Рассвет пламенеет

Клейст выпучил глаза, поджимая и закусывая дрогнувшие губы. Затем он тяжело встал и медленным шагом прошелся около испуганного адъютанта, глядя на него искоса. Остановившись спиной к нему, он спросил:

— Шарке, понимаете, что вы сказали?..

— Трудно с этим примириться… — начал было тот, — но…

Клейст уже не слушал и не замечал своего адъютанта.

Он грузно опустился в кресло, сжимаясь и втягивая голову в плечи.

Шарке подумал: «Следует сейчас же выйти из кабинета». Он шагнул к дверям, чувствуя, как от волнения подкашиваются ноги. И все же он был счастлив. Еще сильнее Шарко испытал это короткое счастье, когда очутился в безлюдной приемной, остановясь у своего письменного стола, заставленного десятком телефонных аппаратов.

Прислонясь худыми плечами к стене и вытирая со лба холодные капли пота, он мысленно произнес: «Вам повезло, майор Шарке. Вы ускользнули из лап раненого тигра!.. К сожалению — неизвестно, надолго ли? дела наши принимают серьезный и весьма угрожающий оборот».

В конце дня в штабе получили сообщение о выезде на Северный Кавказ рейхсминистра Адольфа Розенберга. Когда Шарке доложил об этом, Клейст подумал: «Вот уж не вовремя!». Он подозревал, что в верховной ставке Гитлера уже известно и неудачном наступлении его войск в районе Орджоникидзе, но ободрял себя: «У больших людей и неудачи большие, очень заметные… Пока не поздно, надо поискать неудачников величиной поменьше. Они, именно они проваливают разумно начатую операцию!».

— Шарке, подготовить самолет! — приказал он. — Вылетаем в зону военных действий.

— Но приедет министр… Кто встретит его без вас?

— Подготовить самолет, — строго повторил командующий. — На завтра.

— Разрешите доложить о погоде?

— Нет, не разрешаю! — отрезал Клейст. — Полетим при любых метеорологических данных.

Доказывать командующему невозможность полета было бесполезно.

К тому же весь вид Клейста говорил о том, что все его существо охвачено гневом. К нему вернулось и знакомое, прежнее ощущение постоянной тревоги. Это ощущение тревоги родилось из страха неизбежной ответственности. Розенбергу он мог бы смело сообщить о любом количестве понесенных потерь в людях, но тускнеющий ум не мог сформулировать оправдания, почему его войска очутились еще дальше от нефтеносного Грозного, чем они были от этого города до их прорыва в Северную Осетию. Клейст прекрасно понимал: если уж русские перешли в контрнаступление, значит, они успели накопить достаточное количество сил.

Выйдя в приемную, Шарке увидел с десяток офицеров, сидевших вдоль стен, кто с папками бумаг, кто по вызову. Все они ожидали своей очереди на прием к командующему. Медленным шагом адъютант обошел всех, возле некоторых останавливаясь и тихо говоря: «Вам следует обратиться к начальнику штаба. А вас командующий примет позже… Нет, сейчас он не может, обождите…».

Когда Шарке намеревался присесть, чтобы снова взяться за работу, к нему подошли три человека. Одеты они были в военную форму, но адъютант сразу угадал штатских. Один из этих людей, еще молодой, но уже отяжелевший, выступил вперед и, уставившись на адъютанта выпуклыми голубыми глазами, сказал:

— Мы должны повидать фон Клейста.

— По какому вопросу? — спросил Шарке, немного удивленный резкостью тона молодого человека.

— Я и мои коллеги, — молодой человек кивнул на двух остальных, стоявших тут же, сегодня же должны отправиться в район Грозненских нефтепромыслов. Нам поручено изучить возможности добычи нужного империи горючего.

— Господа, — с тяжелым вздохом произнес Шарке, — ваша поездка не лишена будет некоторых небезопасных дорожных приключений…

Из-за спины молодого человека вышел невысокий, но широкоплечий, со смуглым лицом, второй немец.

— Что вы этим хотите сказать? — баском спросил он.

— В район Грозного экскурсии подобного рода преждевременны.

