Страница 82 из 104
Участие деда в воспитании внучки сказалось на ее характере. Она стала капризной, резкой, не терпела возражений. Предполагаемая поездка в Крым, к счастью, не состоялась, и мои родители стали снимать дачу в селе Рождествено, где и проводили с внучкой целое лето. К этому времени мой папа очень привязался к Иринке, стал мягче в отношениях со мной и окружающими. В нем раскрылся дар рассказчика и фантазера, он целыми днями мог сочинять всякие сказки и занимательные истории, которые Иринка очень любила. Его влияние на нее было явно благотворным и нейтрализовало впечатления, полученные ею в доме «богатого» деда.
Ленинград. 1955 г.
Мама вышла на пенсию и было решено, что перед поступлением Ирины в школу мы обменяем нашу комнату на меньшую, но зато в квартире моих родителей, тоже в коммуналке, но всего из пяти семей и более благоустроенной. Этот переезд снял многие хозяйственные проблемы, легче стало с воспитанием Иринки. Даже Геннадий стал менее разбросанным, поступил на заочное отделение музыковедческого факультета театрального института, увлекся работой хормейстера в одном из домов культуры. Но, к сожалению, ему уже трудно было преодолеть сложившиеся привычки, он не умел уклониться от встреч с прежними друзьями и все чаще приходил домой в состоянии подпития. С большим трудом скопил деньги и купил итальянский аккордеон — свою давнюю мечту. Но очень скоро, возвращаясь с концерта, где-то потерял его.
Привыкнув, что мама взяла на себя основные заботы по воспитанию Иринки и хозяйству, Геннадий совсем устранился от забот о семье. Я все острее чувствовала, что семейная жизнь не удалась и уже не могла прощать ему даже маленьких человеческих слабостей, а тем более участившиеся выпивки. Желание уйти, уехать куда угодно подстегнуло и то, что врачи, во избежание рецидива болезни Иринки, настаивали на изменении климата. А когда при очередной проверке выяснилось, что у меня тоже ослаблен иммунитет к возбудителю туберкулеза, я твердо решила уехать из Ленинграда и таким образом расстаться с Геннадием.
Когда я ему сказала об этом, он уговаривал, плакал, уверял, что изменится. А потом озлобился, сказал, что истинная причина моего ухода не в нем, а в том, что я не могу забыть своего «первого», что прав был его отец, который считал, что я не создана для семьи, и пригрозил, что если я уеду, то дочку он мне не отдаст — они с дедом сумеют воспитать ее сами.
После этого разговора я всерьез занялась поисками работы вне Ленинграда. Была возможность уехать в Брянск зав. литературной частью театра. Еще одна — в город Иваново, но везде было сложно с жильем. И в это время вдруг приехала в командировку из Новосибирска моя знакомая по институту, которая работала зам. начальника управления культурой и подбирала кадры для открывающейся студии телевидения. По ее совету я подала документы на должность ассистента режиссера и вскоре получила вызов и подъемные. Квартиру гарантировали дать в течение года. Это было весной 1958 года, к этому времени я уже год работала в институте им. Крупской на кафедре культпросветработы. Интересная работа, прекрасное здание в самой красивой части города. Безумно жалко было покидать Ленинград, страшно и горько было оставлять родителей, но иного выхода для себя я не видела.
Сборы к отъезду проводила тайком от Геннадия. Я верила, что он с отцом своим смогут отнять у меня Иринку. Взяла с собой только наше белье и одежду. Очень жаль было оставлять книги — у меня накопилась небольшая, но хорошая библиотечка альбомов и книг по искусству. Честно говоря, я надеялась, что когда-нибудь, когда гнев Геннадия пройдет, он пришлет хотя бы книги: ведь они пригодились бы не только мне, но и Ирине. Но этого не случилось. Летом 1958 года, когда у меня уже были куплены билеты в Новосибирск, я приехала в Рождествено и спросила Иринку:
— Хочешь ехать со мной в командировку, в Сибирь?
— Хочу! — ответила она.
— Но командировка долгая, может быть, на год или еще дольше, плакать не будешь?
— Не буду! — сказала Иринка.
Откуда было знать матери, что дочка давно была в курсе предстоящего развода родителей, тяжело это переживала, плакала, расставаясь навсегда с отцом, но знала, что отъезд неизбежен.
Мы тут же распрощались с отцом и мамой и уехали. Представляю себе, как тяжко было им отпускать нас в далекую Сибирь. К моему отъезду я долго подготавливала своих родителей и, кажется, основным аргументом стало то, что врачи настойчиво убеждали нас, что и дочке, и мне этот климат пойдет на пользу Так оно и случилось: уже после года жизни в Новосибирске Ирину сняли с учета в тубдиспансере. И конечно же, я уговаривала родителей тоже уехать из Ленинграда, чтоб жить рядом. И обещала, что найду в обмен на их комнату отдельную квартиру. Папа очень трудно поддавался этим планам, а мама внутренне уже была готова к переезду, хотя это было ломкой всей их жизни.
