Страница 89 из 102
— Привет, Адмирал! Ты слышал когда-нибудь, что спички детям не помеха? Так вот запомни: не все горит, что тебе хочется. Твои пиротехники у нас, и я еще не решил, что с ними делать. Вариантов много. Я мог бы, конечно, прислать тебе на память их чучела, но я человек добрый. Они заслужили жизнь хотя бы тем, что недолго ломались и я знаю теперь этот номер и могу поддерживать с тобой надежную связь.
Клемешев молчал. И тот, что говорил с ним, продолжил со зловещей иронией:
— Ты сам знаешь, кто начал новую войну. Ты присылал за моей головой уже трех своих пацанов. Послушай, Гена, ты ведь умный. Неужели хочешь, чтобы я послал одного своего? — говоривший усмехнулся и повесил трубку.
Клемешев выматерился и свирепо взглянул на своих, но ничего не сказал. Одна мысль мучила его: как такое могло случиться, что Алибек знает то, о чем должно быть известно не более чем десятку ближайших к нему людей. Ну пусть кликуха, хотя и это весть не из приятных, что называется, в торец... ну ладно, как-нибудь долетела, не велик фокус. Но вот то, что проклятые чечены взяли его «фейерверкеров», что они были предупреждены и знали, откуда ветер дует, сомневаться уже не приходилось. Это значило, что среди своих завелась гнида и каждый секрет, грозящий гибелью, в любую минуту может утечь на сторону.
И тут зазвонил второй телефон. И снова, вопреки тому, чтобы просто выслушать сообщение и шепотом передать ему на ухо, парень, державший второй «мобильник», еще больше удивившись, чем первый, вскочив на ноги, быстро, испуганно проговорил:
— Геннадий Петрович, снова вас просят!
— Опять Алибек?
— Да нет, русский вроде, совсем чисто говорит.
Клемешев снова пробормотал несколько матерных слов и взял в руки второй аппарат.
— Геннадий Петрович? — раздался далекий, но ясно различимый деловитый мужской голос. — Вы ведь, кажется, на лоне природы, не так ли?
— Кто это говорит?
— Тот, с кем вы непременно вскоре встретитесь в одном очень серьезном и неприятном месте. И будет у нас с вами длинный-предлинный разговор, как говорится, исповедь за всю жизнь.
— Ну ты, сука! — прорычал Клемешев. — Я узнал тебя!
— Ну так вот, — невозмутимо продолжал собеседник, — не понтируйте, Геннадий Петрович! С кем, с кем, а со мной, на ваше счастье, вы пока не встречались. А теперь слушайте: в вашем «джипе-чероки» номер СГА-138-931Ш8 имеется маленький телевизор. Включите его ровно в двадцать два пятнадцать на втором канале. Хочу думать, небольшой сюжетец, который вы, конечно, посмотрите, не испортит вам настроения. До встречи!
— Ну волки! — пробормотал Клемешев и крикнул двоим из своих: — Эй, Баклан! Кирюха! Тащите сюда ящик!
Он взглянул на часы: было как раз двадцать два десять, самое время включать ежедневную программу СОС — «Сообщаем о случившемся», по сути дела, копию столичного «Дорожного патруля».
Маленький цветной телевизор, стоявший на уже темной траве, горел чудными японскими красками. А дальше был звук сирены и разные происшествия, аварии, захваты, преступления, а уже в самом конце на экране, вопреки обыкновению, появился диктор:
— Внимание! Возобновлен розыск особо опасного преступника, уроженца города Степногорска Юрасова Сергея, бывшего офицера спецназа Советской Армии. Приметы преступника: около сорока лет, среднего роста, атлетического телосложения, кудрявые темные волосы, темно-карие, почти черные глаза. Особые приметы: татуировки на обеих руках пониже плеча, одна из которых сделана в семьдесят девятом году в период обучения в одном из высших военных учебных заведений, вторая — во время прохождения службы в составе ограниченного контингента советских войск в Афганистане, представляет собой изображение барса в прыжке на фоне силуэта гор.
А сейчас мы покажем фоторобот преступника и схематические изображения его татуировок.
