Статья Пятая (ЛП)

Теперь у меня не оставалось сомнений в том, что услышанный мной в медпункте крик принадлежал Розе, находившейся в бараке. Когда я спросила об этом Ребекку, та отвечала уклончиво. "Это страшно", - только и сказала она. И все. Но я была в ужасе.

В течение последовавших дней я изо всех сил старалась быть незаметной. Я оставалась вежливой, когда мне приходилось вести неловкие светские беседы с персоналом и другими девочками, и не нарушала правил. Я не выказывала досады или боли, когда мои неуклюжие распухшие ладони что-то роняли или когда я не могла сжать кулак, чтобы удержать карандаш. Я не привлекала внимания и таким образом позволила Брок думать, что она победила.

Но прямо у нее под носом я собирала различные вещи, как тогда, когда нам с мамой было хуже всего во время Войны. Чашку из столовой, пока никто не смотрит. Мочалку из ванной. Готовясь покинуть это место, я начала складировать еду, которая долго не портилась, под матрасом.

И я поняла, что стала полагаться на Ребекку. Хоть она и строила из себя королеву реабилитации, когда рядом с нами кто-то был, судя по всему, это был ее способ выживания. Это притворство разогревало мою надежду.

По ночам мы разговаривали, и она оказалось удивительно открытой. Почти как будто я была ее лучшей подругой, а не той, кто мог доставить ей огромное количество проблем, раскрыв ее тайну. Посмотрев на Шона с ее точки зрения, я стала видеть его в другом свете. Я стала замечать, как он отвлекал внимание Рэндольфа от девочек и как он старательно кивал, когда Брок говорила о чем-то особенно нелепом, вроде того, как Сестрам следует общаться с мужчинами.

К моему изумлению, я тоже ей немного открылась. Я рассказала ей кое-что, например, о том, как я скучала по матери. По попкорну и ночам, проведенным за старыми, изданными еще до Войны журналами. По песням, которые мы вместе распевали. По тому, как мы никогда по-настоящему не разлучались. Ребекке нравились эти истории. Думаю, они помогли ей понять, почему я так стремилась убежать.

На пятые сутки я даже рассказала ей о Чейзе.

Не знаю, почему. Может, потому, что она любила солдата, или потому, что я чувствовала нужду дать ей знать о чем-то личном для меня. Может, потому, что ни часа не проходило, чтобы я не спросила себя, почему он поступил так, как поступил. Какой бы ни была причина, я рассказала. Не вдаваясь в детали и то, как глубоки были мои чувства к нему, а общую картину произошедшего между нами.

- Им нельзя ни с кем встречаться, если они не являются офицерами, - сообщила мне Ребекка, когда я рассказала, что он не писал. - Они должны посвящать всю свою жизнь Цели или чему-то вроде того. Они расписываются за это, когда поступают на службу.

- Кажется, Шона это не особенно заботит. - Я не смогла полностью очистить свой голос от наигранной нежности.

Ребекка улыбнулась, и внезапно я увидела, насколько она хорошенькая.

- Ты можешь его винить за это?

Мы обе смеялись тогда. Это был первый и единственный раз, когда мы смогли позволить себе это.

* * *

Прошло одиннадцать дней с тех пор, как я попала в исправительный центр, а от мамы или Бет не было слышно ни слова.

На двенадцатую ночь я подготовилась к побегу.

- Я пойду с тобой, - в десятый раз сказала Ребекка. Она ходила по комнате туда-сюда. Уже перевалило за полночь, но она все еще была полностью одета.

- Нет. - Это мы уже обсуждали. - Шон хочет, чтобы ты была здесь.

- Меня не волнует, чего он хочет! - Ее голос стал выше. Она нервно теребила в руках блузку. - Я не могу ничего не делать, когда он рискует жизнью ради тебя.

В течение последних дней напряжение между нами нарастало. Подлинная сущность плана становилась все более явной. Неосознанно я коснулась все еще воспаленных полос на тыльной стороне ладоней и несильно сжала кулак. Раны к этому времени затянулись, но все еще были украшены фиолетовыми и желтыми цветами. Они дико болели, особенно в такую холодную ночь, как эта.

- Он просто покажет мне, как пройти к забору, и станет притворяться, что не видит меня, - очередной раз уверяла я ее. - Он не будет в опасности.

