Страница 3 из 22
Я удивленно захлопал глазами:
– Не знал, что там применяли химию.
– Нет, не применяли… По крайней мере официально – нет. Но, как мне объяснили, была одна спецоперация… – лицо докторши приняло извиняющееся выражение:
– Большую часть мы вычистили, а кое-где запустили регенерацию, приняв меры от вторичных инфекций. Еще несколько месяцев полноценного отдыха – и вы могли бы прийти в полный ажур. Но как я уже… – тут она пожала плечами:
– Короче, постарайтесь не курить. Занимайтесь спортом. Как бы поточнее выразиться… сама не знаю, за каким хером все это нужно… Ведите здоровый образ жизни.
Я пытался. Начал гулять по госпитальной палубе. Гонял воздух через выжженные легкие. Разрабатывал плечо. За каким хером это нужно?
Палубу переполняли такие, как и я, бездельники – мужчины и женщины, делавшие те же упражнения на свежем воздухе. Некоторые оказались мне знакомы.
– Здорово, лейтенант!
Ба… Тони Леманако. Лицо его состояло в основном из лоскутьев, перемежавшихся зелеными полосками в местах, где парню имплантировали биомассу. Он еще и улыбался, правда, чересчур скалился – зубы слишком хорошо просматривались по всей левой стороне.
– Лейтенант, так вы это сделали! Путь отхода… – он обернулся, озираясь в толпе:
– Эй, Эдди. Квок… Здесь наш лейтенант, который всех вытащил.
Квок Юэн Юй. Обе глазницы девушки были заполнены ярко-оранжевым инкубационным гелем. Выносная камера, ловко приваренная к черепу, обеспечивала хороший обзор и – что удобнее всего – передавала информацию непосредственно в мозг. Руки помаленьку отрастали, но молодая ткань, сквозь которую просвечивал черный углепластиковый каркас, казалась еще влажной на вид и кровоточила.
– Лейтенант… Мы полагали, что…
– Лейтенант Ковач! – окликнул кто-то.
Эдди Мунхарто. Этот держался в вертикальном положении за счет специального мобилизирующего костюма, позволявшего биосреде по чуть-чуть регенерировать левую руку и обе ноги из обрубков, предусмотрительно оставленных его телу «умной» шрапнелью.
– Рад встрече, лейтенант! Видите, мы все идем на поправку. 391-й взвод вернется и еще даст просраться этим «кемпам». Как пить дать… Месяца через два, не позже.
В последнее время для воевавших за Кареру наемников «Клина» поставлялись тела, произведенные в компании «Кумалао биосистемз». Эти совершенные в своем роде творения человеческого разума предлагали владельцу многочисленные полезные опции. В том числе систему, ограничивавшую выброс серотонина, что пробуждало склонность к агрессии, и мгновенно просыпавшиеся гены настоящего волка, способствовавшие улучшению реакции и проявлению совершенно звериной жестокости. Впрочем, при сохранении преданности хозяину.
При взгляде на стоявшие вокруг искалеченные, но живые остатки взвода к горлу подступил комок.
– Мужики, мы их пробили… что, нет? – произнес Мунхарто, жестикулировавший отростком руки, как тюлень ластом. – Я смотрел вчерашние новости.
Микрокамера Квок взвыла моторчиком:
– Вы примете команду над новым 391-м, сэр?
– Эй, Наки! Ты где, мужик? Здесь наш лейтенант…
Больше я на палубу не выходил.
Шнайдер нашел меня спустя сутки. Сидя в офицерской палате для выздоравливающих и уставившись в иллюминатор обзора, я дымил сигаретой. Глупо, но, как точно подметила доктор, за каким хером все это нужно… Какое значение имеет собственное здоровье, когда в любой момент твою плоть может оторвать от тела летящая навстречу сталь или сожрать химия.
– Ба-а… лейтенант Ковач.
Я узнал его не сразу, лишь через секунду-другую. Боль меняет человеческие лица. И тогда мы были основательно заляпаны кровью.
Для начала, глядя сквозь дым своей сигареты, я принялся уныло гадать: не очередной ли это собрат по оружию, желавший побалаболить о войне до победного конца. Наконец что-то неуловимое, сквозившее в манере его поведения, включило память и вытащило на свет день нашей загрузки в госпиталь. Несколько удивляло затянувшееся присутствие такого пациента на борту госпиталя. Не менее странным выглядело его появление в палате. Я сделал жест, приглашая гостя сесть.