И тотчас на черном фоне возник карандашный набросок мужского портрета, весьма напоминающий того, кого Клемешев так часто видел в зеркале, когда брился и завязывал галстук.
Все вокруг молчали, даже было слышно, как журчит вода в реке и где-то время от времени всплескивает и играет крупная рыба. Эта пауза, эта немая сцена что-то уж больно затягивалась. Надо было сказать что-то, срочно выговорить несколько слов, а они вокруг, все шестеро, дружно смотрели в сторону, словно боясь встретиться с ним глазами.
Нет-нет, никто из них ничего такого знать не мог. Никто не мог знать! Того, что, как он думал до этого вечера, на всей земле уже знал только он один. Выходит, где-то когда-то дал промашку. Но где и когда?
И как было жить теперь, что делать? Ведь не он же один узнал в фотороботе это чертовски знакомое и похожее лицо? Весь город узнал! А эти, те, что рядом, тоже не олухи, в момент смекнут: коли накинули аркан на шею босса, самое время, пока не поздно, давать соскок, рвать когти и хорониться. Но он справился, переключил канал, попал на какую-то серию «Спрута» и небрежно бросил своим кашеварам:
— Ну, что там? Поспела, что ли, ушица? А, мальчуганы? Кирюха, накрывай стол, тащи горючее, открывай! Что мне, учить тебя? Ну-ка, соколы, рванем за успех, который уже близок!
А по экрану мотался этот красавчик комиссар Каттани, бабий любимчик Микеле Плачидо. А где- то в городе затаился наш, российский, с дурацкой фамилией Турецкий, неторопливо плел свою удавку на его, Адмиралову, голову.
И тут — наконец-то! ну наконец-то! — затенькал третий телефон, и это был нужный человек, и позвонил он в нужное время, и сообщил самые нужные, самые важные сведения о том, когда этот самый московский «важняк» Турецкий снова выскочит на экран.
80
Очередная запись Турецкого была назначена на два часа дня, а в эфир под видом прямого включения она должна была выйти вечером, вслед за программой «Время».
На этот раз выступление предполагалось совсем коротенькое, всего пять с половиной минут. А когда режиссеры и видеоинженеры за стеклом аппаратной махнули ему рукой — «Пошла запись, начинайте!» — Александр Борисович взглянул в наведенный объектив и сообщил горожанам, что огромная работа по основному делу об убийствах и массовых беспорядках на площади близится к завершению и попутно это дело помогло выявить и рассмотреть множество острейших социальных, политических и правовых проблем города и области. Благодаря активной помощи граждан, следствию удалось разобраться в сложно переплетенной многослойной системе планомерного ограбления Степногорска, его крупнейших предприятий и всего населения в целом. Очевидно, в скором времени будет возбуждено еще немало уголовных дел против ряда видных представителей городской и областной элиты. Им будут предъявлены обвинения в хищениях, злоупотреблениях и крупных мошеннических операциях в сфере экономики, а также в связи с грубыми нарушениями Закона о приватизации, взяточничеством, казнокрадством, нецелевым использованием средств инвестиционных фондов, а также множеством других отвратительных явлений и преступных действий, которые стали типичными для всей современной России...
На все про все — от времени, проведенного в гримерной, где его причесывали и запудривали блики на носу, и вплоть до конца просмотра на мониторах уже готовой записи — ушло больше часа. Но за эти минуты Миша Данилов успел переговорить со всеми телевизионщиками из числа тех, кто был посвящен в тайну этих «прямых выходов» в эфир.
Вопрос ко всем был один: обращался ли кто-нибудь к ним, интересуясь, когда снова намечается появление Турецкого на экране, пытался ли кто-то особенно настойчиво выяснить это?
Результат этого опроса, который Миша преподнес своему патрону уже в машине по дороге назад с телевидения, оказался самым неожиданным: все опрошенные в один голос сказали, что их об этом спрашивало черт-те сколько людей, что благодаря выступлениям Турецкого их смена стала на телевидении чуть ли не знаменитой и, кажется, все, включая буфетчиц и уборщиц, вконец «достали» их, стараясь узнать, когда еще приедет и выступит этот следователь из Москвы, что за народ и за правду, уж больно доходчиво говорит, а главное, все по делу и от сердца.