Страница 56 из 80
Как ни странно это звучит, но французская версия московского пожара родилась еще до того, как он возник. К 1812 г. в Москве только одних французов проживало более 3 тыс. человек[716]. Причем эта колония была не только многочисленной, но и достаточно пестрой — от торговца зерном шевалье д’Изарна до актрисы Л. Фюзиль[717]. Своеобразным центром французской колонии была церковь Св. Людовика. Как мы уже знаем, с началом военных действий Наполеона против России положение иностранцев в Москве заметно осложнилось, а накануне ее сдачи они пребывали уже в совершенно паническом состоянии. По Москве упорно ходили слухи о готовности Ростопчина сжечь город (не исключалось даже, что это он намеревался сделать не только по своей инициативе, но и с благословения стоявших выше него); что в подмосковном имении строится неким Шмитом летательный аппарат, с помощью которого можно будет то ли уничтожить неприятеля, то ли сжечь Москву; что московская чернь с попустительства, а то и при поощрении городского начальства, собирается перебить всех оставшихся в городе иностранцев; и т. д. Наконец, накануне вступления войск Наполеона в Москву стало известно, что Ростопчин выпустил из тюрем колодников, которые начали поджоги и бесчинства.
П.Ш.А. Бургоэнь, адъютант генерала А.Ф. Делаборда, командира 1-й гвардейской пехотной дивизии Императорской гвардии. С портрета работы неизвестного художника. XIX в.
Помимо всего прочего, из уст в уста передавались и рассказы об убийстве Ростопчиным Верещагина, а также о том, что толпа чуть было не растерзала француза Мутона. Именно эти настроения (и надо признать, что не беспочвенные) московских иностранцев и стали главным источником сведений командования и солдат Великой армии о зловещих замыслах Ростопчина и русского правительства уничтожить Москву вместе с армией неприятеля. Очень многие французы-мемуаристы (Лабом, Вьонне де Марингоне, Дедем и др.[718]) повествуют о том, как практически сразу же после вступления в Москву они узнали от местных французов о грозящей опасности.
Особую роль в переломе настроений чинов Великой армии, а позже — в исторических и историографических дискуссиях — сыграла находка в доме Ростопчина на Лубянке зажигательных веществ. Это произошло, вероятно, 17 сентября, когда в ростопчинском доме решил разместиться генерал А.Ф. Делаборд, командир 1-й пехотной гвардейской дивизии. Его адъютант П.Ш.А. Бургоэнь рассказывает, что в доме находилось «несколько оборванцев», часть из которых французы определили к себе на службу. Французы приказали им организовать отопление. Но «наши мужики», как пишет Бургоэнь, прежде чем принести дрова для огромных шведских печек, стоявших во дворце Ростопчина, извлекли из их внутренностей и из труб огромное количество «своего рода маленьких бочонков, наполненных зажигательными материалами. «Я называю эти предметы бочонками, — пишет далее Бургоэнь, — поскольку они были цилиндрической формы; но реально они были простым куском елового дерева, обработанным и с углублением на круглой части; оба их конца были закруглены. Они были 9-и дюймов длины и около 2,5 дюймов в диаметре». «Выражение ракеты (fusees) мне кажется скорее ошибочным, как и бочки, поскольку их нельзя было бросать с использованием длинного запала; мы строили догадки, предполагая, что они могли вполне вначале зажигаться, а затем бросаться рукой через окна или слуховые окна домов, не выходя наружу»[719]. Что касается русских слуг, то они, увидев, что французы заинтересовались содержимым печей, немедленно исчезли.
Орудия поджога, найденные в доме губернатора, «изучали» многие французы. «Я видел множество этих факелов поджигателей в доме Ростопчина, — отмечал генерал П. Бертезен, — они все схожи, по форме и по своим размерам, со свертком табачных листьев (carotte de tabac), от 9 до 10 дюймов в длину и примерно чуть более 2-х дюймов в диаметре; заженные, они сами горят в воде»[720]. Через доктора Жоанно (Jouha
По-видимому, именно находки, сделанные в доме Ростопчина на Лубянке (а также в Воронцово), в основном и фигурировали в качестве вещественных доказательств на процессе 24 сентября. Ростопчин их несомненно приготовил для поджога своего собственного дома, но использовались ли они другими «поджигателями»?
В губернаторском доме на Лубянке были найдены еще и письма Ростопчина. Их было два. Одно относилось к эпохе Павла I[722]. Второе письмо было написано из Твери и адресовано жене «накануне начала Кампании». В передаче Бертезена, который по памяти в январе 1813 г., будучи уже во Франции, записал содержание этих писем, в нем Ростопчин рассуждал о том, что единственная возможность Наполеона одержать победу над Россией — это провозгласить свободу рабам, независимость казакам и привлечь к себе нескольких недовольных «сеньоров». Вот тогда и будет поставлена на карту судьба Российской империи[723].
