Джон Браун

От Кеннеди-Фарм до Харперс-Ферри считалось пять миль.

Капитана Брауна, как самого старшего, усадили в возок. Рядом с ним, под брезентом, дребезжало при каждом толчке разнообразное оружие, собранное бойцами. Дождь не прекращался. Мулы поминутно оступались: ноги их то скользили по мокрым камням, то вязли в грязи. «Наполеон» вел их на поводу. Слева от дороги подымались Мэрилендские горы, поросшие у подножия колючей ежевикой и шиповником. Кусты цеплялись за платья путников, как будто хотели удержать их от дальнейшего пути. Справа глухо бурлил Потомак.

Харперс-Ферри. (С гравюры Аутвейта).

Оливер попробовал было какой-то шуткой разрядить напряжение, но его никто не поддержал. Люди молча шлепали по лужам. Перед глазами Оливера покачивалась на возке прямая спина отца. Так, в молчании, маленькая группа дошла до поворота дороги. Отсюда был виден мост через Потомак и на другом берегу крыши Харперс-Ферри. Городок спал, утопая во тьме, только где-то на берегу, верно у станции, вспыхивал и потухал огонек.

Вид Харперс-Ферри с Мэрилендских высот. Слева мост, по которому Браун вошел в город. (Позднейшая фотография).

Джон Браун слез с возка.

— Солдаты свободы, — сказал он торжественно, — мы идем сражаться за самое честное и правое дело, которое только существует на земле. Быть может, за это дело нам придется отдать нашу жизнь. Я не хочу никого неволить. Кто колеблется, может уйти. Время еще не потеряно.

Он обвел глазами людей. Никто не пошевелился.

— Хорошо, — сказал он просто, — тогда займите ваши места, друзья. И да поможет нам справедливость!

Он приказал вынуть ружья. Из-под плащей показались дула винтовок. Люди пристегнули патронташи. Кук и Лири перерезали в нескольких местах телеграфные провода. Люди даже не нуждались в команде, все делалось быстро и бесшумно, каждый знал свое место и обязанности.

B тени моста с трудом можно было различить фигуру часового, медленно прогуливавшегося взад и вперед. Каги и Стевенс одновременно очутились возле него.

— Ни с места! Вы арестованы! — они поднесли фонарь к самому его лицу. Молодой парень в форменной каскетке растерянно глядел на обступивших его людей. Много ночей дежурил он на мосту, тщетно ожидая происшествий. В этих краях не случалось ничего необычного, разве что напьется мельник с Большой запруды или рябой бакалейщик поссорится с женой.

Часовой неуверенно улыбнулся.

— Джентльмены, конечно, шутят… — Ружейные дула убедили его, что здесь дело не шуточное, но он все еще никак не мог прийти в себя. Среди подошедших он узнал Кука — сторожа при шлюзе и старого джентльмена по имени Смит.

— Захватите его, — сказал тот, которого он считал Смитом, — а то он подымет весь город. Каги, вы, Лири, и Копленд останетесь здесь и будете охранять мост. Без моего приказа никого не пропускать.

— Слушаю, капитан, — Каги выступил из темноты, — будет сделано, капитан.

Отряд быстро перешел мост, миновал станцию, железнодорожную гостиницу и приблизился к арсеналу. Часовой арсенала услыхал стук колес и вышел из караулки посмотреть, кто едет так поздно.

Уж не вздумал ли начальник проверять посты? Но сквозь «глазок», проделанный в двери, он увидел совершенно неизвестных ему людей в плащах с капюшонами. В следующий момент несколько человек вошли в караулку.

— Открывай ворота!

Часовой вспомнил устав: за выдачу ключа — военный суд. Кто-то схватил его за шиворот, кто-то направил на него винтовку.

— Бросьте, ребята, — сказал молодой голос, — у нас нет времени возиться с ключами. Справимся и так.

Высокий юноша в охотничьей куртке вытащил из повозки лом. Нескольких минут было достаточно, чтобы вывернуть цепь и сбить замок. Ворота арсенала распахнулись, и незнакомцы быстро вкатили во двор свою повозку. Зажгли фонари и факелы. «Я был напуган до-смерти, увидав столько вооруженных людей, — рассказывал впоследствии часовой арсенала. — Они сказали мне, чтобы я вел себя спокойно и не шумел, иначе они отправят меня к моему покойному дедушке».

