Страница 82 из 92
Затѣмъ пошли разныя другія пляски съ пѣніемъ и безъ пѣнія, о которыхъ скажу лишь въ общихъ чертахъ, такъ какъ пріемы ихъ весьма мало разнятся между собой. Напримѣръ, трепетаніе приподнятыхъ и распростертыхъ рукъ, дрожь въ плечахъ, или то, когда батча «поводитъ» плечами и бедрами, или когда онъ схватываетъ себя за концы кудрей и пропускаетъ ихъ между пальцами, какъ бы приглашая — «полюбуйтесь, дескать, шелкъ, а не волосы» Всѣ эти пріемы и повадки вполнѣ напоминаютъ характеръ цыганской пляски, какую вы можете видѣть въ любомъ хорѣ «московскихъ цыганъ». Это даже, можно сказать, совершенно то же самое. Затѣмъ слѣдуетъ уже нѣчто вполнѣ своеобразное, но не красивое, а именно кувырканье чрезъ голову и запрокидываніе всѣмъ корпусомъ назадъ, причемъ верхъ искусства состоитъ въ томъ, чтобы, стоя въ такомъ изломанномъ положеніи на своихъ рукахъ и ногахъ, поцѣловать собственную пятку. Другая поза: скрестивъ подъ собою голени и сидя на нихъ что называется «калачикомъ», запрокинуться назадъ въ такой мѣрѣ, чтобы привести корпусъ почти въ лежачее положеніе и начать имъ вращательное движеніе слѣва направо, а затѣмъ справа налѣво, смотря по тому, въ какую сторону «выплываютъ» гуськомъ остальные танцоры. Это требуетъ очень большой гибкости и въ особенности развитія поясницы. Третья ' поза — почти то же самое, только стоя на одномъ колѣнѣ, что нѣсколько напоминаетъ испанскую качучу, тѣмъ болѣе, что другой танцоръ, обхаживая въ припляску колѣнопреклоненнаго батчу, звонко подщелкиваетъ въ это время надъ своею головой пальцами сведенныхъ вмѣстѣ какимъ-то мудренымъ образомъ рукъ. Бъ остальномъ же всѣ эти пляски состоятъ изъ подрыгиваній и мѣрнаго сѣмененья ногами на мѣстѣ съ прихлопываньемъ въ ладоши, что уже мы видѣли еще въ Шаарѣ и чего никакъ не могу я назвать красивымъ. Лица пѣвцовъ и танцоровъ и здѣсь, какъ въ Шаарѣ, освѣщаютъ съ обѣихъ сторонъ пучками сальныхъ свѣчъ, чтобы дать возможность зрителямъ лучше видѣть ихъ выраженіе во время пѣнія или танца. Впрочемъ, всѣ видѣнные нами до сихъ поръ батчи обыкновенно танцовали съ самыми безстрастными, ровно ничего не выражающими физіономіями, словно они вовсе не веселятся, а только по неволѣ отправляютъ скучную, давно имъ надоѣвшую обязанность; но здѣсь, у бустанскихъ батчей и въ особенности у одного изъ нихъ впервые замѣтили мы довольно выразительную мимику. Позы, движенія, взглядъ, улыбка — все это порой выражало у нихъ истому и страданія страсти, ея экзальтацію, и видимо зажигательнымъ образомъ дѣйствовало на нашихъ акъ-саяковъ, даже на самыхъ старыхъ, бѣлобородыхъ, которые въ такіе моменты вдругъ приходили въ чисто-азіятскій восторгъ. Лихорадочно оживленныя движенія, порывистыя вскакиванія съ мѣста, гогочущіе взрывы одобреній, стенящіе вздохи и даже какое-то звѣриное рычанье, съ какимъ произносилось это ихнее «э-э-э», все это служило проявленіями необузданнаго восторга. Въ обыкновенномъ положеніи всегда степенные, всегда серіозные и очень сдержанные, эти люди были просто неузнаваемы: электризующее присутствіе батчей совершенно ихъ переродило, и не только акъ-саяки, но сами дангарачи, люди, казалось бы, привычные, профессіональные, и тѣ не могутъ удержаться отъ увлеченія: аккомпанируя на своихъ бубнахъ, съ развитіемъ страстныхъ перепитій пляски они постепенно входятъ въ азартъ, въ какое-то изступленное неистовство и, стоя на колѣняхъ, всѣмъ своимъ корпусомъ съ вытянутыми впередъ руками, и всѣмъ лицомъ своимъ, и дико пылающими взорами, и задыхающимися отрывистыми возгласами выражаютъ порывисто-страстное стремленіе къ танцорамъ:
— Э-э-э!.. Тассадукъ!.. Ай-бай!.. Бай-бай!' Пропадаемъ! Погибаемъ! Ай, горе! — и тому подобные возгласы цѣлыми взрывами оглашали всѣ концы террасы.
