Проклятая война

Она не собиралась дразнить его. Ей хотелось укрепить отношения, пусть даже с помощью быстрого перепихона. Но когда у них было время? Наверное, рейнджеры бы деликатно отвернулись, если бы парочка залезла в один спальник, но Рут чувствовала бы себя такой уязвимой. И что еще хуже, кто-то стащил пачку презервативов из рюкзака, пока ее мурыжили в госпитальных палатках Гранд-Лейк.

Интересно, что делали Кэм и Эллисон, когда были вместе? Ограничивались ласками и оральным сексом или шли до конца? Рут хотела быть лучше. Хотела стать для него более желанной, чем юная вертихвостка. Она думала об Ари и всех тех маленьких зажигательных штучках, которые они проделывали, поглаживая, облизывая и целуя друг друга. Воспоминания заставили ее острей почувствовать присутствие Дебры за спиной. Рут стало неловко. Она сжала бедра настолько, насколько позволяли швы, пытаясь не обращать внимания на разлившееся между ног тепло.

Рут казалось, что она ведет себя с Кэмом намного более робко, чем с остальными, потому что тот видел ее в худшие моменты жизни. Но на самом деле ее всегда сдерживало что-то еще. «Это будет легкомысленно». «Это будет неправильно». Она не верила, что заслуживает передышку, не говоря уже об удовольствии, — ведь именно ее ошибки привели к войне и гибели множества людей.

Рут прикусила губу и перевела взгляд на мужчину на соседней койке, десантника с порезами на носу и подбородке. Еще она видела, как медсестра меняет повязку у него на ключице, а потом накрывает одеялом. Кожа бойца в сумерках казалось желтовато-серой, но дыхание было ровным. Рут сосредоточилась, стараясь перелить в него как можно больше собственной жизненной силы.

Из мрака медленно выбрел Эрнандес. Он остановился поговорить с кем-то за несколько рядов до Рут. И снова остановился, не дойдя до ее койки и глядя на них троих.

— Я не сплю, — сказала Рут.

Эрнандес кивнул и протянул ей пластиковую канистру. Рут ощутила тепло, еще не взяв ее в руки.

— Суп, — пояснил военный.

— Спасибо, генерал.

Эрнандес никак не отреагировал на это, хотя Рут думала порадовать его комплиментом. Он снова покосился на спящего Кэма, а затем на десантника на соседней койке, держась почтительно, словно в церкви. Лесть явно не произвела на него впечатления. Больше всего он боялся потревожить их. Это чувство щемящей близости, сквозившее во всех его действиях, было очень хорошо знакомо Рут.

Сержант Эсти тоже навестил ее час назад. Рут порадовалась новостям, но Эсти вел себя подчеркнуто официально. Им ни разу не выпало случая просто поболтать. Рут понимала, что это один из защитных механизмов, и все же попыталась разбить лед. Ей хотелось быть для Эсти не просто заданием. Она попросила передать привет Хейлу и Гудричу, но сержант только кивнул и перешел к другим делам.

Фрэнку Эрнандесу присвоили звание бригадного генерала. Теперь он был третьим лицом в армии центрального Колорадо — отчасти потому, что многие погибли, но также и потому, что умел добиваться успеха. Благодаря Эрнандесу удалось вовремя реорганизовать наземные силы и подготовиться к встрече врага. Многие из офицеров гвардии и резерва, выше его по званию, отказались брать на себя ответственность.

Он принимал ключевые решения, повлиявшие на исход многих сражений в районе трасс 50 и 113. Оказывалась ли в нужном месте рота пехотинцев, или у артиллеристов хватало снарядов для ведения боя — все благодаря Эрнандесу. Его умение учитывать особенности местности и возможности своих бойцов спасла сотни и тысячи жизней.

Он был неразрывно связан с этими людьми. Рут полагала, что именно чувство долга привело Эрнандеса на передовую. Вообще-то, ему нечего было делать тут. Атаки на гору Сильван становились все яростней по мере того, как китайцы продвигались на север вдоль 70-й трассы. Командование местной группировки американских войск укрылось глубоко в Аспен-Вэлли, на крупной и хорошо укрепленной базе. Эрнандес рисковал жизнью, чтобы добраться сюда. Он настоял на том, чтобы встретиться с остатками отряда рейнджеров, но о присутствии Рут среди них знать не мог. Эрнандес воспользовался ею как предлогом. Ему надо было лично встретиться с бойцами, знакомым ему раньше лишь по номерам частей на картах, — и Рут уважала его за это.

