Страница 3 из 10
— Не страшно? — прокричал Михаил.
— Нет! — Саша постарался ответить веселей, хоть и было ему страшно.
Когда они проезжали мимо большого зелёного поля, Михаил снова крикнул:
— Я поднимал!
Наконец свернули на обычную грунтовую дорогу и поехали тише. Навстречу, волоча за собой тучу пыли, попался автобус. Из автобуса замахали руками ребята.
— Наши, деревенские, — объяснил Михаил, — ты — сюда, они — туда. На экскурсию в Ленинград. Ты не обижайся, я тебя к дому подвезу и оставлю. Я на тракторе со своей бригадой шесть совхозов обслуживаю. Так что, сам понимаешь, сейчас мы в другом конце района работу гоним. Я тебя высажу, в дом введу, ты отдохнёшь, поешь, а вечером мать придёт с работы.
— Я не устал, — сказал Саша.
— Ты, главное, у нас воздухом дыши. У нас, говорят, микроклимат замечательный. Короче, отдыхай.
И вот показалась деревня Гаврилово. На трёх холмах. На одном холме — белое здание с колокольней, на другом — дом старинный, с колоннами, на третьем — пологом длинном холме — сама деревня, деревянные избы.
Изба Михаила стояла посередине.
— Петуха над трубой ещё отец делал, — сказал Михаил, — по петуху и отличай, если заблудишься.
Он внёс Сашин рюкзак, поставил его рядом с широченной русской печью. Показал в комнате огромную кровать с башней подушек.
— Здесь и отдыхай. Сейчас электроплитку включим, согреем чай, я и поеду.
Через полчаса он уже мчался на мотоцикле по пыльной дороге, а Саша остался один дышать здоровым деревенским воздухом.
Дома стояли на крутом берегу. О берег тёрлась волна, и ветер гнал по ней зыбь. По реке в байдарках плыли туристы.
— Парень, это деревня Гаврилкино? — крикнули они издалека.
— Гаврилово! — отозвался Саша и потихоньку пошёл по деревенской улице вниз с одного длинного холма к другому холму, где стоял старинный дом с колоннами.
Улица была чистая, на земле росла невысокая трава, в глубокой луже купались утята, а рядом ходила стая гусей, и один гусь принялся Сашу разглядывать.
«Не клюнул бы», — подумал Саша и обошёл их стороной.
На скамейке около избы сидели две старушки, и Саша, как учил отец, с ними поздоровался.
Старушки закивали.
— Сашка из Ленинграда, Михаил привёз, — сказала одна.
— Евдокия вчера переживала, а ну Михаил не встретит? — сказала вторая.
Не успел Саша удивиться, что его тут узнали, как вдруг с холма, от старинного дома ему крикнули:
— Александр! Давай-ка иди быстрей!
Под деревом стоял парень в тренировочных штанах и майке.
— Вы меня? — спросил Саша на всякий случай.
— Тебя. Кого же ещё. Ты один Александр. Как доехал? Чаю попил?
— Попил, — ответил растерянно Саша.
— Неудачно приехал — твои ровесники на экскурсии. Одни дачники да старушки с малышатами. Пойдём, музей покажу. Минуту подожди, я переоденусь, а то в майке в музей — некультурно.
Он исчез в избе, стоявшей поблизости, а Саша подумал: «Какой ещё музей!» И тут же на доме с колоннами увидел резную доску: «Народный музей Е. А. Гаврииловой».
«Местный экскурсовод — вот он кто», — решил Саша, но скоро понял, что ошибся. К нему подошёл человек в милицейской форме.
— Пошли, — сказал он.
— Куда? — Саша даже слегка испугался.
— В музей, говорю, пошли.
Только тогда Саша сообразил, что милиционер и есть тот парень. Из кобуры у него выглядывал настоящий пистолет.
— Проходи, — сказал милиционер и открыл большим ключом дверь, — а то мне скоро на дежурство ехать.
Саша двинулся за ним следом по широким крашеным половицам.
— Дому почти два века. Дом — типичный, помещичий. Ты вообще-то к музейному делу как относишься?
— Хорошо, — ответил Саша.
— Молодец! — похвалил милиционер. — Я тоже уважаю. Мы с Ильиным, пока музей собирали, академиками сделались.
