Коптский крест

— Ой, вы и правда, согласны? — обрадовался Николенька. Спасибо огромное, мы меня очень обяжете. Да тут недалеко, за четверть часа дойдем…

Насчет четверти часа Николенька погорячился. До улицы Маросейка, где располагалась женская гимназия, в которой служил дядя Николеньки, Василий Петрович, идти было никак не меньше получаса. Причем – быстрым шагом. А вот быстрого как раз и не получилось. Спутники Николеньки останавливались на каждом углу, глазея на самые обыкновенные вещи. Ваня снимал на свою чудесную пластинку все, что ни попади: извозчиков, прохожих, вывески магазинов, даже полосатую будку с шлагбаумом, возле которой маялся от безделья пропылившийся рядовой гарнизонного полка. Олег Иванович не отставал от сына – так что расстояние, который Николка пробегал в иной день минут за 20, пришлось преодолевать почти час.

А у гостей из XXI-го века разбегались глаза. Вокруг них оживали фотографии из старых фотоальбомов, и путешественникам хотелось впитать то, что творилось вокруг, не упуская ни одной мелочи; запоминать – и фиксировать, фиксировать, фиксировать. Вот, например, магазинчик, судя по вывеске – канцелярские принадлежности и бумага; а кто знает, что за раритеты скрываются за его скромной вывеской? В этом веке пишут, если и не гусиными перьями, то уж наверняка – древними чернильными ручками, которые всякий раз надо окунать в смешную чернильницу-непроливашку, аккуратно промокая каждый раз расплывающиеся фиолетовые строчки. А улицы – как же они изменились за эти 130 лет! Взгляд Олега Ивановича выхватывал из общей, чужой картины лишь отдельные знакомые здания. Он вроде бы узнавал общие очертания московских переулков – знакомых, но ставших в одночасье другими. Но, стоило повернуть за угол – и целый переулок улыбался гостям из XXI-го века чередой фасадов, почти не изменившихся за эти, столь безжалостные к московской архитектуре, 130 лет…

Путешественники, в свою очередь, вызывали на здешних улицах изрядный интерес. Извозчики, проезжая мимо, удивленно щелкая языками. Приличные прохожие исподволь бросали любопытствующие взгляды, тактично отворачиваясь, если случалось встретиться глазами с кем-то из странных чужаков. А вот уличные зеваки не считали нужным скрывать любопытство – вон, из двери мелочной лавочки высунулся ражий веснушчатый детина – да так вытаращился на необычных гостей первопрестольной, что даже картуз в пыль уронил…

Гимназия для девочек, в которой преподавал словесность дядя Николеньки, была основана в 1884 году при Доме воспитания для детей-сирот офицеров, погибших в Русско-Турецкой войне. Дочка Василия Петровича, кузина Николеньки, миловидная Марина, с которой Ваня уже успел познакомиться, тоже училась в этом заведении. Девочка не относилась к офицерским сиротам, но место ей предоставили – как дочери преподавателя. Николка не раз бывал в дядиной гимназии, и даже участвовать в спектаклях, которые ставили воспитанницы. Так что мальчик уверенно кивнул швейцару, сторожившему тяжелые двери дома на Маросейке и запросто прошел внутрь. Олег Иванович и Ваня проследовали за ним, испытывая легкую неуверенность – кто их знает, здешние порядки? В гимназиях XXI-го века, — да что там, даже в обычных школах, — давным-давно были введены магнитные пропуска; охрана нипочем не бы пропустила в здание постороннего взрослого, хотя бы и в сопровождении сына одного из педагогов.

Но здесь, похоже, нравы были попроще. Солидный, как министр двора, швейцар поклонился визитерам и отворил перед ними тяжкие дубовые двери, украшенные замысловатыми бронзовыми ручками – и наши герои ступили под сень храма просвещения. Здание гимназии оказалось солидным, основательным и отличалось чрезвычайно запутанной планировкой. Впрочем, Николенька уверенно вел своих спутников по этому лабиринту. Навстречу то и дело попадались ученицы – девочки разных возрастов, в серо-голубых платьях с белыми фартуками. Олег Иванович хмыкнул про себя – фартуки эти были ему знакомы, еще по собственным школьным годам. Он знал, конечно, что форма для девочек за сотню лет изменилась мало – но чтоб настолько!

Встречные барышни присаживались в коротких реверансах, благопристойно потупив глаза, и спешили дальше, по своим гимназическим делам. А мальчики затылками чувствовали быстрые взгляды, которые бросали им вслед девочки, но – не оборачивались. Николка выдерживал характер, не желая давать повода для насмешек любимой кузине. Если хоть одна из барышень окажется одноклассницей Марины – та вечером не упустит случая подколоть двоюродного братца: «Что, дорогой кузен, опять гимназисткам глазки строите, вместо того, чтобы учиться?»