Он заговорил шепотом:

— Мы начали брать пробы для вас прямо здесь, в палатках.

Рут кивнула. Хорошо. Тут находилась большая часть их медицинского персонала, а также немногочисленная документация, которую удалось сохранить, несмотря на беспрерывный приток раненых.

— Что еще вам надо? — спросил Эрнандес. — Мы замораживаем пробы, но я не уверен, что мы сможем создать для вас стерильную комнату.

— Не тратьте место в холодильнике. Комнатная температура вполне подходит, как и любое рабочее место. Мне не нужно много. Я проделала солидную часть работы на заднем сидении джипа.

— Тогда мне бы хотелось перевезти вас завтра. Самолеты противника бомбят нас повсюду, но эта база находится под слишком сильным артиллерийским обстрелом. Я отправлю вас глубже в тыл.

— Хорошо. Спасибо.

Рут не собиралась демонстрировать показную смелость и говорить, что не нуждается в защите.

Эрнандес снова поискал в тенях ее взгляд. Затем он положил руку на койку, почти вплотную к лицу Рут. Этот жест выглядел почти агрессивно-военный показывал, что способен загнать ученую в угол и подчинить себе.

— С чем мне предстоит сражаться?

— Генерал…

— Мне надо знать, Рут.

Она вздрогнула. Эрнандес никогда прежде не звал ее по имени, и это неформальное обращение шло вразрез с его открытой демонстрацией силы. Генерал оказался в двойственном положении. Он должен был помочь ей и все же не мог избавиться от подозрений — то ли из-за предательства Рут в Сакраменто, то ли из-за невероятной силы нанотехнологий. А возможно, дело было и в том, и в другом. Он обращался с Рут как с колдуньей — с той же смесью почтения и недоверия. Эрнандес разбирался в людях и в оружии. А Рут была для него темной лошадкой.

— Пока у меня нет ответа, — сказала она. — Клянусь. Но я не думаю, что «призрак» — это оружие. Мне кажется, Лидвилл экспериментировал с новыми типами вакцины.

— И вы здесь только поэтому?

— Конечно!

Она забыла, что надо приглушать голос, и Дебра сонно заворочалась рядом с ней. Кэм уже проснулся и внимательно смотрел на Эрнандеса.

— Что вы на самом деле пытаетесь сказать? — спросила Рут.

— Мы прочли ваши записи.

— Многое из них — только предположения.

Даже сама ученая поняла, что фраза звучит так, словно она оправдывается.

— Расскажите мне о «концентрационном пороге».

Рут уставилась на него, отчаянно пытаясь собраться с мыслями. Какие выводы сделали люди Эрнандеса, опираясь на ее таблицы и конспективные записи? Вряд ли в его распоряжении был кто-то, разбиравшийся в нанотехнологиях. Может, он просто попросил военных инженеров и айтишников по мере сил разобраться в ее заметках? На основании спиральной структуры «призрака» Рут предположила, что наночастицы способны формировать более крупные структуры после достижения критического порога концентрации… но эта гипотеза пока оставалась только гипотезой.

Нанотехнолог твердо ответила:

— Если вы прочли все, то заметили, что у меня были серьезные сомнения насчет этой теории. И я отказалась от нее уже несколько дней назад.

— Мои люди сказали мне иное.

— Тогда они ошибаются.

— О чем он говорит? — спросил Кэм.

— Доктор Голдман размышляла о способах остановить китайскую армию. Проблема в том, что заодно погибнет каждый человек в этих горах, — ответил Эрнандес. — Что-то вроде критической массы.

— Вы не можете этому верить, — сказал Кэм, взяв на себя инициативу в споре.

— Я верю, что Гранд-Лейк сделает для победы все, что угодно, — отрезал Эрнандес.

Только тут Рут осознала всю глубину произошедших с ним изменений. Он проиграл в Сакраменто. Он видел собственными глазами, как Лидвилл превратился в пепел. Эрнандес испытывал ее. Если она не сумеет ответить на вопросы, если он действительно поверит в то, что Гранд-Лейк собирается его уничтожить, в Америке вновь может разразиться гражданская война — а сейчас это было недопустимо. Даже объединенные силы Колорадо едва сдерживали напор китайцев.