Страница 7 из 11
В течение двух лет до появления первых глав романа на страницах «Русского вестника» Крестовский, ревностно изучая древнееврейский язык, завел обширное знакомство с раввинами и знатоками Талмуда и других древнееврейских книг, с которыми вместе их перечитывал и делал нужные пометки. «Я считал необходимым подковаться, так сказать, на четыре ноги, ибо знаю, что первое возражение, которое может быть сделано мне из еврейско-публицистического лагеря, почти наверно будет заключаться в якобы незнании предмета. Но, благодаря примечаниям, ссылкам на источники и выдержкам из оных — надеюсь, легким порицателям придется прикусить язычок, и, таким образом, на этой дорожке им не удастся передернуть карты и подорвать кредит достоверности и точности излагаемого мною», — объяснял Крестовский значение первых глав романа и название романа «Тьма Египетская», как наиболее соответствующее нравственному состоянию русского общества, в письме Н.А. Любимову.
Безусловно, все романы Крестовского проникнуты недвусмысленными и строго определенными тенденциями, не вредящими достоинству его произведений, а скорее украшающими их, придающими им смысл и значение при полной свободе выбора сюжета, к тому же автор обладает замечательным, сильным, чисто художественным талантом. Критика подобных произведений обычно превращается в спор о достоинствах тенденций, об их истинности или ложности, а так как нет такого критика, которому бы автор угодил своими воззрениями, то разбор такого произведения превращается в наставление автору, в указание, как он должен мыслить, приступая к своему сочинению. Крестовский изображает жизнь без намеренного подбора явлений для доказательства своих воззрений, и она предстает перед читателем характерной смесью добра и зла, каковая и есть в действительности. В истинном, правдивом изображении ее отчетливо выражается та или иная мысль, но это уже не «тенденция», а идея, не мысль, навязываемая читателю, а действительное значение изображаемых явлений.
В последней трилогии В.В. Крестовского была проведена одна яркая идея — показать силу еврейства в русской жизни и бессилие беспочвенной интеллигенции, не способной противопоставить иноплеменному напору ни определенных убеждений, ни твердого противодействия в силу всегдашней халатности, безалаберности и добродушия.
Трилогия в действительности представляет собой талантливо написанную картину еврейства в его внутреннем смысле и в отношениях к окружающему его народу.
VI
В 1880 году В.В. Крестовский получает новое назначение на должность секретаря военно-сухопутных сношений при главном начальнике русских морских сил в Тихом океане адмирале С.С. Лесовском. В эту неожиданную и лестную для него командировку Крестовский отправился на частном пароходе из Неаполя летом 1880 г. вместе с С.С. Лесовским, который, прибыв во Владивосток, вступил в командование эскадрой из 17 судов. Кратковременное пребывание в Австрии и Италии Крестовского было единственным случаем, когда он проездом побывал в Западной Европе, которую не любил, предпочитая ей богатый красками самобытный и неповторимый Восток.
Помещение для Крестовского было отведено вместе с адмиралом на «Европе», и Всеволод Владимирович быстро сошелся с моряками, что не представляло труда благодаря редким качествам и блестящему составу нашей военно-морской среды. Единственным развлечением от скуки нашей молодежи были частые поездки на берег во Владивосток, где Крестовский всегда навещал городской клуб и там обедал. Здесь кстати будет упомянуто об одном факте, который является ярким примером благодушного отношения Крестовского к людям. Во Владивостоке в то время существовал клуб «Ланцепупов», к которому причисляли себя отставные моряки доброго старого времени парусных судов, отвергавшие условные формы светских отношений. Однажды Всеволод Владимирович вошел в залу ресторана, сел за стол и, вдев по привычке монокль в глаз, стал рассматривать публику. Здесь кстати будет заметить, что монокль был для Крестовского насущной потребностью, и он носил его из-за разницы зрения глаз, а отнюдь не из фатовского желания привлечь к себе внимание. Напротив его сидел один из «ланцепупов». Заметив взгляд Крестовского в монокль он позвал лакея, приказал ему подать с балкона подзорную трубу на подставке, в которую наблюдали за движением судов на рейде, и навел ее на ничего не подозревавшего Всеволода Владимировича, принявшегося за свой обед. Сдержанный смех публики обратил, наконец, его внимание на глупую выходку, которую он прекратил тем, что подойдя предложил «ланцепупу» вместо того, чтобы заниматься праздным наблюдением, выпить с ним вина, на что тот, страшно сконфуженный, охотно согласился, и этим весь инцидент и был исчерпан.
