Джон Браун

— Есть! — рычали цилиндры и колпаки. — Дайте нам, чорт возьми, поесть!

— Что вы с нами делаете? — вторили им халаты и фраки. — Как вы смеете держать нас в этой конуре?!

— Ваши аболиционисты, сэр, просто бандиты. Если вы хотите уморить нас голодом, скажите нам это прямо! — завизжал старикашка в вязаном белье, с абсолютно голой головой.

На него зашикали:

— Тс… Мистер Олстэд, вы погубите нас всех…

Капитан поднял руку. Наступила тишина.

— Мне очень жаль, джентльмены, — сказал он спокойно, — но тут ничего не поделаешь. Мои люди не ели целые сутки.

Из сорока пленных он быстро и почти не глядя отобрал пятнадцать человек, в том числе Вашингтона, Олстэда и нескольких служащих оружейного завода.

— Пожалуйте за мной, — сказал он им.

— Что вы собираетесь с нами делать? — визгливо закричал Олстэд.

Не отвечая, Браун провел их в машинную и жестом указал на место у задней стены:

— Теперь, когда вы переведены сюда, ваши родные там, снаружи, наверное, постесняются так палить в нас. Это послужит нам хорошим прикрытием. Да и вы здесь под защитой моих бойцов будете в большей безопасности. Я попрошу вас, джентльмены, написать вашим друзьям и родным, чтоб они прислали в качестве выкупа за вас своих невольников. Я возвращу вам свободу, как только негры явятся сюда.

Потом, обращаясь к Вашингтону:

— Вас, сэр, мне пришлось взять потому, что вы непременно пришли бы на помощь губернатору Виргинии и помешали бы мне. Кроме того, имя ваше, как моего пленника, произведет известное впечатление на местных жителей.

Вашингтон молчал, презрительно выпятив нижнюю губу: он не желал разговаривать с этим «старым конокрадом», опоясанным саблей его знаменитого предка.

Один из пленных выглянул в окно и начал подавать отчаянные знаки осаждающим.

— Не стреляйте, — жалобно кричал он, — вы убьете своих! Мы все сидим здесь. Ради самого неба, прекратите огонь!

Но «добровольцы» не обращали никакого внимания на его крики, они во что бы то ни стало хотели захватить проклятых янки. Кроме того, они жаждали пустить в ход оружие, висевшее много лет без дела в их домах. Теперь из всех окон, направленных на арсенал, торчали дула винтовок.

Браун подозвал к себе Вила Томпсона: необходимо добиться хотя бы временного перемирия. Пусть Томпсон возьмет кого-нибудь из пленных и отправится к осаждающим для переговоров.

Вил повиновался и, слегка приоткрыв ворота, выскользнул на улицу. Но едва успел он показаться за воротами, как раздался торжествующий вопль врагов. Десятки людей набросились на парламентера, смяли его, связали и потащили к зданию гостиницы. Наконец-то, один из этих ненавистных янки в их руках!

Племянник городского мэра, Харри Хэнтер, и плантатор Чемберс первыми ворвались в гостиницу и приставили револьверы к голове Томпсона. Трактирщица набросилась на них: она не хочет, чтоб ей портили кровью ее ковры, пусть джентльмены выбирают другое место для расправы! Тогда они вытащили свою жертву во двор. Томпсон был очень бледен.

— Вы отнимаете у меня жизнь, но восемьдесят миллионов подымутся, чтобы отомстить за меня, — сказал он своим палачам. — Помните, рабы будут освобождены во что бы то ни стало!

Два джентльмена зажали ему рот и выпустили в него дюжину пуль. Потом они стащили Томпсона на мост и спихнули его безжизненное тело в воду. Толпа виргинцев восторженно галдела, и долго еще слышали бойцы в арсенале победные крики врагов.

— Вот ваша этика, джентльмены, — горько усмехнувшись, сказал Браун заложникам. — По-видимому, честная игра вам незнакома.

Вашингтона передернуло, но он ничего не мог возразить этому старику: его сограждане, действительно, вели себя, как бандиты.

Браун нервно шагал взад и вперед, мял бороду, что-то бормотал про себя. Надо выиграть время! Во что бы то ни стало надо продержаться до ночи! С наступлением темноты придут негры. Наверное, они только и ждут ночи, чтобы прийти…

— Ватсон и вы, Стевенс, возьмите белый флаг и постарайтесь договориться, чтобы они хоть временно прекратили огонь…

— Но, отец, ведь они забрали Томпсона, заберут и нас…

Задумчивое лицо Ватсона обернулось к отцу. Легкое облако грусти лежало на этом лице.