Уже 15 сентября император был уведомлен о том, что рассказывали московские иностранцы. Среди прочего узнал он и о «зажигательном воздушном шаре», который под покровительством губернатора изготавливался то ли англичанином, то ли голландцем по имени Шмидт (Шмит)[724]. Как мы уже знаем, Наполеон не сразу всерьез отнесся к этим сведениям, но тем более глубоко он должен был уверовать в их правдивость позже, когда многочисленные сообщения четко укладывались в определенную схему, а сам император оказался блокированным в Кремле и затем чудом спасся.
Укрывшись в Петровском дворце, поздно вечером 16-го, Наполеон продиктовал 19-й бюллетень, в котором обвинял Ростопчина в организации поджогов, для чего выпустил из тюрем «три тысячи злодеев» и вооружил 6 тыс. «подчиненных». Это император без устали продолжал повторять в 20-м бюллетене (17-го сентября) и, как мы знаем, в письме Александру I и в 21-м бюллетене 20-го сентября. Негодовал Наполеон на вероломство Ростопчина и во время беседы с Тутолминым 19-го и беседы с Яковлевым 20-го сентября. «Никто никогда не доводил его (Наполеона. — В.З.) до такой степени бешенства, — пишет А.Е. Ельницкий, — как это удалось сделать Ростопчину. Император не находил слов, способных, по его мнению, заклеймить Ростопчина». «Впрочем, — справедливо замечает далее Ельницкий, — Наполеоном в данном случае руководило не одно только чувство ненависти: его побуждала к этому и потребность к самозащите, так как он не мог не видеть и не отдавать себе отчета в том, что общественное мнение всего мира выскажется против него, когда узнает, что вступление его войск в покинутую древнюю столицу России сопровождалось страшным пожаром. Он понимал, что обвинять в пожаре станут прежде всего его самого, и поэтому счел нужным позаботиться о том, чтобы сложить эту вину на самих русских и русское Правительство в лице его высшего представителя в Москве — московского главнокомандующего»[725].
К этому стоит добавить, по нашему мнению, одну немаловажную вещь: Наполеон не терял надежды на мир, а для этого крайне важным было отделить самого Александра от «английской партии», организовавшей поджог столицы. Были ли у Наполеона сомнения в том, что русский император не причастен к пожару? 36-дневное сидение Наполеона в Москве, связанное с надеждами на начало мирных переговоров, недвусмысленно говорит о том, что таких сомнений у него не было. Это подтверждает огромное письменное и устное наследие Наполеона. Наконец, заметим еще и то, что разыгравшийся пожар не мог не расширить еще более пропасть между оккупантами и населением России. Именно поэтому уже 17 сентября Наполеон обсуждает в Петровском с Обер-Шальме возможность отмены крепостного права, а позже заставит прекратить грабежи, создаст московский муниципалитет и предпримет иные разнообразные меры с целью наладить контакты с местным населением.
716
Эту цифру приводит М.И. Богданович (С. 258).
717
О французской колонии в Москве см.: Tastevin F. Histoire de la Colonie francpaise de Moscou depuis les origines jusqu’en 1813. Paris; Moscou, 1908. P. 27–85; Pingaud L. Les Frangais en Russie et les Russes en France. P., 1886. P. 233–234, 293–294, 311; Surugue A. Mil huit cent douze. P. 6–10; Mirot L. LAbbe Adrien Surugue. Un temoin de la campagne de Russie. P., 1914. P. 16–21.
718
Labaume E. Op. cit. 1815. P. 185; Vio
719
Bourgoing P. Op. cit.P. 116–117.
720
Berthezene P. Op. cit. P. 68–69.
721
Bausset L.F.J. Op. cit. P. 90.
722
Мы не исключаем, что именно оно было опубликовано позже во Франции с целью доказать предубежденность Ростопчина в отношении французов (Note, presentee a l’Empereur Paul en 1800, apres l’epoque de la signature de la paix de Luneville). См.:Ельницкий А.Е. Указ. соч. С. 301.
723
Berthezene P. Op. cit. P. 70–72. Бертезен утверждал, что эти письма были потеряны при отступлении с экипажами генерала Делаборда. Бертезен, подкрепляя правдивость своих слов при передаче содержания писем, ссылался на других очевидцев — генерала Делаборда, его адъютанта маркиза де Броссара, доктора Жоанно (Ibid. Р. 71. Note 1). Из этого следует, что о содержании, возможно сильно искаженном, этих писем стало известно в штабах Великой армии и в Главной квартире императора. Не с этим ли связан резко возросший интерес Наполеона к идее освобождения крестьян, которую он обсуждал в Петровском 17 сентября с Обер-Шальме?
724
Caulaincourt A.A.L. Op. cit. Т. 2. P. 10.
725
Ельницкий А.Е. Указ. соч. С. 281.