Страница 21 из 78
Она с трудом выдавила:
— Что будем делать?
— Им нравится шоссе, — сказал Кэм. — Оно хорошо разогрелось, и тут куча потайных местечек. Наверное, нам лучше сойти с дороги и пойти по холмам, как мы обсуждали раньше.
— В Бога душу мать, это полное безумие, — выругался Ньюкам. — Вы даже не представляете, во что мы там вляпаемся.
— Я представляю. Мы пройдем.
— Мы можем сегодня же вызвать самолет!
— Они прикончат нас, как только увидят, что самолет заходит на посадку.
— Перестаньте, — вмешалась Рут. — Перестаньте ссориться.
Но голос ее был не громче шепота, и мужчины ничего не ответили, яростно сверля друг друга взглядами. Рут, дрожа, отвернулась.
Природа вокруг менялась с повышением местности. Здесь уже водились кое-какие рептилии, а ведь путники поднялись всего на двести метров над уровнем моря. Им предстояло пройти еще как минимум сто двадцать километров по этому незнакомому и смертоносному миру. Рут не хотелось подводить Кэма, но что если они сделали неправильный выбор?
Кэм уже разыскивал дорогу в обход змеиного гнезда, для лучшего обзора взобравшись на капот «тойоты». Машина, качнувшись и задев другую, пронзительно заскрипела. Но впереди тянулись километры и километры пути, а ноги Рут, натертые, покрытые мозолями и уставшие, нестерпимо ныли.
Она начала сомневаться, что им удастся дойти.
8
Правительственный агент, таскавшийся за Улановым, постоянно держал при себе открытый телефон-«раскладушку», словно нож. Это позволяло отследить каждый их шаг на переполненных улицах центрального Лидвилла.
Хотя Николай Уланов был рослым мужчиной, он то и дело останавливался и пропускал людей, сновавших между обложенных мешками с песком огневых позиций. В первую очередь это затрудняло слежку. Уланов уже вычислил второго агента. Шпик пытался остаться незамеченным, но ему приходилось то ускорять, то замедлять шаг, чтобы не отстать от объекта.
В Уланове был метр восемьдесят восемь роста, или шесть-два на отрывистом сленге американцев. Обычно он выделялся в любой толпе. Бывший космонавт был крупноват для выпускника академии Роскосмоса, широк в плечах и в груди. Хромота только придавала Уланову представительности. Большинство людей уступало ему дорогу не задумываясь, но сейчас он никуда не спешил. Прошло всего два дня с тех пор, как у него появился предлог выйти в город и заняться наблюдениями.
Уланов ощущал себя не человеком, а оружием. Истина была проста. Однако двигала им при этом не ненависть, а целеустремленность. Оружие не может ненавидеть. Оно всего лишь служит. Его сила была в том, что он видел и слышал, — однако с каждым днем русский становился все опасней.
Ссутулившись под пальто, Уланов смотрел под ноги, как и большинство гражданских вокруг. Каждый раз поднимая глаза, он боялся себя выдать. Каждый шаг вбок или назад, в обход спешащих людей, имел двойное значение. Он шел среди них так, словно нес бомбу. Казалось невозможным, что никто не замечает его инаковости — иных мыслей и даже иной осанки. Он был врагом.
Возможно, это еще изменится. Бывший космонавт сильно на это надеялся. Почти с самого начала его соотечественники и американцы заключили союз, хотя их партнерство в основном сводилось к радиопередачам, летящим с одного конца света на другой. Американцы были слишком поглощены собственной борьбой за выживание, а от России к концу второй зимы осталось всего несколько миллионов беженцев, не обладавших ни реальной силой, ни ресурсами. До последнего времени.
На первый взгляд, именно поэтому Уланову — проверенному и выдающемуся представителю российских правительственных кругов, двуязычному, искушенному в дипломатии, имеющему опыт работы с американцами и даже руководства ими, — и разрешили покинуть МКС. Но ему хотелось достичь большего. Его соотечественники отчаянно нуждались хоть каком-то преимуществе.
Пока он ничего не нашел. Насколько Уланов мог судить, силы Лидвилла выросли, хотя и ненамного. У них хватало собственных проблем, однако даже небольшие позитивные подвижки резко выделялись на фоне общего бедственного положения. Он самолично наблюдал за этим с борта МКС, глядя из космоса на Землю, где один за другим замолкали лагеря беженцев.