— В качестве прикрытия захватите двух заложников, — сказал Браун. — Ведь не посмеют же они стрелять по белому флагу и по своим!

Но они посмели. Когда на открытой площадке перед арсеналом появились четверо с белым флагом, раздался такой залп, что со стен посыпалась штукатурка. Острая боль пронизывает Ватсона, — его бедро раздроблено пулями. Рядом с ним падает Стевенс и белый, залитый кровью флаг.

— Надо их прикончить, — кричат где-то над ними. Но Ватсон собирает силы и ползет назад, к караулке арсенала, и за ним, по грязной дорожке, стелется кровавый след.

Двое заложников спешат удрать. В качестве трофея они тащат с собой раненого Стевенса. Стевенс почти не подает признаков жизни. Лучший ученик Джона Брауна и лучший его командир лежит без сознания. Три порции свинца засели в его ребрах. Он не слышит над собой зверски радостных криков, ему все равно, что трясут, и теребят, и перетаскивают с места на место его тело и, наконец, бросают, как тюфяк, на полу гостиницы.

До караулки всего несколько шагов, но Ватсону кажется, что много десятков миль осталось ползти по этой желтой намокшей глине. Пули шлепают вокруг него, бедро пылает нестерпимым огнем, а он все ползет и ползет.

Из пожарного сарая напряженно следят за ним. «Наполеон» и Оливер крепко держат за руки Брауна. Капитан вырывается, он хочет идти к своему сыну, он должен спасти его, принести его сюда. Плоть от его плоти умирает на его глазах, а он не может ничем помочь! Но бойцы горячо уговаривают его. Что будет с ними, если его убьют? Капитан не имеет права рисковать своей жизнью. На его ответственности жизнь всех его бойцов, он не смеет бросать их…

— Я принесу его сюда, — говорит Лимен, самый юный из учеников Брауна. Он пришел в Кеннеди-Фарм прямо со школьной скамьи Спрингделя.

Лимен ложится на живот и так, плашмя, проползает в ворота. В сумерках враги не замечают его. Он благополучно доползает до Ватсона. Теперь ему нужно встать, чтоб помочь сыну капитана.

Лимен приподнимает Ватсона и приподнимается сам. Этого достаточно, чтобы его заметили. В стане врагов кто-то пронзительно свистит. Несколько пуль впиваются в Лимена. Он падает и вместе с ним падает добитый Ватсон.

Весь вечер по двум недвижимым телам палят практикующиеся в стрельбе новички.

— Они хотят обойти нас с фланга, — сказал наблюдавший сверху в слуховое окно «Наполеон», — я вижу, как они передвигаются цепью мимо здания банка.

— Плохо дело, ребята, — заметил Тид, вставляя новый патрон в магазин, — им ничего не стоит взорвать нас на воздух вместе со всем арсеналом.

Приближалась ночь. Бойцы устали и были голодны.

В сарае становилось темно. Холод проникал в разбитые стекла. Снаружи наступила тишина. Казалось, враг чего-то выжидает, к чему-то готовится. Бойцы предпочли бы выстрелы — тишина действовала им на нервы.

— Я не понимаю, чего медлит капитан, — раздраженно заговорил Андерсон. — Нужно решаться на что-нибудь. Иначе из нас сделают котлеты.

— Вы же знаете, к нам должны прийти на помощь негры. Отец говорит, что с минуты на минуту сюда явится большой отряд восставших невольников, — отозвался Оливер, — он говорит…

Но ему не пришлось докончить. За его плечами стоял отец. Джон Браун наклонился к уху «Наполеона».

— Ватсон был прав, — сказал он хрипло. Мы попали в ловушку. Нет ни картечи, ни ядер, патронов хватит не надолго. На Кука и Оуэна, по-видимому, мало надежды. Теперь нужно думать о людях.

Он жестом подозвал к себе бойцов:

— Необходимо прорваться к мосту и немедленно бежать в горы, — сказал он. — Мы окружены со всех сторон. Негры придут к нам, когда мы будем в горах.

Он перевел дух.

— Возьмем с собой только самое необходимое оружие. В живых остался один мул. Мы построимся так, чтобы повозку с оружием поставить в середину. «Наполеон», вам поручается авангард. Я и Оливер пойдем с правого крыла. Коппока, Берни и прочих раненых поместим в центр. Заложников придется оставить здесь. Входить в переговоры о них бесцельно. Нас решили уничтожить любой ценой.