Страница 110 из 125
Его субъективно-идеалистическое творчество имеет общие философские и социальные корни с упадочными мистическо-экспрессионистическими течениями Запада. Социалистическое строительство пролетарской революции преломляет в своем творчестве Филонов по-буржуазному, исходя в своей установке не из классового сознания пролетариата, хотя он субъективно, как и его ученики Кондратьев, Сашин и др., считает себя пролетарским художником, а из «интеллекта» отдельного индивидуума, «космического» человека. А интеллект этого космического Человека с большой буквы на деле оказывается интеллектом мелкого буржуа, смертельно перепугавшегося и потерявшего способность ориентироваться в действительности еще со времен империалистической войны и первого тура пролетарской революции, мелкого буржуа, шарахающегося в ужасе от задач классовой борьбы и социалистического строительства нашего сегодняшнего дня. В силу этих крайне индивидуалистических и субъективных установок в полотнах Филонова мы не найдем широко обобщающего художественно реалистического образа; наоборот, в его картинах наша советская действительность предстает как ужас разложения, физиология. Метафизической натурфилософией веет от его установок на «аналитическую сделанность», которая определяет по его мнению качественность произведения. «Упорно и точно думай над каждым атомом делаемой вещи. Упорно и точно делай каждый атом, упорно и точно рисуй каждый атом». Декларируемые претензии вскрыть «процесс развития» (особенно это видно на выставке в работах его учеников) мы находим в его картинах в виде изображения человеческих мускулов без кожного покрова, в виде «язв» с кристалловидными изображениями и т. п. В «аналитической живописи» Филонова бьет в глаза догматическая псевдонаучность на явно идеалистической основе. В его обильном творчестве мы не найдем образного правдивого реалистического отражения огромных успехов нашего строительства, изображения нового человека, а если в последнее время он и пытался создавать такие композиции, как, например, «Женская ударная бригада на заводе „Красная заря“»[946], то и в них, несмотря на натуралистическую трактовку человека, мы находит еще прежнюю мертвенность, отсутствие психологически решенного образа. Субъективно-идеалистическое миропонимание Филонова роднит его с творчеством Удальцовой и Древина.
А. М. Эфрос[947]
Вчера, сегодня, завтра[948]
<…> Сейчас в ходу обозначение: формалисты. Оно верно постольку, поскольку ради полемики можно и обозначить целое по той его части, с которой борешься; но целую его половину и притом наиболее живую и молодую — революционное крыло ОСТ — никак формалистическим паспортом снабжать нельзя и не надо. Да и в старшей группе, так, просто, взять в одни скобки разнохарактерные и по внутренней своей сути, и по внешним приемам художников нельзя. Раньше их называли «левыми», это — объективнее, во-первых, потому, что они сами себя так именовали, во-вторых, потому, что их противники принимали и принимают эту кличку в своем, особом толковании слова: левых в кавычках, леваков искусства; наконец, в-третьих, потому, что первоначальный смысл обозначения преследовал только одну цель: указать на их связь с новейшими западноевропейскими течениями 20-х годов — экспрессионизмом, абстрактивизмом, сюрреализмом и т. д.
В этом смысле, беря в качестве исходной точки мировой центр школы, «Ecole de Paris», я упомянул попутно несколько раз о русских монпарнасцах, alias — левых, alias — формалистах.
Но в таком, старом понимании кличек или терминов речь может собственно идти только о двух небольших группках. Это — остатки обширного племени художников, которое соединяло на рубеже Октябрьской революции и в первые годы советского строя все разновидности «левых» течений живописи, которые сначала именовали себя формально-художественной кличкой «кубо-футуризм», давая в нем скрещение двум основным довоенным течениям — кубизму и футуризму, а потом переменило это обозначение на более важное и социально весомое: «комфуты»[949], утверждая тем самым футуризм принципиальным содержанием коммунистического искусства.
Годы военного коммунизма были годами их теоретической и практической гегемонии. История пятнадцатилетия под этим углом зрения есть история их борьбы с возродившимися и крепнущими реалистическими течениями; и результат борьбы — те три небольших зала Исторического музея, в которых они сейчас представлены. Это — не искусственное уменьшение их сил и возможностей, это — действительность, как она есть…
Маленький зал, где собраны образцы исканий и достижений Татлина, Малевича, Филонова и их сегодняшних редких потомков и сторонников, — один из самых запоминающихся по своей, так сказать, курьезной трагичности. Ведь вот люди думали, и изобретали, и работали, но вызвали такую центробежную силу в своем искусстве, которая увела их из искусства вон, в никуда, в небытие.
<…> Татлин и Малевич, соратники поначалу, оказались в конце антиподами: один — футурист, переливший искусство в технику, другой — ретроспективист, готовый быть реалистом, если только это реализм образца 1630-х годов.
Между ними умещается третья фигура — Филонов, который хаотично, болезненно мечется, взбалтывает, смешивает, приготовляет микстуру из цветных стружек, объемов и получеловеческих фигур, — визионерскую абракадабру, именуемую то «Формулой петроградского пролетариата», то «Живым человеком»[950]. Это — экспрессионизм чистейшего образца. Он понятен только созидателю, но герметически заперт для всякого другого. В это можно верить, закрыв глаза, но на это нельзя смотреть здоровым зрением здорового человека. Дело обстоит именно так; Филонов умеет писать по-другому, но не хочет писать по-другому; о его реалистических возможностях свидетельствует портрет певицы Глебовой; это работа общезначимого порядка, средней живописной добротности, суховатая, но в ней все на месте. Явственно, что тут у Филонова участвовали в работе только глаза и руки, а там, в «Формуле пролетариата», — душа и сердце…
В. Н. Аникиева[951]
Филонов[952]
Филонов не одинокая фигура в нашей художественной современности. За Филоновым целая группа его учеников, целый коллектив мастеров аналитического искусства. Тем значительнее интерес к художественной продукции мастера, вместе со своим коллективом ведущего особую линию в нашем современном искусстве.
