Страница 37 из 51
Рапорт штурмана Бронникова от 7 июля утверждает подобным образом, что никакого возможного проезда нет даже и для байдары. Лед стоит плотно у восточного берега и оттуда простирается на север без конца, сколько зрением можно обнять горизонт в ту сторону; так оной лед еще и теперь стоит. А погода становится холоднее со дня на день, и сие доказывает ясно, что оной лед не растает; и невероятно даже, чтоб он разбился ветрами или волнением моря и разнесся бы по океану. Следовательно, не о чем‑де думать о другом, как только о возвращении нашем в Нижне–Колымск. Сей приговор подписан штурманом Бронниковым, штурманом Батаковым, шкипером Афанасьем Баковым, капитаном Тимофеем Шмалевым, Гавриилом Сарычевым и Иосифом Биллингсом» [15, с. 50].
В журнале, веденном на «Ясашне», Г. А. Сарычев записал: «В ½ 6–го часу приезжал от начальника экспедиции катер за призывом на судно «Паллас» командующаго судна «Ясашна»[66] и находящегося на оном капитана Шмалева и по возвращении командующей объявил, что с общего согласия штаб- и обер–офицерами канцилиум[67] положено за невозможностию для великих льдов следовать далее и за поздним временем возвратиться назад» [15, с. 50].
Более того, по его мнению, «наступающее осеннее время, кроме опасностей от жестоких ветров, ничего не обещало. Счастливы мы еще, что во все наше плавание не было ни одного крепкого северного ветра; в таком случае суда наши неминуемо бы разбило о льдины или каменные утесы, ибо укрытия никакого нет по всему берегу» [13, с. 83].
Впоследствии Г. А. Сарычев подробно рассказал о многочисленных попытках «Палласа» и «Ясашны» пройти далее на восток от Большого Баранова мыса, где экспедиционные суда встретили тяжелые непроходимые для них льды, и еще раз признал невозможность тогдашнего плавания вдоль побережья Чукотки. «Оставалось нам еще средство, — писал он, — объехать мысы зимою на собаках, но отвергнуто в совете, так как неудобное, потому что нельзя взять с собою для собак корму более как на 200 верст пути. По долгом советовании положено наконец оставить дальнейшие исследования относительно сего предмета до будущего плавания по Восточному океану, а тогда сделать еще покушение пробраться от Берингова пролива к западу. На сей конец дано повеление сотнику Кобелеву и толмачу Дауркину следовать в город Гижигинск, где дождавшись прибытия чукоч, которые ежегодно туда приходят для торгу, отправиться с ними на Чукотский нос и, предваряя живущие там народы о нашем прибытии, ожидать судов наших у самого Берингова пролива» [13, с. 85]. Суда возвратились на Колыму и уже 5 августа были разоружены.
Во время пребывания в районе Колымы и плавания по Восточно–Сибирскому морю Г. А. Сарычев проявил наблюдательность и высказал суждения, которые в дальнейшем были подтверждены многими учеными. Так, касаясь находки костей и даже туш мамонтов на берегах «Ледовитого моря», Г. А. Сарычев отметил одним из первых истинную, на его взгляд, причину их появления в северных районах: «Теперь следует вопрос, требующий решения: каким образом звери сии могли обитать в столь бесплодном и совсем не естественном для них климате, где стужа бывает более 40 градусов. Некоторые думают, что они не водились здесь, а только заведены во времена давно бывших походов из теплых стран на северные народы. Другие утверждают, что мертвые тела сих животных занесены сюда водою, когда был всемирный потоп. Однако сии мнения неосновательны: походы не могли быть чрез столь дальнее расстояние по бесплодным и болотистым местам и чрез высочайшие горные хребты, где не только слоны и подобные им большие звери проходить не могут, но едва пробираются степные и привычные к перенесению всяких трудностей здешние лошади. Потопом также занести сих костей невозможно, для того, что отсюда до теплых мест, где водятся сии животные, будет около 5000 верст, расстояние, которое корабль хорошим ходом при благополучном ветре едва в 30 дней может переплыть. Итак, естественно ли, чтоб мертвые тела хотя б то и во время всеобщего потопа, могли занесены быть в такую отдаленность? Мне кажется, лучше приписать это великой перемене земного шара, нежели упомянутым причинам; и верить, что в сих местах был некогда теплый климат, сродный натуре сих животных» [13, с. 88].
