Страница 17 из 17
Сначала Варламова смущало, что все называли только имена — без отчеств. Но после второй бутылки пива и он стал звать незнакомых ранее людей по имени.
Плотно сбитый, с проседью в чёрной бороде Болдуин сунул Варламову открытую бутылку пива.
— Что это вы стали воевать с нами? — спросил он.
— Я? — удивился Варламов. — Да меня тогда и на свете не было.
С досады он выпил сразу полбутылки.
— Ну, русские, — не отступал Болдуин. — Что мы вам сделали? Одно время дружили, вместе боролись с террористами.
— Было дело, — грустно сказал Варламов. — Мама рассказывала. А заодно обложили Россию военными базами, как медведя в берлоге. И войну не мы начали, это у вас компьютеры свихнулись.
От расстройства он прикончил пиво.
— Ну-ну, — буркнул Болдуин. Отхлебнул пива и уже миролюбивее спросил: — А медведи у вас и вправду водятся?
— Хватает. — Варламов был рад сменить тему и не удержался от хвастовства: — Я одного завалил.
— Да ну? — заинтересовался Болдуин. — Я сам охотник, но на медведя не ходил, только на оленей. Из винтовки?
— Нет, жаканом из двустволки. — Варламова передёрнуло: вспомнил, как огромный медведь кинулся на него с края болота. Тогда он здорово перетрусил, но к счастью ружьё было наготове.
Болдуина сменил полноватый Джон. Попивая вино, завели разговор о рыбалке. Варламов выразил сожаление, что не может пригласить собеседника на рыбалку в Кандалу, где в окрестных речках водилась чудная форель.
Темноволосая, в облегающем серебряном платье Памела предложила Варламову выпить шампанского, и заодно поинтересовалась: насколько в России распространено многожёнство?
— Гм… — Варламов был озадачен и чуть не захлебнулся шампанским, которое пробовал дома только на Новый год. — Кажется, бывает в исламских автономиях… — Он вспомнил виденную дома телепередачу и злорадно добавил: — У вас мормоны тоже ввели многожёнство в штате Юта, ссылаясь при этом на Библию.
— На Территории Ай-Юта… — кокетливо поправила Памела.
Тут явился худощавый Брайан с двумя бутылками пива и стандартным вопросом: кто начал ту дурацкую войну? Пива для решения столь сложной проблемы не хватило, и Брайан пошёл взять ещё. Вернулся с двумя рюмками виски и заявлением, что в войне виновата инфантильность русской души: в своих бедах русские привыкли винить Запад, а поскольку у них развито подсознательное влечение к смерти, то пришли к решению уйти из жизни, прихватив с собой западную цивилизацию.
— Что за бред? — удивился Варламов. — Что за влечение к смерти?
— Про него ваш знаменитый романист писал, как его?.. — Брайан поболтал в рюмке остатком виски. — Ага, Достоевский! У него все герои кончают с собой: кто вешается, кто стреляется. Я сам не читал, но один профессор по телевизору рассказывал, тоже из бывших русских.
— Вешает лапшу на уши… — пробормотал Варламов, пытаясь мобилизовать школьную образованность. — Это в романе «Бесы», там герой действительно кончает с собой, но по другой причине: растерял идеалы.
Тут Варламова укололо: неужели и его станут звать бывшим русским?
Брайан допил виски и ухмыльнулся:
— Ладно, забудь про книжки, Юджин. Развлекайся.
Он затерялся, а вместо него Филлис, хрупкая женщина с каштановыми волосами, предложила другое объяснение войне — проявление мужского шовинизма, и стала расспрашивать Варламова о женском движении в Карельской автономии.
Варламов ответил, что о таком не слышал, к чему Филлис отнеслась скептически, но её дружески оттеснил Болдуин. О войне больше не вспоминали, и за очередным пивом сговорились ехать в следующий уик-энд охотиться на оленей, сезон как раз открылся.
По примеру худенькой Терезы Варламов перешёл на лимонад, что оказалось кстати, после виски хотелось пить. Её интересовало состояние христианства в России. Варламов вспомнил, как пил водку со священником в Кандале, и тот жаловался на упадок веры среди прихожан.
— Переживает кризис, — сообщил он.