Ни одна из нас в это не верила.

Проходили минуты. Одна. За ней еще одна. И еще.

Я не смогла заставить себя съесть ужин. Слишком нервничала. Но вместе с остальными запасами, завернутыми в привязанный к моей талии свитер Ребекки, я спрятала холодную печеную картофелину.

- Хорошо, мне пора, - наконец сказала я ровно через полчаса после полуночи.

Она кивнула, ее лицо было бледным.

- Ну, что ж... рада была с тобой познакомиться, - слабым голосом сказала она. - Спасибо, что не рассказала Брок про нас с Шоном. И... постарайся, чтобы тебе не пристрелили.

Я попыталась улыбнуться, но не смогла. Почти сказала, что надеялась снова с ней увидеться, или что-то в этом роде, но я знала, что этого не произойдет. Когда она достигнет выпускного возраста, им с Шоном придется прятаться от МН, как и нам с мамой. Вместо слов я сжала ее плечи, быстро и неловко обняла и выскользнула в окно.

На улице шел снег, как и в ту ночь, когда девочка умерла от переохлаждения, но я была подготовлена; я натянула на себя всю выданную мне одежду - две юбки, сорочку, три водолазки с длинными рукавами и мой серый свитер. А для подпитки под одеждой у меня было немного еды.

Земля была твердой, как камень, и холод просачивался через подошвы к ступням. Кирпичное здание общежития было покрыто белым инеем. С водостоков, подобно острым клыкам, свисали длинные сосульки.

Я посмотрела в обе стороны дорожки, перед тем как ринуться через лес в направлении к генераторам. Шон будет там, готовый покончить со всем этим. Я тоже была готова.

К тому времени как я услышала монотонный гул механизмов, мои мышцы разогрелись и размялись, а ритм сердца участился. Даже живот перестал болеть - в моем организме было слишком много адреналина, чтобы погрязать в беспокойстве. Я радовалась. Мне нужно было распалить себя до предела.

Мой слух был острее, чем обычно, и голова резко повернулась на звук треснувших неподалеку прутьев. Я непроизвольно замерла, ногти впились в ладони. Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы выкинуть из головы Кейтлин Мидоуз.

Шон появился из-за широкого дерева, которое стояло во мраке ночных теней. Зимняя куртка ФБР зрительно увеличила его грудную клетку; он казался даже более устрашающим, чем раньше. Следы от наказания Брок на тыльной стороне моих ладоней горели.

Шон не сказал ни слова, только обогнул огромные металлические блоки, издающие свой низкий гул, и зашагал глубже в лес.

Я шла, вытянув перед собой руки, отводя в сторону колючки и низкие ветви, которые мешали ходьбе. Забор, должно быть, близко. Сколько мы уже так идем? Десять минут? От общежития до забора было около мили. Пора бы нам уже дойти.

- Какой высоты забор? - прошептала я.

- Пятнадцать футов*, - ответил он, не оборачиваясь. Я сделала глубокий вдох.

*15 футов = 4,6 м

- Шон, чтобы не забыть... - Я споткнулась о ветку, но не упала. - Спасибо.

Он молчал минуту, а то и больше.

- Надеюсь, у тебя получится, - наконец сказал он.

Не знаю, имел ли он в виду, что надеется, что я найду маму, или что перелезу через забор, или что меня не пристрелят, но его слова чуть облегчили мне душу.

- Бэнкс, а ну-ка стоять!

Я почувствовала себя куском бревна в тот момент, когда по нему ударяет топор. Мое тело рвалось сразу в двух направлениях. Одна часть хотела со всех ног ринуться к забору, другая - обратно к общежитию. Единственное, что заставило меня остаться на месте, - парализующий ужас.

- Не беги, - тихо приказал мне Шон. В мгновение ока он сорвал с меня свитер с запасами, бросил его в кусты и сжал мои волосы в кулак, спутывая их. В глазах у меня появились слезы. Мое сопротивление длилось недолго, и он наконец отпустил меня.

Послышался звук шагов. Кто-то был близко. Почему я не слышала? Я была слишком занята мыслями о заборе, словами благодарности и раздумьями над тем, что буду делать, когда выберусь отсюда. Тупица!