Следует отметить, что во время стоянки у Большого Баранова мыса Сарычев произвел первые археологические раскопки на побережье Сибири, раскопав места стойбищ древних обитателей этих мест — шелаг и найдя предметы их быта. Он писал по этому поводу: «На берегу ручья нашел я обвалившиеся земляные юрты не в дальнем одна от другой расстоянии. Сделаны они были сверх земли и казались круглыми в диаметре сажени три[68]. По разрытии земли в середине нашли кости тюленьи и оленьи, также много черепьев от разбитых глиняных горшков и два каменные треугольные ножа наподобие геометрического сектора — сторона, которая дугою, вострая, другие две — прямые и толстые» [13, с. 83]. Известный историк и археолог академик А. П. Окладников писал по этому поводу: «Раскопки Сарычева представляют собой замечательную страницу в истории мировой археологической науки. Они явились первыми раскопками древних памятников Арктики, предпринятыми с научной целью, и положили начало полярной археологии как науке» [16, с. 134].
Опередили свое время и соответствуют современным представлениям выводы, сделанные им о режиме «Ледовитого моря» (российские арктические моря): «Итак, если б через проливы, коими соединяется это море с океанами, не выносило льдов, то оно давно бы наполнилось ими. Отсюда следует, что причину малого или большого количества бываемого на море льду должно приписывать не теплому или холодному лету, а единственно расположению дующих ветров, иногда способствующих выходить льдам в проливы» [13, с. 85].
А отмечая появление у Большого Баранова мыса множества белух, тюленей и даже одного кита, Сарычев усмотрел в этом «неоспоримое доказательство, что Ледовитое море имеет соединение с Восточным или Северным океаном» [13, с. 83].
О большой наблюдательности Гавриила Андреевича и умении делать правильные выводы о природе морей говорит и такой факт. Он писал о возможном существовании большого острова к северу от Чукотки еще в июле 1787 г., на 36 лет раньше, чем такое предположение высказал полярный исследователь Ф. П. Врангель, чьим именем и был назван в 1867 г. вновь открытый там остров.
Сарычев заметил, что у Большого Баранова мыса колебания уровня моря были не более половины фута (15 см), «и то без всякого порядка. Это дает повод заключить, что сие море не из обширных, что к северу должно быть не в дальнем расстоянии матерой земле, и что оно, по видимому, соединяется с Северным океаном посредством узкого пролива. И поэтому здесь не исполняется общий закон натуры, коему подвержены все большие моря[69].
Мнение о существовании матерой земли на севере подтверждает бывший 22 июня юго–западный ветр, который дул с жестокостию двои сутки. Силою его, конечно бы, должно унести лед далеко к северу, если б что тому не препятствовало. Вместо того на другой день увидели мы все море покрытое льдом. Капитан Шмалев сказывал мне, что он слышал от чукоч о матерой земле, лежащей к северу, не в дальнем расстоянии от Шелагского носа, что она обитаема и что шелагские чукчи зимнею порою в один сутки переезжают туда по льду на оленях» [13, с. 84]. Значит, Сарычев сообщил и сделал достоянием ученого мира сведения о предполагаемом наличии большого острова к северу от Чукотки в своей книге о Северо–Восточной экспедиции, вышедшей из печати в 1802 г., т. е. за 65 лет до фактического открытия этого острова.
Одним из первых обратил внимание Г. А. Сарычев и на возможность использования на севере вечной мерзлоты. Он отметил, что местные казаки во время линьки гусей загоняют на озерах их в «растянутый невод, бьют их палками и без всякого приготовления бросают в ямы, вырытые нарочно в земле. Тут лежат они целый год, нимало не портясь, потому что земля здесь летом не тает глубже полуаршинна[70], и как скоро яму сверху закроют, то гуси тотчас замерзают.
66
т. е. Сарычева. — Авт.
67
консилиум. — Авт.
68
6,39 м. — Авт.
69
т. е. нет значительных приливов. — Авт.
70
35,5 см. — Авт.