И он стал рассказывать историю рода князей Гаврииловых, которым принадлежал дом, а с ним и деревня.
Первый Гавриилов Гаврииловым ещё не был, но был он воином и участником битв Александра Невского. Вот как писал о нём историк Карамзин, изучавший древние рукописи:
«Король шведский послал зятя своего Биргера на ладьях в Неву, к устью Ижоры, с великим числом шведов, норвежцев и финнов. Сей вождь опытный, дотоле счастливый, думал завоевать Ладогу, самый Новгород и велел надменно сказать Александру: „Ратоборствуй со мной, если смеешь; я стою уже в земле твоей”.
Князь и дружина оказали редкое мужество. Александр собственным копьём возложил печать на лицо Биргера. Витязь российский Гавриил Олексич гнал принца, его сына, до самой ладьи, упал с конём в воду, вышел невредим и бодро сразился с воеводою шведским».
Милиционер подвёл Сашу к стене, где на листе под стеклом сохранялась эта историческая цитата.
— Дети Гавриила Олексича стали носить фамилию Гаврииловых и породили несколько знаменитых родов. Кстати, и род Пушкина Александра Сергеевича. Многие были людьми порядочными, защищали русскую землю, хотя, конечно, хлебец кушали крестьянский. — Милиционер перевёл Сашу во вторую комнату. Там стояла старинная мебель, висели картины. — Это главная комната музея, — сказал он. — Сам дом строился при князе Антоне Павловиче Гавриилове. А вот портрет Елизаветы Антоновны, его дочери. Ей наш музей и посвящён.
Саша посмотрел на портрет, и показалось ему, что где-то он недавно видел эту девушку в белом платье, стоящую около белой лошади. Он мог уверенно сказать, что видел её совсем недавно, но где — было не вспомнить.
А милиционер опять заговорил голосом музейного экскурсовода:
— Елизавета Антоновна, чтоб ты знал, известная общественная деятельница. Она основала первую школу для крестьянских детей. И переписывалась с передовыми людьми России. Стихотворение на стене декабрист Пущин, друг Пушкина, ей написал: «Приветствую тебя в твоём уединеньи». Этот портрет притягивает многих зрителей. У нас тут был один художник, он сказал, что в нём наверняка скрыта какая-то тайна.
Саша слушал и снова смотрел на картину, и снова пытался вспомнить, где он видел недавно такую же девушку.
— У нас и в прошлом веке все Гавриловы были грамотными, — продолжал милиционер. — Потому что учились у неё в школе. И статьи она печатала в журнале «Современник», самом передовом в России. С тех пор мы и стали Гавриловыми, а раньше у нас фамилий не было.
— И я тоже — Гаврилов, — удивился Саша.
— Твой отец из нашей деревни, потому и Гаврилов. У всех коренных одна и та же фамилия, а у пришлых — Ильины. Они при Елизавете Антоновне учителями работали. И теперь Ильин — тоже учитель. — Милиционер взглянул на часы. — Пора. Пойдём, покажу ещё одну музейную ценность, а последний отдел — в другой раз.
Он достал из кармана милицейских брюк большой ключ, проскрежетал замком и открыл толстую деревянную дверь. Здесь, в узкой каморке на стене напротив окна висели две небольшие картины. Они были похожи на иконы, но лишь похожи — Николай Павлович как раз зимой объяснял Саше, что первые русские портретисты вышли из иконописцев. И портреты писали как иконы. Даже на специальных досках.
— Парсуны? — вспомнил Саша их название.
— Точно! — Милиционер посмотрел на него с уважением, потому что не всякий знает такое слово. — Редчайшие! С трудом их отвоевали от ваших, из Русского музея, — хотели забрать к себе, говорят, для такой ценности необходимо специальное охранение. Елизавета Антоновна Гавриилова рассказывала деду нашего Ильина, что это портреты её предков времён царя Алексея.
Они вышли на крыльцо, Саша зажмурился от солнца, а милиционер засмеялся:
— Вот и художница к нам идёт.
По улице с холма напротив спускалась Света.
С этюдником через плечо, в лёгком сарафанчике она шла к ним и удивлённо смотрела на Сашу.
— Что вы так разглядываете друг друга, — засмеялся милиционер, — или не знакомы?