Что до Вани – он был слишком занят, чтобы отвлекаться на симпатичных барышень – хотя в иной ситуации и не остался бы столь равнодушным. А сейчас – Олег Иванович в спешном порядке инструктировал сына, в который раз повторяя наспех сочиненную по дороге легенду:

— Значит так, все запомнил? Из Ситки – это бывший Ново-Архангельск, столица Русской Америки – в Сан-Франциско, на котиковой шхуне. Кто его знает, есть ли там регулярные рейсы, но котиколовы точно ходят и туда, спасибо Киплингу[34]. Дальше – пакетботом до Сингапура. Его не может не быть, тут мы не ошибемся. Потом, на британском пароходе в Бомбей, это тоже наверняка регулярный рейс. Ну а дальше – на грузовом судне в Бендер-Аббас. Не припомню других портов в Персии, ну да ладно, этот уж точно никуда не делся.

— В Персии? — переспросил Ваня. — А это где?

— Чему вас в школе учат? — возмутился Олег Иванович. — Иран это. Раньше он назывался «Персия».

— Точно, — смутился мальчик. — Теперь вспомнил. Там еще Грибоедова убили.

— Ну хоть и на том спасибо, а то я уж думал, что ты скатился к уровню ЕГЭ, — язвительно заметил Олег Иванович. — Впрочем, о Грибоедове потом. Запоминай: дальше караванами до Тегерана – такого излишества, как железная дорога, там еще лет 10 не будет[35]. А от Тегерана – на север, тоже караванами, и по рекам, до самого Каспия. Убейте меня, если помню, как называется этот городишко… Ну, порт персидский на Каспийском море[36]. А уже оттуда – русским пароходом, в Баку.

— Пап, а к чему такие сложности? Персия, Бомбей… спасибо, хоть не Китай. Может, с Запада? Как белые люди – через Атлантику, потом в Питер…

— Если с Запада – то, лучше уж, в Одессу. Пароходом из Нью-Йорка в Марсель, а оттуда – в Одессу. Классический вариант. Можно и в Питер, конечно, — если через Гамбург и Ливерпуль; но нам от этого варианта лучше держаться подальше. Если мы захотим – а мы наверняка захотим, — здесь как-то легализоваться, то придется подумать о документах, верно?

— Ну да, — кивнул Ваня. — А что тут сложного? Найдем в Инете образец, да и распечатаем.

— Все бы тебе в Инете искать! — фыркнул Олег Иванович. — Не стоит считать здешних жителей совсем уж зулусами. Что такое водяные знаки, здесь знают отлично, так что листочком из принтера не обойтись, придется помозговать. И дело даже не в водяных знаках или ржавых скрепках[37]. Если мы с какими-то документами, пусть, американскими, легально въехали в Россию – то ведь должна быть в них отметка о пересечении границы, так?

— Ну, так, — согласился Ваня. — Вон, у нас в загранпаспорте на границе всегда штампик ставят.

— Вот именно! — кивнул Олег Иванович. — Ну, штампик, положим, тоже не проблема, но ведь они не только штампик ставят! Еще и регистрируют проезжающих в какой ни то ведомости делают, верно? Иначе нельзя, граница – дело государственное, порядок быть должон.

— Ну… наверное, — согласился мальчик. Конечно, должны, иначе, зачем они там стоят?

— А раз так, — продолжил мысль Олег Иванович – при желании всегда можно проверить, кто и когда пересекал границу. Если отметка в паспорте есть – то и запись в каких-нибудь регистрационных книгах быть должна. А подобные книги имеют свойство сохраняться – в архивах. Так что, стоит кому – то заинтересоваться нами и послать на пограничный пункт запрос – немедленно выяснится, что никакой границы мы не пересекали, отметки в документах подделали, и вообще – типы насквозь подозрительные, которым место в Сибири. Интернета, баз данных и междугороднего телефона здесь, конечно, нет, но вот телеграф – да, имеется. Петербург – рядом, Одесса, в общем, тоже не на краю света; так что ответ быстро придет. А нам это надо?

34

Наш герой намекает на поэму Р. Киплинга «Баллада о трех котиколовах».

35

Герой ошибается. В Персии к 1886 году уже имеются железные дороги, правда в весьма небольшом количестве. И, что интересно, некоторые из них принадлежали подданным Российской империи.

36

Этот «городишко» называется Энзели.

37

Наш герой намекает на столь любимую нашими авторами от военно-исторической фантастики коллизию со скрепками в удостоверениях РККА. Немцы в начале войны делали свои подделки со скрепками из нержавеющей стали, а в настоящих, советских, они были из обычной, низкокачественной, которая легко ржавела и оставляла на бумаге характерные следы. На этой мелочи погорело немало немецких агентов и диверсантов.