– Благодарю. Я, гм-м… Ян Шнайдер, – он протянул руку. Последовало короткое пожатие, и Шнайдер тут же потянулся к моим сигаретам. – На самом деле мне показалось, что вы не… гм… не ранены.
– Зря вы так думаете. Я был ранен.
– Ранение… гм… ранения влияют и на ваше сознание, и на память.
При этих словах я нетерпеливо дернулся. Шнайдер продолжил:
– Позвольте мне не думать о чинах и всем таком… гм…
– Слушайте, Шнайдер, уж это действительно не важно, – я закашлялся, втянув облако дыма глубже, чем следовало. – Имеет значение одно: как прожить достаточно долго, чтобы выбраться из этой мясорубки. Еще раз напомнишь – и получишь в морду. В остальном я тебя не ограничиваю, можешь выделываться как хочешь. Все понял?
Нервозность Шнайдера сменило навязчивое желание отгрызть себе ноготь. Выслушав мою речь, он вытащил большой палец изо рта и осклабился. Потом засунул на то же место сигарету. Дым он выпустил довольно изящно, прямо в иллюминатор, за которым открывался сказочный вид на поверхность планеты. Затем уставился на меня взглядом хищника. Наконец Шнайдер кивнул, и его язвительный тон перешел в новое качество.
– Все точно, – произнес он.
– Что точно?
Шнайдер заговорщически огляделся. Немногочисленные обитатели палаты сгрудились на противоположном конце коридора, занятые просмотром голографического порно. Шла прямая трансляция с Латимера. Шнайдер вновь оскалился и тут же склонился ближе ко мне:
– Вы тот, кого я искал. Человек, обладающий здравым смыслом. Лейтенант Ковач, я хочу вам что-то предложить. Некое предприятие с вашим участием, способное вывести из этой мясорубки не только живым, но и богатым. Трудно представить, насколько богатым.
– Я могу представить многое, Шнайдер.
Он пожал плечами:
– Почему нет? Представьте себе очень много денег. Вас это интересует?
Я задумался, стараясь сообразить, что может крыться за предложением:
– Нет, если это требует переметнуться. Ничего личного в моем отношении к Кемпу не существует, однако, полагаю, он проиграет войну и…
– Политика?! – Шнайдер сделал протестующий жест. – Тут политикой не пахнет. Если на то пошло, не пахнет и войной – исключая место действия. Я говорю об иных материях, более основательных. О товаре. О том, за что любая корпорация легко платит один процент со своих будущих ежегодных доходов.
Я сильно сомневался в наличии подобного товара в какой угодно точке на карте Санкции IV. Еще большее сомнение внушала личность этого Шнайдера.
В то же время он рискнул оказаться на борту военного корабля Протектората и получил достаточно чисто медицинских впечатлений о степени страданий полумиллиона людей, оставшихся внизу, на поверхности планеты – пусть с проправительственных позиций. Реально Шнайдер мог располагать некоторой информацией, а теперь ценность имели любые обстоятельства, способные снять меня с этого комка грязи, готового в любой момент взорваться.
Кивнув, я примял окурок:
– Хорошо.
– Вы согласны?
– Слушаю внимательно, – негромко ответил я. – Согласен я или нет – решение зависит от вашей информации.
Шнайдер втянул щеки и причмокнул:
– Не знаю, достигнем ли мы согласия на этой основе. Лейтенант, мне нужны…
– Вам нужен я. Что очевидно. В противном случае разговор вообще не мог состояться. Будем ли продолжать на такой основе, или я должен вызвать конвой, чтобы из вас вышибли согласие?
Повисло напряженное молчание, и оскал Шнайдера постепенно сошел на нет. Улыбка испарилась с побледневшего лица так же, как оттекла кровь.
– Ладно, – наконец произнес он. – Вижу, я в вас ошибся. Записи личного дела не вполне отражали… свойства характера.
– Ни одна запись, до которой можно дотянуться, никогда не отражает и половины. К вашему сведению, в последний раз мои данные фиксировали еще в корпусе Посланников.