Самые почтенные старцы изъ числа нашихъ амфитріоновъ время отъ времени съ подобострастнымъ видомъ собственноручно подносили тому или другому изъ батчей раскуренный чилимъ, чтобы «затянуться» табачнымъ дымомъ, или приставали въ нимъ съ чашкой чая, усиленно и нѣжно прося пригубить изъ нея для освѣженія. А батчи при этомъ кокетливо ломаются, отнѣкиваются, заставляютъ себя упрашивать и наконецъ пригубливаютъ съ гримаской, какъ бы нехотя, но ужъ такъ и быть! въ знавъ особаго снисхожденія въ угощателю. И что за улыбка расплывается въ эту минуту по лицу старца, торжествующаго удовлетвореніе собственнаго самолюбія — дескать «таксыръ изволили уважить мою просьбу, они предо всѣми отличили меня своимъ, благосклоннымъ вниманіемъ».
Видѣть все это конечно было любопытно, какъ характерныя черты нравовъ; но въ концѣ-концовъ все же выносишь изъ такого базема брезгливое впечатлѣніе чего-то противнаго, неестественнаго, и такъ какъ бухарцы не знаютъ ни мѣры, ни предѣла своимъ удовольствіямъ этого рода, то видя, что дѣло затягивается надолго, я поспѣшилъ улучить удобную минутку и незамѣтно ушелъ въ свою комнату.
По истинѣ надо удивляться, какъ могутъ эти плясуны въ теченіе трехъ-четырехъ часовъ выдерживать почти безъ малѣйшей передышки такія хореграфическія упражненія, соединенныя со столь порывистыми и технически трудными тѣлодвиженіями.
Кстати: я узналъ, что мѣстечко Бустанъ для собственнаго увеселенія содержитъ на общественный счетъ семь батчей съ обучателемъ и дангарачами. Не смотря на всю дешевизну жизни, надо быть очень зажиточными людьми, чтобы позволять себѣ подобныя прихоти. И дѣйствительно, говорятъ, что количество и матеріальное положеніе батчей служитъ какъ бы мѣриломъ благосостоятельности того или другаго мѣстечка.
29 января.
Изъ Бустана выѣхали въ восемь часовъ утра. Ясное утро. Морозъ не великъ, но при сѣверо-восточномъ вѣтрѣ казалось очень холодно: стыли ноги, руки и плечи. Не мало-таки далъ себя знать холодъ и на бустанскомъ ночлегѣ: усы, волосы на вискахъ и край одѣяла были покрыты инеемъ отъ дыханія.
Проѣхавъ верстъ пять между прекрасно воздѣланными участками земли и кишлаками, выѣхали наконецъ на открытую, слегка волнистую степь (чуль). Впереди, южнѣе города Кермине виднѣлись скалистыя горы, не обозначенныя впрочемъ на нашей картѣ; туземцы же называютъ ихъ Карнапъ-тау. Тянутся онѣ хребтомъ отъ востока прямо на западъ, а срединная вершина ихъ обращаетъ на себя вниманіе своею оригинальною формой: она значительно возвышается надъ остальными вершинами хребта въ видѣ тонкаго, продольно заостреннаго кряжа, словно лезвіе сѣкиры. Съ выѣздомъ на чуль, долина Зеравшана осталась въ сторонѣ, верстахъ въ восьми лѣвѣе нашего пути, и такъ какъ темя широкой степной волны шло между рѣкой и дорогой, то намъ и не было видно садовъ, окаймляющихъ берега этой рѣки, о которой нѣсколько словъ не будутъ лишними въ виду ея важнаго, жизненнаго значенія для Бухарскаго ханства.