— Рейхсминистр Розерберг, информируя деловые круги, заинтересованные в Кавказе, утверждал, что успех фон Клейста уже предрешен, — возразил молодой человек.

— Да, так было…

— У вас произошло что-нибудь?

— Самое неожиданное…

— Нас это весьма интересует.

— Еще бы! — усмехнулся Шарке.

— Вы оставляете нас в недоумении. Скажите же, в чем дело?

— Господа, — взволнованно сказал Шарке, — русские перешли в решительное контрнаступление. Они вынудили наши войска перейти к обороне… — Немного помолчав, поочередно разглядывая посеревшие лица соотечественников, он уныло добавил: — Теперь легко вам понять, по какой причине его превосходительство никого не принимает…

— Неужели так велико это событие, контрнаступление русских? — снова вмешался в разговор широкоплечий, делая вид, будто ему уже известно, чего будет стоить русским их дерзость.

— Никто не говорит, что оно велико…

— Но ваш тон! — возразил широкоплечий, повысив привычный к власти голос. — В нем совершенно отсутствуют воодушевленные интонации.

Где-то в самом уголке сознания майора Шарке вдруг зародилось чувство опасения за такую негостеприимную встречу этих незнакомых ему людей. Некоторое время он исподволь настороженно рассматривал представителей деловых кругов, вытирая пот, выступивший у него на лбу. Однако, невзирая на значительность персон, прибывших, по-видимому, по уполномочию Розенберга, набравшись храбрости, адъютант заявил:

— Вам придется подождать — командующий очень занят. Возможно, даже сегодня положение изменится… Тогда уж…

— А мы затем и прибыли, чтобы не позже, как сегодня, оказаться полезным фон Клейсту, — снова заговорил молодой человек.

— Господа! Генерал-полковнику сейчас могут оказаться полезными только солдаты!

С этими словами адъютант присел к столу, давая понять, что разговор окончен.

Но не тут-то было. Вперед проковылял третий, самый старший и, по-видимому, главный в этой тройке.

— Моя фамилия Редер, чтобы вам было известно, молодой человек, — в нос сказал он, остановившись у стола, опустив обвислые длинные руки и хмуря белобрысые брови над крохотными, заплывшими жиром глазками. — Потрудитесь доложить фон Клейсту… Я имею к нему личное поручение фюрера!

Полминуты спустя Редер вместе с Шарке вошел в кабинет командующего. Клейст даже не взглянул в их сторону. Широко расставив ноги, он стоял, глядя на карту. Лицо его словно окаменело и казалось на много лет постаревшим за один день. Шарке доложил о прибывших. Клейст бросил на стол карандаш. Из груди его рвался крик возмущения — ему осмелились помешать!.. Но он не раскрыл сжатых челюстей, лишь шевельнулись сухие губы, точно он внутренне усмехнулся от какого-то неприятного предчувствия, возникшего с появлением известного ему нефтепромышленника Редера. Затем они приветствовали друг друга. Шарке вышел из кабинета.

В кабинете командующего Редер чувствовал себя вовсе не как посетитель, даже не как старый знакомый фон Клейста, а как хозяин, неожиданно явившийся к одному из своих доверенных.

— Я хотел бы убедиться, что ваши войска оказались в затруднительном положении только по какому-то нелепому недоразумению, — воркующим голосом сказал нефтепромышленник, попыхивая сигаретой и пронизывая Клейста подстерегающим, пытливым взором.

Клейст слушал его со вниманием. Сейчас он не был похож на того чванливого гордеца, каким казался всегда, когда под маской строгости ему нужно было скрыть растерянность. Представителю деловых кругов и, как он догадывался, доверенному Гитлера он отвечал откровенно:

— Разумеется, такую возможность вы будете иметь… Я сам намереваюсь выехать в зону боевых действий. Если желаете, мы вылетим в одном самолете.

— Если так осложнились ваши боевые дела, пока что я воздержусь от поездки на фронт… Благодарю вас за внимание…

— Мое внимание больше относится к моей служебной роли, — сказал Клейст, понуро глядя перед собой. — Роль моя сейчас нелегка: силы противника вырастают удивительно быстро… Его новые дивизии появляются как раз там, где их совершенно не ожидаешь.