Оговоримся сразу: искусство Филонова не в плане той традиционной, казалось бы, для нас сейчас линии французского искусства, под знаком которой пытаются идти все наиболее крупные мастера. Если наши художники-новаторы последних десятилетий чувствовали себя в оппозиции к старому доимпериалистическому искусству, то Филонов оказался в оппозиции к своему же левому крылу, очень рано заняв совершенно обособленное место в нашей художественной жизни. И если отрыв от культуры Запада — следствие войны и революции — был в свое время катастрофой для многих, если не для большинства русских художников, то для творчества Филонова он прошел не только безболезненно, напротив, даже, может быть, заставил его острее осознать, укрепить уже намеченную линию.
При шаткости и слабости нашей художественной культуры всякая измена французскому искусству, признанному единственным носителем подлинной живописной стихии, всякий отход от него вызывает обычно протест, недоверие, осуждение. Художнический путь Филонова — путь отчужденности и непризнания в широком смысле слова. Постараемся же вскрыть то основное в его творчестве, что идет вразрез с преобладающей линией в нашем современном искусстве. Филонов не только художник и не хочет быть только художником. При полной ставке на профессиональное качество Филонов хочет быть и исследователем и изобретателем. Недаром художник говорит о «видящем» и «знающем» глазе. С его точки зрения, «видящий» глаз не видит ничего, кроме цвета и формы, т. е. двух свойств всякого объекта, да и то данных нам под определенным углом зрения. Между тем «знающий» глаз, т. е. вооруженный знаниями, видит объект во всей его полноте, включая и внутренние (физиологические, биологические и т. п.) процессы, присущие данному живому объекту[953]. Сделанная вещь — картина сделана не только для того, чтобы «глазеть», она сама своим воздействием на зрителя должна двигать мысль, развивать интеллект зрителя.
946
Судя по перечисленным названиям произведений, авторы статьи были знакомы не только с московским, но и с ленинградским вариантом выставки, где работам Филонова и его учеников был отведен целый зал.
947
Эфрос Абрам Маркович (1888–1954), художественный критик, общественный деятель. Был хранителем фондов ГТГ, ГМИИ. Заведовал художественной частью МХАТ (1920–1926). С 1930-х занимался в основном литературной деятельностью.
948
Фрагмент статьи, посвященной итогам выставки «Художники РСФСР за 15 лет». См.: Эфрос А. М. Вчера, сегодня, завтра // Искусство. 1933. № 6. С. 39–40.
949
В группу «Комфутов» (коммунистов-футуристов) входили поэты и критики, в числе ее членов — О. М. Брик. Своей задачей они ставили формирование нового «коммунистического сознания». Для ее выполнения предполагалось создать широкую сеть образовательных и культурно-просветительных организаций, развернуть издательскую деятельность и «устную пропаганду и агитацию». Организационные собрания коллектива проходили 13, 19 и 28 января 1919 года при Выборгском РК РКП(б). Декларация группы и ее устав опубликованы в «Искусстве коммуны». 1919. № 8.
950
На выставку «Художники РСФСР за 15 лет» в Москве в Историческом музее было отправлено около 16–18 работ П. Н. Филонова, но экспонировались всего лишь три: «Портрет Е. Н. Глебовой», «Формула петроградского пролетариата» и «Живая голова». В. В. Купцов, посетивший экспозицию, попытался выяснить причины такого поведения у устроителей выставки и услышал в ответ, что это сделано «по распоряжению т. Бубнова. Пусть и за это будет благодарен». См.: Филонов П. Н. Дневники. С. 219.
951
Аникиева Вера Николаевна (1893–1942), искусствовед, сотрудник Государственного Русского музея, Государственного Эрмитажа, Всесоюзной Академии художеств, издательства «Искусство». Автор печатных работ и каталогов к выставкам произведений ленинградских художников: А. Е. Карева, В. В. Лебедева, А. Ф. Пахомова, П. С. Уткина, П. Н. Филонова и др. В 1935 году была арестована по доносу: обвинялась в наличии «родственных связей с лицами, имеющими отношение к высшей придворной аристократии». В Доме предварительного заключения содержалась почти месяц (31 мая — 28 июня). См.: Филонов П. Н. Дневники. С. 587. В 1937 году навестила Филонова, осмотрела новые произведения и выразила желание написать новую статью. См.: то же. С. 422.
952
Вступительная статья к каталогу несостоявшейся выставки П. Н. Филонова в ГРМ в 1929/1930 годах. Машинописная копия // РГАЛИ Ф. 2348. Оп. 1. Ед. хр. 44. Л. 72–89. 1983. Впервые опубликована на английском языке в кн. Misler N., Bowlt J. E. Pavel Filonov: A Hero and His Fate. Austin (Texas), 1983; на русском языке в кн.: Филонов. Художник. Исследователь. Учитель. В 2 т. М., 2006. Т. 2. С.320–328. Текст публикуется с незначительными купюрами.
953
См.: Филонов П. Н. Письмо В. Шолпо // Ежегодник Пушкинского дома 1977. Л., 1979. С. 226–232.