Страница 3 из 80
Наполеон узнал о достигнутом Мюратом перемирии с русскими почти сразу же, так как уже находился неподалеку от авангарда. Ординарец императора Г. Гурго, оказавшийся рядом с Мюратом к концу разговора последнего с Акинфовым, тотчас поскакал назад и доложил Наполеону об этом важном событии, которое вся армия с нетерпением ожидала, и которое, казалось, предвещало скорый мир. Наполеон утвердил условия перемирия, но потребовал сообщить русским, чтобы те без остановки продолжали свое отступление[26]. «Между тем в то непродолжительное время, пока этот офицер был перед императором, — сообщает П.П. Деннье, субинспектор смотров в кабинете начальника Главного штаба армии, о разговоре Наполеона с Гурго, — он должен был ответить на множество стремительно заданных вопросов в отношении, конечно же, положения дел в Москве (la situation de Moscou). Эти ответы были верными (precises); но в них чувствовалась экзальтация или, скорее, упоение, которое каждый из нас ошущал в момент вступления в эту древнюю столицу России, припоминая, что несколько месяцев назад мы были при бомбардировке Кадиса. В самом деле, Москва — это мир! Это славный мир!»[27] Гурго быстро отправился назад, к Мюрату, сообщить о решении императора.
В то время, когда в действиях французских войск наступила пауза, и Мюрат беседовал с Акинфовым[28], к русским аванпостам подъехал генерал Себастьяни. К.Ф.Г. Клаузевиц, состоявший в те дни квартирмейстером русского 1-го резервного кавалерийского корпуса, из описания которого мы узнаем об этом эпизоде, пишет, что прибытие Себастьяни «не понравилось генералу Милорадовичу, тем не менее он поехал на место и имел с французским генералом довольно продолжительный разговор, присутствовать при котором не был допущен никто из нас, находящихся в свите. После этого они вместе проехали добрый конец пути по направлению к Москве, по разговору, который они вели, автор понял, что предложение генерала Милорадовича не встретило никаких возражений. Высказанное им пожелание, чтобы Москву по возможности пощадили, генерал Себастьяни с большой живостью перебил словами: “Генерал! Император во главе армии поставит свою гвардию, чтобы сделать совершенно невозможным какие бы то ни было беспорядки и т. д.” Это заверение он повторил несколько раз. Автору эти слова показались знаменательными, так как в них выражалось величайшее желание вступить во владение Москвой в полной сохранности, а с другой стороны, слова генерала Милорадовича, вызвавшие этот ответ, не позволяли верить в умышленное сожжение Москвы русскими»[29].
Примерно в час дня или в начале второго французский авангард, неотступно следуя за отступавшими цепями русского арьергарда, оказался на Поклонной горе. В голове авангарда шел 10-й полк польских гусар. «Читатель может легко понять, — повествовал о том миге, когда перед польскими гусарами открылся вид на русскую столицу, поляк Р. Солтык, адъютант генерала М. Сокольницкого, начальника разведывательной службы Великой армии, оказавшийся рядом с кавалеристами 10-го полка, — каковы были мои эмоции, когда я увидел древнюю столицу царей, чей вид вызвал во мне столь сильные исторические воспоминания; здесь, в начале 17-го столетия победоносные поляки водрузили свое знамя, перед которым склонился московский народ, признав своим государем сына нашего короля; и вот теперь здесь их потомки, которые, маршируя в фалангах Наполеона, пришли во второй раз водрузить свои победоносные орлы. Эти мысли, как о давних, так и о нынешних соотечественниках, возникли в моем сознании одновременно, и мне вспомнились победы Ходкевичей, Жолкевских, и особенно Сапеги, усвятского старосты, который некогда заставлял трепетать московскую империю»[30].
Вид Москвы, открывшийся полякам, был грандиозен: соборы с разноцветными куполами, чаще серебряными и золотыми, бесчисленные дворцы, сады и парки… «Вид, который представляла Москва, был столь грандиозен и романтичен, что это трудно описать…» «Увидев Москву, наш авангард издал крик радости; солдат, после всех лишений, достиг наконец отдыха и изобилия», — вспоминал Солтык[31].