«Ты даже не понимаешь, как тебе повезло», — подумал он и тут же осознал, что уже давно не смотрит под ноги. Он уставился прямо в глаза молодому обгоревшему на солнце капралу, который стоял на краю тротуара в полном боевом снаряжении: шлем, куртка, перчатки и автомат. Парень нахмурился, и Уланов забеспокоился. Неужели тот прочел что-то лишнее в его взгляде? Зависть? Гнев?
Уланов не решался оглянуться. Агенты должны были верить, что он не замечает слежки, — и все же горечь плескалась в глубине души, словно беззвучный крик.
«Ты даже не замечаешь этого. Тебе так много дано».
Новая столица США располагалась на отметке 3100 метров над уровнем моря, на участке плодородной земли между двумя гигантскими белоснежными пиками. На этой высоте деревьев всегда было мало — а во время первой зимы сожгли и последние, — так что Лидвилл весь состоял из старых кирпичных и новых бетонных зданий. Главными достопримечательностями центральной улицы были два краеведческих музея и хорошо сохранившееся здание оперного театра 1870 года постройки.
Даже в двадцать первом веке широкий бульвар сохранил черты американского фронтира времен первопроходцев — он был приспособлен для фургонов, запряженных лошадьми. До начала чумы в городе проживало меньше четырех тысяч человек, но сейчас все исторические здания и кафе превратились в командные центры гражданских, федеральных и военных властей.
Это был опорный пункт человечества. Гостиницы, офисы и частные дома трещали по швам от беженцев. Заселялись даже заправки и прачечные, а палатки и сборные дома заполнили большую часть переулков, крыш и парковок. Можно было закрыть глаза и представить себя в Москве, Киеве или Париже: стук каблуков по асфальту, шелест одежды идущих мимо людей. И все же в городском шуме слышалась неверная нотка. Никто не бежал, опаздывая на работу, в кино или на обед. Никто не смеялся и не кричал.
Уланов чуть не уткнулся в спину мужчины, стоявшего лицом к кирпичной стене банка и полностью поглощенного своим мобильником. Мужчина не разговаривал — он только набивал сообщение большим пальцем на сенсорном экране. Уланов миновал его и тут же увидел женщину, державшую мобильник в ладонях и тоже сосредоточенно печатавшую сообщение. Ее нос обгорел и облупился так же, как у молодого солдата. На этой высоте солнце яростно лучилось ультрафиолетом, а достать защитный крем было невозможно ни за какие деньги.
Телефоны показались Уланову важной деталью. Правительственные чиновники, военные, доктора, техники, электрики и другие ответственные работники были связаны в одну сеть местными телефонными вышками и беспроводным Интернетом, проведенным в год чумы, — однако Уланов никогда не слышал, чтобы по телефонам говорили громче, чем шепотом. Все они боялись шпионов. Они вели войну против своих сограждан, а как можно быть уверенным, кто на твоей стороне, а кто нет, если противник выглядит и говорит как ты?
Создавалось впечатление, что зима все еще сковывала Лидвилл двухметровым снежным покровом и минусовыми температурами. Люди по-прежнему ждали. Они замерзли. Несмотря на активные военные действия, многим из них не хватало работы, а кормить лишние рты становилось все труднее. Каждый боялся что он него могут избавиться.
В течение восемнадцати дней, прошедших с эвакуации МКС, Уланов видел в основном то, что правительство хотело ему показать. Это был сплошной парад. Он получал превосходную медицинскую помощь и дополнительный паек. Но сейчас иллюзия рассеялась.
Лидвилл был крепостью, окруженной многослойными рядами военных гарнизонов, бронечастей, аванпостов и разведывательных отрядов — и сейчас он напрягался, как мышца перед броском. Целыми днями небо гудело при запуске авиационных патрулей. Рев реактивных самолетов и машин сопровождения эхом отражался от горной цепи. Уланову не удавалось точно подсчитать, сколько у них самолетов. Он не всегда мог выйти на улицу или подойти к окну. К тому же, казалось, что ВВС просто передислоцирует свои части, освобождая небольшой аэропорт в южной части города. Многие военные самолеты приземлялись на шоссе к северу от Лидвилла, а часть полетов малой дальности над городом осуществляли небольшие гражданские или толстобрюхие коммерческие суда.