Во Владивостоке Крестовский оставался до ноября 1881 г., а затем на крейсере «Европа» вместе с начальствующим эскадрой пошли в Нагасаки. На этом переходе с С.С. Лесовским случилось несчастье: оборвавшейся снастью ему разбило бедро и он шесть месяцев пролежал на берегу в г. Нагасаки, куда перебрался на жительство и Всеволод Владимирович. Этим пребыванием в Японии он широко воспользовался и в результате его наблюдений и изучения нравов и обычаев японцев явилась двухтомная книга «В дальних водах и странах», печатавшаяся в «Русском вестнике».
Благодаря стойкой и мудрой политике императора Александра III, с Китаем был подписан мирный договор, Тихоокеанская эскадра была распущена и командировка Крестовского окончена.
В 1882 году генерал М.Г. Черняев, герой сербско-турецкой войны, назначается генерал-губернатором Туркестана, завоеванию которого он так блистательно содействовал. В новой деятельности ему нужны были честные энергичные сподвижники и он предлагает В.В. Крестовскому место старшего чиновника особых поручений. Всеволод Владимирович, не колеблясь, принял это предложение, быстро собрался в далекий путь и, сменив гвардейский мундир на подполковничий армейский, выехал к месту своего назначения в г. Ташкент.
Первое поручение, данное ему генерал-губернатором, заключалось в том, чтобы привести в порядок городскую казенную библиотеку. По окончании этого дела, с которым Крестовский блестяще справился, ему было дано поручение произвести раскопку одного из самых больших курганов Самарканда, что он и начал с присущей ему энергией, пока не подключилось Императорское археологическое общество. И, наконец, третье поручение, данное Крестовскому, заключалось в сопровождении Российского посла к эмиру Бухарскому. Литературным результатом этой поездки явилась книга «В гостях у эмира Бухарского», в которой Всеволод Владимирович приподнял таинственную завесу, так долго скрывавшую от взоров русского общества внутреннюю жизнь повелителя азиатской соседки Бухары и его народа.
Двухлетнее пребывание в Туркестане ознаменовалось важной переменой в жизни Крестовского: он вступил в брак с вдовой бывшего чиновника особых поручений при Туркестанском генерал-губернаторе — Евдокией Степановной Лагода, двадцати лет. Явились новые заботы о семье, которая увеличивалась с каждым годом, но так как брак был заключен по большой любви, бремя его казалось совсем легким Всеволоду Владимировичу. В 1884 году генерал Черняев оставил свой пост и Крестовскому, не хотевшему остаться без него в Средней Азии, пришлось искать новую службу.
При откомандировании своем из Туркестана он был назначен в распоряжение Министерства внутренних дел. За почти трехлетнее служение там В.В. Крестовскому были даны две большие командировки для ознакомления с деятельностью Тверской, Тамбовской и Владимирской губерний и для осмотра торговых и промышленных центров России. Результатом этих командировок, кроме докладных записок начальству, были статьи в «Гражданине»: «Под владычеством земства», «Промышленные и торговые центры России». Кроме того, в этот период Крестовский принимает деятельное участие в газете «Свет», в которой напечатал более двухсот передовых статей по разным злободневным государственным вопросам. И, наконец, все это время Крестовский работает над своей последней трилогией — двумя ее последними романами «Тамара Бендавид» и «Торжество Ваала», последний из которых был доведен до 20 листов и не окончен. Дальнейшая неотложная и беспокойная редакторская деятельность Всеволода Владимировича, а затем безвременная его кончина помешали ему завершить свой последний капитальный труд.