Тереза объявила, что в Америке происходит то же самое: люди перестали посещать церковь, в моде сатанинские культы…
— Вы из-за матери прилетели в Америку? — спросила она. — Наверное, тосковала по ней в России?
— Конечно. — Варламов чувствовал себя непринуждённо после пива, виски и лимонада. — Но знаете, Тереза, она не восхищалась Америкой. Уже тогда были всякие культы, насилие, порнография. Она часто говорила, что Бог ненавидит всё это, и поэтому послал на Америку наказание…
— Ваша мать замечательная женщина, — глаза Терезы блестели. — Как её имя?
— Кэти, — улыбнулся Варламов. — У нас её звали Катериной…
Ему не дали погрузиться в воспоминания: массивный Рой хотел знать, как поступают в России с одержимыми чёрным бешенством?
Варламов бодро ответил:
— Отстреливают на месте. Нельзя же подвергать опасности других людей.
Они выпили, и Варламов даже не понял, что именно…
Тут опять возникла Памела и стала расспрашивать о сексуальном воспитании в русских школах и первом сексуальном опыте самого Варламова. Несмотря на опьянение, Варламов покраснел и беспомощно оглянулся.
К счастью, Джанет оказалась рядом — взяла за руку и увлекла за собой. Она давно с неудовольствием поглядывала на Варламова, но тот не замечал.
Гости танцевали, из расставленных под деревьями колонок раздавалась музыка. Джанет укоризненно сказала:
— Ты много пьёшь, Юджин.
Варламов попытался уверить в обратном, но английские слова не выговаривались. Некоторое время они танцевали молча. В глазах девушки тлели сердитые зелёные огоньки, она держалась в стороне, и только ладони лежали на плечах Варламова.
Когда первые гости начали уходить, Джанет подвела Варламова к хозяевам, — ими оказались Брайан и Памела — и поблагодарила за вечер.
— Куда же вы? — удивилась Памела. — Мы ещё не играли…
— Нам пора, — повторила Джанет. — Спасибо.
— Присоединяюсь, — сумел сказать и Варламов.
Хотел что-нибудь добавить, но Джанет увлекла его к машине. Фонари перемигивались над головой, и всем встречным Варламов говорил, как приятно было с ними познакомиться.
Под конец Джанет фыркнула:
— Это куст, Юджин. Если не будешь за меня держаться, точно с ним близко познакомишься. Выходит, это правда, что русские много пьют.
Варламов хотел сказать, что почти не пьёт, но с удивлением обнаружил, что сидит уже на лестнице в гостиной, а Джанет, стоя на коленях, снимает с него грязные туфли. Хотя перед глазами всё плыло, Варламов ухитрился сказать:
— Я сам.
— Ну конечно! — Джанет подняла голову, и глаза сверкнули как зелёные молнии. — Мало того, что приходится помогать дяде, так ещё пьяные русские сваливаются на голову. Спокойной ночи!
И ушла, сердито стуча каблучками.
Варламов с трудом снял туфли и, придерживаясь за перила, поднялся наверх. Кое-как стащил одежду и завалился в постель. Золотоволосая девушка насмешливо улыбалась со стены. Варламов скрипнул зубами и выключил свет.
Ночь была как провал между мирами — бесконечное падение и бесконечная тошнота. Только к утру повеяло покоем, словно мама коснулась лба прохладной ладонью. Варламов наконец поспал. Злясь на себя, долго стоял под холодным душем, а затем спустился вниз, где сказал доброе утро Грегори и Джанет. Та испытующе поглядела на него.
Зазвонил телефон. Грегори взял трубку и кивнул Варламову:
— Тебя.
Это оказался Сирин, только что вернулся из Колумбуса.
— Так себе городишко, бюрократ на бюрократе. Настроение поганое, потом расскажу. А у тебя что нового?
— Да вот, набрался на вечеринке, — грустно сказал Варламов и покосился на хозяев: хорошо, не понимают по-русски. — Джанет пришлось с меня туфли стаскивать.
— Хорошо, не всё остальное! — хохотнул Сирин. — Ты что пил?
— В основном пиво и вино. И чего меня разобрало?
— А перечислить сможешь? — заинтересованно спросил Сирин.
— Сначала пиво, — стал вспоминать Варламов. — Потом вино. За ним шампанское. Ещё пиво. Потом виски, но немного, стаканчика два. Опять пиво…
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.