Передовые цепи авангарда продолжали свое неспешное движение вперед, ступая по пятам отходивших русских ведетов[32]. Основная же часть авангарда, перейдя Поклонную гору, остановилась у ее подножия и сгруппировалась. Примерно в 2 часа пополудни на Поклонную гору въехал Наполеон[33].
Образ торжествующего Наполеона и его ликующей армии, взирающих с Поклонной горы на лежащую перед ними сказочную Москву, прочно вошел в историческую память русских[34]. Нередко этот образ мелькает и на страницах зарубежной литературы и даже воспоминаний французских участников кампании 1812 г. Так, например, Д. Гриуа, начальник артиллерии 3-го кавалерийского корпуса, обычно точный в своих описаниях событий 1812 г., в воспроизведении этого эпизода, подобно другим, не смог избежать искушения изобразить то, чему свидетелем он никак не мог быть. А именно, Гриуа повествует, как в середине дня 14-го сентября он очутился на некой «Святой горе» рядом со штабом вице-короля (как известно, 3-й резервный кавалерийский корпус двигался вместе с 4-м армейским корпусом севернее главной колонны Великой армии; поэтому ни тот, ни другой корпус просто не могли находиться возле Поклонной горы). Подобно другим офицерам и генералам, он в восхищении любуется видом златоглавой Москвы и завершает эту сцену обязательным для многих мемуаристов сюжетом: «Некоторое время спустя прибыл император со своей гвардией. Он также поднялся на вершину, с которой он созерцал этот город, который, наконец, был в его власти»[35].
Кто же из участников тех событий действительно мог видеть Наполеона на Поклонной горе? Деннье? Деннье этот факт вообще не упоминает![36]А.Ж.Ф. Фэн, секретарь-архивист Наполеона? Фэн дает описание того, как Наполеон рассматривал карту Москвы, внимая комментариям Лелорнь д’Идевиля. Но этот эпизод, судя по тексту, происходил уже у Дорогомиловской заставы[37]. А.О.Л. Коленкур, обер-шталмейстер императора? По Коленкуру, Наполеон уже с 10-ти утра (?!) находился на «Воробьевых горах». Там он предписывает Мюрату как можно скорее прислать депутацию от властей «к воротам, к которым он (т. е. император — В.З.) направился». Назначил ли император именно тогда, находясь на «Воробьевых горах», А.Ж.О.А. Дюронеля, своего генерал- адъютанта, комендантом Москвы, дав ему соответствующие предписания, из текста совершенно не следует. В целом, описание этого эпизода в мемуарах Коленкура выглядит более чем противоречивым и даже не соотносится с записями в его же собственном «Дорожном дневнике»[38].
Таким образом, остаются только два свидетельства, которые условно можно признать заслуживающими внимания: это строки из книги-оправдания Ф.И. Корбелецкого, русского чиновника, оказавшегося во французском плену, написанной в 1813 г., и работы Ф.П. Сегюра, в 1812 г. главного квартирьера Главной квартиры императора, изданной в 1824 г. Именно эти две книги стали основой для последующих описаний этого момента, как в исторической литературе, так и в воспоминаниях[39]. Обратимся же к ним.
Оба автора единодушны в том, что Наполеон появился на Поклонной горе в два или в самом начале третьего часа, когда авангард уже спустился с горы вниз и построился там в боевом порядке. Император, въехав на холм, с которого открывался завораживающий вид на Москву, казалось, поддался общему восторгу. «Вот, наконец, этот знаменитый город! (La voi la done enfin cette fameuse ville!)» — воскликнул он. Но здесь же, как будто пытаясь погасить свой восторг, произнес: «Давно пора! (Il etai temps!)». Наполеон и несколько сопровождавших его генералов сошли с коней. Императору была подана карта, изучая которую он стал отдавать приказы на передвижение войск. Внезапно справа, со стороны Воробьевых гор из-за леса показались крупные отряды кавалерии. Конные егеря, составлявшие конвой, первыми закричали: «Казаки! Казаки!» Генералитет в напряжении начал вглядываться в двигавшуюся кавалерию. Наполеон, взяв в руки подзорную трубу, быстро убедился, что это были его драгуны, и возвратился к отдаче приказов.