Ханство это, кромѣ юго-восточной своей подовины, изрѣзанной хребтами высокихъ горъ, состоитъ изъ глинисто-солонцеватыхъ степей, а такая почва, какъ извѣстно, можетъ быть подвергаема успѣшной обработкѣ только въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ есть вода — все равно будетъ ли то вода рѣкъ, источниковъ или колодцевъ, лишь бы эти послѣдніе не были слишкомъ солоны.[186] Солнце, при помощи хорошаго орошенія, довершаетъ остальное, и бухарскія поля поэтому всегда приносятъ хорошіе урожаи. Самыми живоносными водными артеріями Бухары являются горные потоки, которые съ выходомъ на равнину обращаются въ рѣки, но не достигаютъ своихъ естественныхъ устьевъ въ Аму-Дарью, вслѣдствіе того, что вся масса ихъ воды уходитъ въ оросительные арыки. Самыми значительными изъ такихъ рѣкъ являются: Зеравшанъ, отводъ котораго, благодаря обладанію Самаркандомъ, всегда находится теперь въ нашихъ рукахъ, и рѣка Кашка, иначе называемая Шахрисебсскою рѣкой (Аби-Шахрисебсъ). Но протяженіе послѣдней по крайней мѣрѣ вчетверо короче Зеравшана, который протекаетъ болѣе шестисотъ верстъ, оплодотворяя слишкомъ 4.075,4 квадратныхъ верстъ или 83,17 квадр. геогр. миль прекрасно обработанной земли, коей наибольшая и наилучшая часть въ настоящее время принадлежитъ Россіи.[187] Въ силу послѣдняго обстоятельства, Кашка-Дарья, не смотря на незначительность ея протяженія, стала теперь для Бухары весьма важною жизненною артеріей, тѣмъ болѣе, что бухарцы владѣютъ не только главнымъ ея теченіемъ, но сполна и всѣми ея истоками. Въ руслѣ Зеравшана попадаются частицы золота, вымываемаго изъ конгломератовъ въ его верховьяхъ. Но не по этой только причинѣ обитатели страны назвали его златоноснымъ,[188] а главнѣйшимъ образомь потому, что онъ, благодаря избытку своихъ водъ и періодическимъ разливамъ, дѣлаетъ почву плодородною и тѣмъ вноситъ благосостояніе въ жизнь ея обитателей.{21} Берега Зеравшана представляютъ большія удобства для земледѣлія, въ особенности правый; лѣвый же лежитъ выше уровня водъ и орошается арыкомъ Нарыпаемъ, который вытекаетъ изъ Кара-Дарьи, лѣваго рукава Зеравшана, въ нашемъ Катта-Курганскомъ округѣ, и вливается обратно въ Зеравшанъ близъ предмѣстья города Кермине, называемаго Касымъ-Шаиръ, И дѣйствительно, правый берегъ представляетъ непрерывный рядъ потонувшихъ въ садахъ селеній, такъ что все протяженіе рѣки съ выхода ея на равнину представляетъ одинъ сплошной садъ и даетъ понятіе о томъ видѣ, какой имѣла нѣкогда вся страна отъ Ташкента до Хивы и, какъ увѣряютъ здѣсь, даже до Каспія, когда Аму еще не поворачивала въ Аралъ и когда, по словамъ мѣстнаго преданія, котъ могъ дойти изъ Ташкента до моря, перепрыгивая только съ крыши на крышу, и соловей совершить то же путешествіе, перепархивая съ вѣтки на вѣтку. По Маздейской легендѣ, Согдъ (впослѣдствіи Когикъ, нынѣ Зеравшанъ) есть «второе благословенное мѣсто, сотворенное зиждительнымъ словомъ Ормузда», и не даромъ по степени значенія для туземцевъ сравниваютъ его съ плодотворнымъ Ниломъ. Полоса полей, орошаемыхъ арычною системой Зеравшана, не вездѣ равномѣрна: мѣстами она суживается до восьми, даже до четырехъ верстъ (въ Хатырчинскомъ бекствѣ), а мѣстами ширится на тридцать, на сорокъ и болѣе верстъ.
186
Пространства степи, не орошенныя ручьями и потоками, нельзя принимать почти ни въ какое соображеніе при точномъ опредѣленіи экономически производительныхъ силъ этой страны, такъ какъ тамъ возможно лишь номадное существованіе, легко ускользающее изъ-подъ всякаго правительственнаго контроля, какъ въ административномъ, такъ и податномъ отношеніи.
187
Въ нашихъ предѣлахъ рѣка протекаетъ 880 верстъ, причемъ ея среднее теченіе и въ особенности островъ Міанкаль (то есть «Срединная земля», въ длину слишкомъ 100, въ ширину отъ 8 до 13 верстъ) представляютъ самую богатую часть долины, покрытую роскошными садами.
188
Зеръ-авшанъ по-таджикски значитъ раздаватель золота (см. Л. Ѳ. Костенко Туркестанскій край,т. I, 132). Золото попадается по всему теченію рѣки въ видѣ мелкихъ зеренъ и тонкихъ пластинокъ, но разработка его приноситъ ничтожныя выгоды. Такъ, напримѣръ, артель изъ четырехъ рабочихъ вымываетъ его въ день, среднимъ счетомъ, на 60 коп. Поэтому золотымъ промысломъ занимаются только безземельные бѣдняки.