Страница 29 из 80
Провоцируя московское простонародье на «патриотический порыв», но сдерживая его до поры до времени, в самый канун вступления неприятеля в Москву Ростопчин посчитал, что час, наконец, пробил. Призыв к москвичам собраться на Трёх горах, раздача оружия из Арсенала всем желающим, освобождение заключенных из Временной тюрьмы с предварительной клятвой в том, что они подожгут город, организованный полицией поджог ряда объектов города вечером 14-го и в ночь на 15-е сентября (ст. ст.), наконец, зловещая расправа над Верещагиным, — всё это не просто привело к экзальтации патриотических чувств московской черни и уголовников, но и к уничтожению имущества покинувших Москву или оставшихся в ней добропорядочных граждан.
Атмосфера вседозволенности, соединенная с пьяным патриотизмом, как нельзя лучше была воспринята подонками русской столицы. Служители Воспитательного дома, таская водку ведрами, перепились все (главный надзиратель И.А. Тутолмин их «бил, а вино лил»), все солдаты, состоявшие при Вотчинном департаменте, где служил будущий товарищ городского головы Бестужев-Рюмин, «были пьяны и вышли из повиновения; вахмистр Гурилов упал из окна и убился до смерти»[342]. К ужасу и негодованию профессора Штельцера, будущего члена муниципалитета, оказались пьяны и все русские служители университета, оставшиеся в городе для сохранения казенного имущества…
В Москве было брошено огромное количество русских раненых, в том числе таких, которые были транспортабельны. Немало служителей больниц, движимых чувством сострадания, решили при них остаться. «Все начальники выехали», — в сердцах писал вдовствующей императрице Марии Фёдоровне аптекарь Шеременьевского странноприимного дома, который остался по своему почину, дабы ухаживать за брошенными ранеными офицерами и 32-мя бедняками в богадельне[343]. Самым страшным действием Ростопчина стало дикое убийство Верещагина.
Благопристойные москвичи в панике наблюдали за этим разгулом вседозволенности, спровоцированной Ростопчиным. «Я сейчас видел, что по улицам пьяные таскают мёртвое тело», — с ужасом поведал Бестужеву-Рюмину один из чиновников Вотчинного департамента 14 сентября[344].
Таким образом, становится понятным, кого и чего должны были более бояться добропорядочные москвичи, оставшиеся в Москве после ухода русских войск: наполеоновских солдат или оказавшихся на свободе уголовников и разгулявшейся пьяной московской черни, вдохновленной Ростопчиным.
14 сентября, в день вступления в Москву, французское командование издало «объявление» для московских обывателей с рядом требований. Об этом мы уже писали в 1-й главе, отметив, что сил для наведения порядка у коменданта города Дюронеля оказалось совершенно недостаточно.
Только 16 сентября Наполеон приказал принять «верховное командование над городом Москвой» маршалу А.Э.К.Ж. Мортье. В качестве полицейских сил ему было предложено использовать войска «своего корпуса», т. е. Молодой гвардии[345]. Под начальством Мортье как генерал-губернатора Москвы должен был быть военный комендант генерал Э.Ж.Б. Мийо и штабные полковники М.А.Ж.Ф. Пютон и А.Н.Ж. Тери, а 20 военных комендантов «commandants d’arm.es» должны были руководить 20-ю районами города[346].
Как видим, при вступлении в Москву французское командование целиком полагалось на свои силы и не рассчитывало на русских жителей. Тем не менее, не исключено, что идея образовать муниципалитет возникла у Наполеона уже тогда. Маркиз АД. Пасторе, интендант Витебской провинции, который в Москве не был, но был достаточно информирован о событиях, которые там происходили, утверждал, что император после въезда в русскую столицу, пораженный её пустынностью, спросил главного интенданта Великой армии М. Дюма, позаботились ли образовать муниципальное правление? Дюма ответил отрицательно. Тогда Наполеон приказал позвать человека, которого заметил в окне, когда въезжал в Кремль (им оказался аптекарь). Однако беседа с аптекарем ничего не дала. Наполеон приказал Дюма тем же вечером (15-го сентября — ?) принести ему для подписи бумагу об устройстве московского муниципалитета. Хотя Дюма, по мнению Пасторе, заготовил такую бумагу, в те дни не нашлось людей, которые могли бы войти в муниципалитет[347]. Если сообщению Пасторе можно верить (а мы полагаем, что это так), то очевидно, что начавшиеся пожары заставили отложить идею организации муниципалитета и полиции.