1958 — 1982
C 1958 года я с дочкой начала новый, Новосибирский период жизни. Жили сначала на частной квартире. Было очень трудно: платила за комнату и присмотр хозяйки за дочкой 70 р., а получала — 95. в качестве «приработка» мне разрешалось писать телевизионные сценарии, за которые платили гонорар. И вот днем — репетиции на телестудии, вечером — дежурства, выдача передач в эфир. А ночами сочиняла сценарии и всякие тексты для рекламы. И все это впервые в жизни, еще не разобравшись в том, что такое телевидение, его специфика… Зимой 1959 года получила однокомнатную квартиру, и к нам в гости приехала мама. Помогла наладить мне хозяйство, а главное — «утеплила» нас, ведь мы приехали в легоньких ленинградских пальтишках, не имели теплых шапок, валенок. Шили, вязали теплые вещи, ставили на двойную подкладку нашу одежду. Заодно утепляли, конопатили нашу новую, но очень продувную квартиру.
Так, с маминой помощью, мы перезимовали очень холодную зиму, а летом уже переехали в Новосибирск и мои родители — мне действительно удалось найти для них на обмен хорошую двухкомнатную квартиру. Правда, далеко от нас: мы жили в Кировском районе, возле телецентра, а они в Заельцовском, в конце Красного проспекта. Папа очень трудно перенес переезд, долго был мрачен, но постепенно оттаял, а когда приобрел садовый участок с домиком, то и совсем смирился с потерей Ленинграда и, как мне кажется, полюбил этот новый для него город. Да и мама успокоилась, что мы наконец все вместе, оценила и здешний климат, и возможность жить в отдельной квартире после стольких лет «коммуналки».
На работе у меня складывалось все благополучно. Начав с ассистента режиссера на телестудии (а это работа, в основном, на пульте, с техникой) я перешла в редакцию литературно-драматических передач, что было мне интереснее и ближе. За три года меня «передвигали» от редактора, потом — старшего редактора и затем до главного редактора художественного вещания телестудии. Было трудно, но очень интересно.
Два года работала я на студии телевидения, затем, к моему удивлению, меня вызвали в горком и предложили занять место зам. начальника Управления культуры горисполкома по делам искусства. То есть «ведать» различными творческими организациями — филармонией, театрами, союзом композиторов, художников, а также учебными заведениями, готовящими кадры творческой интеллигенции. Кажется, только Союз писателей и издательства сохраняли некоторую автономию в своей деятельности.
С большим сомнением и опасениями (справлюсь ли) взялась я за это дело. И автоматически превратилась в чиновника, без санкции которого не проходила ни одна выставка, сдача спектакля, утверждение репертуара и гастролей, перемещение и приглашение руководителей художественных коллективов, закупка картин и многое, многое другое, вплоть до распределения финансов между этими организациями, очередности ремонта их зданий, разрешения возникающих конфликтов внутри коллективов.
Обязанности эти были трудными для меня, часто опускались руки от сознания бессилия что-либо изменить в сложившейся системе бюрократической машины. Сколько бессмысленных заседаний, согласований по каждому вопросу… Единственное дело за год работы в Отделе культуры, которое мне удалось и которым я горжусь — это организация и проведение в картинной галерее большой выставки работ итальянского художника Ренато Гуттузо[58]. А каких сил это стоило! Ведь обкомовские деятели увидели в нем лишь «формалиста» и «абстракциониста». Даже когда удалось в какой-то степени расшатать этот стереотип мышления и было получено разрешение на проведение выставки, при первом же знакомстве с экспозицией возник скандал: начальство требовало убрать те картины Гуттузо, которые не укладывались в прокрустово ложе примитивно понимаемого ими «реализма». Невозможно было бороться в одиночку против этого высокосановного стада «знатоков искусства» (пытались мне помочь художники Ефим Аврутис[59] и Николай Грицюк[60], но тоже безуспешно) и пришлось пойти на компромисс, пожертвовать несколькими картинами ради сохранения выставки в целом.
58
Гуттузо, Ренато (Guttuso, Renato) (1912–1987), итальянский художник, представитель итальянского неореализма.
59
Аврутис Хаим Авраамович (1928). В 1953 по окончании Московского Государственного художественного института им. В.И. Сурикова уехал в Новосибирск, где вступил в Союз художников. В 1995 выехал в Израиль. Участник выставок, персональных, групповых, региональных, всесоюзных. Работы находятся в музеях и частных собраниях в России и за ее пределами.
60
Грицюк Николай Демьянович (1922–1976) — российский художник. Жил и работал в Новосибирске. С 1960-х гг. в циклах живописных акварелей и темпер разрабатывал свой вариант узорчато-пестрого, полуабстрактно-сюрреалистического авангардизма. Стал одним из лучших мастеров изо-искусства Сибири второй половины ХХ в.