26
De
Странно! Роос, чьи воспоминания, хотя и не всегда, но чаще всего, отличаются точностью воспроизведения деталей, писал, что где-то в те же самые полчаса, о которых пишет Дедем, он, Роос, видел Наполеона вправо от большой дороги, едущим на белом коне (?!). С ним была небольшая свита; с левой стороны от Наполеона «шел длинный польский еврей в своем национальном костюме. Наполеон устремил свои взоры на столицу…, а еврей делал указания и разъяснения, по-видимому, касавшиеся некоторых пунктов города». Описанный Роосом эпизод происходил немного не доходя русских укреплений у Поклонной горы (Роос Г. Указ. соч. С. 140–141).
27
De
28
Клаузевиц утверждает, что встреча Милорадовича с Себастьяни, о которой пойдет речь, произошла «спустя несколько часов» после отправки Акинфова (Клаузевиц К. Указ. соч. С. 85). Однако, судя по всему, временной разрыв не мог быть таким значительным.
29
Клаузевиц К. Указ. соч. С. 85. О разговоре Милорадовича с Себастьяни см. также: Русская старина. 1872. № 9. С. 285.
30
Soltyk R. Op. cit. P. 259–260. Сапега, усвятский староста, был прадедом Солтыка по матери.
31
Ibid. Р. 261–263.
32
Сообщая 15 сентября о действиях французского авангарда принцу Эжену Богарнэ, Мюрат отметил, что он вступил в Москву 14-го в 2 часа дня (Мюрат — Богарнэ. Без даты / / [Du Casse A.] Op. cit. P. 47).
33
Свидетели указывают разное время прибытия Наполеона на Поклонную гору — от 10 утра до половины 4-го пополудни (Caulaincourt A.A.L. Op. cit. Т. 2. P. 7. Note 1; Bausset L.F.J. Memoires anecdotiques… P. 115; Schuerman A. Itineraire general de Napoleon I. P., 1911. P. 308; etc.). В конечном итоге, как в отечественной (См., например: Богданович М.И. Указ. соч. С. 282), так и в зарубежной (см., например: Thiry J. Op. cit. P. 166) историографии стало преобладать мнение, что это событие произошло в 2 часа дня. Оно основано, как полагаем, не только на свидетельстве Корбелецкого (С. 23), но и на вполне объяснимом «раскладе» событий того дня по времени.
34
Выдающийся русский художник В.В. Верещагин назвал свою картину «Перед Москвой — ожидание депутации бояр», не упоминая, что изображенная им сцена происходит на Поклонной горе. Однако вид города, который наблюдает завоеватель, однозначно говорит, что это Поклонная гора. Как известно, группа холмов, которая называлась Поклонная гора, в XX в. практически вся исчезла. Название «Поклонная гора» было перенесено с исторической восточной вершины на западную (См.: Москва. Энциклопедия. М., 1997. С. 645). Сегодня от восточной вершины остался только небольшой холм, увенчанный поклонным крестом. Даже если взойти на этот холм и попытаться представить вид, который мог открыться перед французами 14 сентября 1812 г., этого сделать практически будет невозможно: часть города закрывают близлежащие дома на Кутузовском проспекте.
35
Griois L. Op. cit. P. 48–50.
36
См.: De
37
Fain A.J.F. Op. cit. P. 53.
38
Caulaincourt A.A.L. Op. cit. T. 1. P. 440–441; «Дорожный дневник». Т. 2. P. 7. Note 1.
39
Segur Ph.P. Op. cit. P. 169–173; Корбелецкий Ф.И. Указ. соч. С. 24–25.