Важным вопросом, который до сих пор остается не решенным, является вопрос о времени образования московских муниципалитета и полиции. Михайловский-Данилевский считал, что это произошло не ранее 29 сентября[348]. К концу 20-х чисел сентября относил это событие и А.Н. Попов. Е.Г. Болдина при разрешении этого вопроса обратила внимание на провозглашение Лессепса от 1 октября и на 22-й бюллетень Наполеона от 27 сентября, где было заявлено об образовании муниципалитета[349]. Все остальные авторы обходили этот вопрос молчанием. Насколько проясняют эту проблему сохранившиеся документы?
Первое воззвание Лессепса, ставшего «интендантом города и провинции», о начале функционирования муниципалитета было действительно обнародовано 1 октября 1812 г.[350] Но вот с полицией дело обстояло иначе. Объявление о создании police general за подписями Пюже и Виллерса появилось только 12 октября![351] Вместе с тем, судя по всему[352], работа по созданию полиции, как и муниципалитета, началась вскоре после возвращения Наполеона из Петровского, возможно, с 20 сентября[353]. Первоначально эта работа находилась исключительно в ведении Мортье и генерала Мийо. В начале 20-х чисел получил своё назначение и Лессепс[354]. Однако в те дни внимание французской администрации оказалось сосредоточено на организации знаменитого процесса над «поджигателями», который состоялся 24 сентября в доме кн. Долгоруковых на Покровке (ныне Покровка, 4). Важно отметить, что именно в этом доме будет размещаться и «московская полиция»! «Московский муниципалитет» находился также недалеко — на Покровке в доме П.А. Румянцева (на углу Армянского пер. и Маросейки). Уже это обстоятельство не может не навести на мысль о том, что организация муниципалитета и полиции составляли элемент комплекса мероприятий, имевших целью отвести от Великой армии любые подозрения в организации уничтожения Москвы[355].
Есть ли возможность точно определить дату образования муниципалитета и полиции? В Центральном историческом архиве Москвы имеется «Дело о наведении справки о русских чиновниках, находившихся на службу у Наполеона»[356]. Среди прочих материалов в деле содержатся оригинальные записи показаний, снятых людьми московского обер-полицмейстера П.А. Ивашкина по требованию Ростопчина в июле 1814 г. с ряда бывших членов французского муниципалитета — с П.И. Находкина, И.К. Козлова, И.П. Исаева, В.Ф. Коняева, П.И. Коробова, Я.А. Дюлона и купца Котова (Имя купца Котова встречается в материалах Следственной комиссии и в решении Комитета министров, но его нет в списках муниципалитета и полиции). Эти материалы проясняют поднятый нами вопрос.
24 сентября (в день процесса над «поджигателями»!) Лессепс приказал московскому купцу Дюлону, с которым он был хорошо знаком и в доме которого первоначально остановился, пригласить нескольких известных Дюлону уважаемых москвичей, оставшихся в городе. Такое же поручение было дано Лессепсом и Виллерсу. Именно Виллерс известил П.И. Находкина «в том, что он, Находкин, избран французским правительством в учреждаемом муниципалитете или городском правлении головою и он же, Виллерс, приказал ему явиться к оному купцу Дюлону»[357]. Вероятно во время разговора Виллерса с Находкиным в доме последнего, туда зашли купцы Козлов и Исаев. После чего сам Находкин, его сын, Козлов и Исаев отправились к Дюлону. Другие купцы — Коняев и Коробов — также «были собраны по повестке, а от кого, не знают, к тому Дюлону в дом», в котором уже «было разного звания людей в достаточном числе»[358].