План Харперс-Ферри, найденный в чемодане Джона Брауна.

Капитан, между тем, отдавал тихим голосом распоряжения. Сам он с несколькими людьми останется в арсенале. Кук и Стевенс должны теперь же отправиться за наиболее крупными рабовладельцами. Предпочтительнее «джентри» местной аристократии: Олстэд, Льюис, Вашингтон, внучатный племянник первого президента, и другие… Заложники пригодятся, когда дело дойдет до выработки условий.

Вернувшись, Кук отправится в Кеннеди-Фарм, захватит нескольких плантаторов с мэрилендской стороны и приведет с собой в арсенал всех негров, которые к этому времени соберутся в Кеннеди.

Браун был совершенно спокоен, даже нетороплив. Пункт за пунктом, шаг за шагом выполнял он намеченный план. Все случайности были предусмотрены. В определенный час должен был быть захвачен арсенал, и серебряные часы-луковица показывали ему, что он не ошибся. В определенное время должны прийти вооруженные отряды негров, и они придут, в этом нет ни малейшего сомнения.

Ночь на 17 октября 1859 года

Карета провалилась вниз, потом внезапно подпрыгнула и остановилась. Полковник Вашингтон больно ударился головой о потолок. Проклятые «полосатые» дороги! Он громко выругался и попытался открыть дверцу. Вокруг кареты стеной стояла черная осенняя ночь. У лошадей возились невидимые в темноте негры — кучер и его помощник. И люди и лошади стояли по колена в жидкой грязи.

Полковник раздраженным голосом велел поторопиться. Наконец карета снова двинулась в путь, ныряя и кренясь, как судно в бурном море. По топкому виргинскому болоту были настланы поперек огромные стволы деревьев. В довершение всего полил дождь. Вашингтон был недоволен собой: не следовало так долго сидеть за криббеджем у сенатора Мейсона, а главное, не следовало втягиваться в этот бесконечный спор о Бьюкенене. Всем и так известна бесхарактерность президента, а его страх перед аболиционистами входит в поговорку. Сенатор передал его слова: «Пусть делают, что хотят, лишь бы не в мое президентство».

И еще выплыл этот Линкольн, которого так усиленно выдвигают янки и который вот-вот пройдет на ближайших президентских выборах!

Полковник сердито усмехнулся в темноте. Карету еще раз сильно встряхнуло, и лошадиные копыта мягко застучали по деревянному настилу. Это мост, значит дом близко. С тех пор, как на берегу Потомака, в Маунт-Верноне, был похоронен Георг Вашингтон, все члены семьи Вашингтонов считали Виргинию чем-то вроде своего наследственного штата и покупали поместья неизменно в этих местах.

Дом полковника, двухэтажный, с черепичной крышей и длинной верандой во весь верхний этаж, стоял в двух милях от города Харперс-Ферри, на берегу реки. В окнах и во дворе забегали огоньки. Это слуги-негры, заслышав шум экипажа, выбежали встречать хозяина. Полковника бережно высадили из кареты. В кабинете уже были приготовлены горячая вода, сахар, виски и ящик сигар. Но Вашингтон слишком утомился, да и час был поздний. Он только выкурил сигару, приказал, чтобы утром оседлали его «Фрину» (он собирался ехать на табачные плантации), и лег спать.

В середине ночи громкий стук разбудил весь дом. Стучали в наружную дверь. Сам полковник в ночном белье и туфлях на босу ногу спустился вниз — узнать, в чем дело.

Четыре вооруженных человека, два белых и два негра одновременно вошли в дом и загородили собой выход. Один из белых, высокий чернобородый человек в зеленой охотничьей рубашке и кожаных брюках, распорядился запереть ворота. Его товарищ, коренастый и сумрачный, в буйволовой куртке шерстью вверх, спокойно глядел на испуганную челядь, окружившую полковника.

— Может быть, вы будете любезны объяснить мне, что все это значит?