и оказать ему помощь, когда вы вернетесь в Лондон. Даст Бог, мы увидимся там с нашими друзьями и увидим, как зеленая ветвь соединится с белой розой».

Джейми смял записку в кулаке. Джон Грей вышел из кабинета аббата и остановился, чтобы что-то сказать брату Амвросию.

— Друзья! — повторил Джейми вслух. — Помоги мне, Боже. — Он поморщился и, положив четки в карман, разорвал записку и развеял клочки по ветру.

Глава 28

Амплексус[48]

Джейми не позволил Грею нанять лошадей на том основании, что ирландцы любят посплетничать не меньше шотландцев, так что вести об англичанине в грязном красном мундире с серебряными галунами дойдут в Атлон не позднее полудня следующего дня.

Они всю ночь шли от Лох-Ри через поля, при дневном свете остановились на отдых в лесу, откуда Джейми сходил в деревню за провизией, а с наступлением темноты снова вышли на дорогу, быстро шагая при ярком свете огромной белой, как алебастр, луны.

Дорога и поля были безлюдны.

Они вышли через луга к лесистой местности, деревья стояли плотной темной стеной, корни вспарывали почву, а ветви нависали так низко, что они шли почти в кромешной тьме, не видя дороги под ногами; только иногда, когда деревья внезапно отступали от обочины, в свете луны случайно белым пятном проплывало лицо или манишка рубахи, вспыхивала рукоять шпаги.

Даже звук шагов терялся в шелесте ветра, играющего молодой листвой в кронах деревьев. Джон ощущал ночь, как дикую силу, силу самой весны поднимающуюся из земли по его ногам, распространяющуюся по всему телу, пока кровь не начала колоть кончики пальцев, не застучала молоточками в висках.

Может быть, это был восторг свободы, радость от удачного побега. Возможно, волнение ночной охоты, приключения и опасности. Или осознание, что отныне он находится вне закона, ощущение погони за спиной.

Дорога была узкой, и они иногда касались друг друга, ослепленные блеском восходящей луны в просветах между деревьями. Он слышал дыхание Джейми, и представлял, как оно смешивается с ветерком и касается его лица. Он чувствовал запах Джейми, мускусный запах собственного тела, высохшего пота и пыли на одежде и вдруг задохнулся от дикого волчьего голода и тоски. От плотского желания.

Ты мой владыка, подумал он, тяжело дыша, или я твой властелин?

В канавах и болотах за стеной деревьев орали лягушки. Высокие и низкие голоса, басовитые и по-птичьи пронзительные ноты обрушивались на землю каскадами в одном пульсирующем хорале. Сидя вдали на лужайке, наблюдая восход сияющих звезд, его еще можно было бы воспринимать, как весеннюю пастораль, приветствующую возрождение жизни.

Но здесь в весенней песне громко звучал языческий зов плоти, слепое желание настигнуть и спариться, неосторожно пролить в землю семя и кровь, кататься среди раздавленных цветов, корчиться в соках травы и влажной земли.

Эти проклятые лягушки во все горло визжали о торжествующей страсти. Их были сотни и сотни. Их стоны оглушали.

Расстроенный видением земноводных, беспрепятственно предающихся любви над темными водами, Грей запнулся ногой о корень и тяжело упал.

Фрейзер рядом с ним почувствовал, как он опускается, успел перехватить его через туловище и поставил на ноги.

— Вы в порядке? — Спросил он тихо, его теплое дыхание коснулось щеки Грея.

— Кроакл дум-хо, — ответил тот, задохнувшись от неожиданности. Руки Фрезера все еще крепко держали его.

— Что?

— Так сказал лорд Жаба леди Мышке. Это песенка. Как-нибудь спою ее вам.

Фрейзер издал знакомый горловой звук, который выражал у него то ли насмешку, то ли заинтересованность, и внезапно отпустил Грея. Тот качнулся и протянул руку, чтобы не упасть. Он коснулся груди Фрейзера, такой теплой и твердой под рубашкой, с трудом сглотнул комок в горле и убрал руку.

— Наверное, в такую ночь можно встретить Дикую охоту, — сказал Грей, продолжая путь. Он вздрогнул и, наверное, ничуть не удивился бы, если бы из-за деревьев показалась королева фей, ужасная в своей жажде крови, сопровождаемая голодными, как волки, молодыми воинами, сверкающими глазами и зубами в темноте. — Что это за охотники, как вы думаете?

— Это души мужчин, — ответил Фрейзер без колебаний. — Я тоже о них подумал. Хотя больше шансов встретить их в бурную ночь.

— Так вы на самом деле видели их? — В этот миг он считал такую встречу вполне возможной, и потому задал свой вопрос совершенно серьезно. К удивлению Грея Фрейзер ответил так же серьезно.

— Нет, — ответил он с ноткой сомнения, — по крайней мере, не лицом к лицу.

— Расскажите.

Они несколько минут шли молча, но Грей чувствовал, что Фрейзер собирается с мыслями, и тоже молчал, приноравливаясь к упругому шагу этого огромного человека.

— Несколько лет назад, — сказал Фрейзер наконец. — Это случилось после Куллодена. Я тайно жил на своей собственной земле. В маленькой пещере среди скал. По ночам выходил на охоту. Иногда, когда олени уходили, приходилось идти далеко, и так случалось довольно часто. — Они вышли к небольшой поляне, залитой ярким светом, Грей заметил, как Фрейзер откинул назад голову, рассматривая луну. — Ночь тогда была совсем не такой, — сказал он. — Луны не было совсем, а ветер пронизывал до костей и стонал, как тысяча потерянных душ. Это было дикое место. Такое же дикое, как это, — добавил он, немного понизив голос, и указывая на окружавший их лес. — Ночь, когда могут повстречаться разные существа.

Он говорил без всякого выражения, словно встречаться с «существами» было для него обычным делом. Но сегодня ночью Грей мог поверить во что угодно и вдруг спросил себя, а сколько ночей провел Фрейзер в одиночку под тихими звездами или в дымной пещере, без глотка свежего воздуха?

— Я преследовал оленя и убил его, — продолжал Фрейзер совершенно будничным тоном. — Я сел около тела, чтобы отдышаться, перед тем, как разделать его. Конечно, я перерезал оленю горло, чтобы выпустить кровь, но не помолился над ним. Потом я спрашивал себя, может быть, именно это их и вызвало?

48

«Жабьи объятия» (лат.) При размножении жаб и лягушек самец обхватывает самку сверху, находясь в воде; такая поза и есть амплексус.