342
Бестужев-Рюмин АД. Краткое описание происшествиям… Ст. 272.
343
[Е.А.С.] Письмо к вдовствующей императрице Марии Фёдоровне, писанное после нашествия французов аптекарем Шереметевского странноприимного дома // РА. 1871. № 6. Ст. 0193.
344
Бестужев-Рюмин АД. Краткое описание происшестиям… Ст. 369.
345
Бертье — Мортье. Москва, 16 сентября 1812 г. // Chuquet А. 1812. La Guerre de Russie. Ser. 1. № 24. P.79.
346
Ibidem.
347
Записки маркиза Пасторе о 1812 годе // РА. 1900. № 12. С. 530.
348
Михайловский-Данилевский А.И. Указ. соч. С. 69.
349
Болдина Е.Г. Указ. соч. С. 31.
350
Впервые оно было опубликовано А.И. Михайловским- Данилевским (Михайловский-Данилевский А.И. Указ. соч. С. 17–18, 71–73). Другие публикации: Бумаги, относящиеся… 4.1. С.163; Богданович М.И. Указ. соч. С. 409–411; Попов А.Н. Французы в Москве. С. 116–117. Известные нам печатные и рукописные экземпляры хранятся в: ОПИ ГИМ. Ф. 155. Ед. хр. 110. Л. 35об.; Ф. 160. On. 1. Ед. хр. 199. Л. 100–101; Ед. хр. 287. Л. 127; ОР РНБ. Ф. 859. К. 6. № 6. Л. 99об. Второе воззвание от имени муниципалитета, помеченное 24 сентября (6 октября), опубликовано в: Chambray G. Op. cit. Р. 272–274. Note 33; Михайловский-Данилевский А.И. Указ. соч. С. 71–73, 149; Богданович М.И. Указ. соч. С. 409–411; Бумаги, относящиеся… Ч. 1. С. 164. Обе прокламации были вначале написаны по-французски, а затем переведены на русский Лессепсом (Histoire de la destruction de Moscou. P. 144). Обе были опубликованы на французском и русском языках.
351
Известные нам оригиналы хранятся в: ОР РНБ. Ф. 859. Л. 90об.-91; ОПИ ГИМ. Ф. 160. On. 1. Ед. хр. 201. Л. 48.
352
См., в том числе, воспоминания А.Ж.Б.Ф.Бургоня, сержанта полка фузелеров-гренадеров Молодой гвардии (Bourgogne A.J.B.F. Op. cit. P. 36).
353
В качестве приложения к донесению Бестужева-Рюмина министру юстиции И.И. Дмитриеву была опубликована бумага за подписью Лессепса о назначении Бестужева-Рюмина заместителем городского головы. Она помечена 21 сентября 1812 г.! Но донесение самого Бестужева-Рюмина свидетельствует, что эта бумага обозначена по старому стилю.
354
Никакого документа на этот счёт до сих пор не найдено, но, судя по ремарке Коленкура, это произошло именно тогда (Caulaincourt A.A.L. Op. cit. Т. 2. P. 79).
355
Имеются сведения, что Наполеон размышлял и о создании в Москве «верховного суда» во главе с «главным судьей города» (grand jude de la ville). Этот «главный судья» должен был получить «приличествующий ему дом, очень высокое для этой страны жалованье в 6 тыс. р. и гарантированную высокую должность и положение в том случае, если придется покинуть Россию». Однако от идеи создания «верховного суда» пришлось отказаться из-за очевидных трудностей, возникших уже при создании муниципалитета (Histoire de la destruction de Moscou. P. 144).
356
ЦИАМ. Ф. 46. On. 8. Д. 563. Выражаем искреннюю признательность Е.Г. Болдиной, предоставившей возможность ознакомиться с этим делом.
357
Там же. Л. 46.
358
Там же. Л. 48.