Страница 73 из 85
Тем более что даже в Европе янки на передовые позиции если и претендовали, то отнюдь не фронтовые. И в своей сибирской интервенционистской «зоне» Штатам надо было воевать руками чужими, то есть — русскими. А для этого надо было иметь в Сибири и человека своего, и возможность ему серьезно, крупно помочь.
Человек был, а вот возможности в 1918 году не было.
Поэтому в течение этого года Америка при любезном содействии англичан — пока вдали от арены будущих событий — примеряет на роль диктатора Сибири и Дальнего Востока того, кого знает уже не понаслышке, то есть — Колчака.
В 1918 году идет, я бы сказал, «тренировка» Колчака и его «приручение». Из Штатов через Японию он едет в Маньчжурию, в Харбин, и принимает там на себя обязанности военного члена правления КВЖД и начальника стражи КВЖД при управляющем КВЖД 60-летнем генерал-инженере Хорвате, взяточнике еще с дореволюционным богатым (точнее — обогащающим) опытом.
Для адмирала, бывшего комфлота, занятие должности начальника сухопутных железнодорожных сторожей — с учетом того, что на Дальний Восток ему рекомендовало двинуться руководство Антанты, — это еще одна странность-несуразность. Однако, если учесть произошедшее с ним позднее, надо признать, что не такая уж это и несуразность... Хорват уже объявил себя «временным Верховным правителем». Но еще не знал, что этот «титул» придуман не для него, а для адмирала Колчака. И придуман Золотой Элитой...
В простодушных воспоминаниях гражданской жены Колчака — Анны Тимиревой — есть место, где Тимирева пробалтывается, сама того не сознавая.
1918 год...
Она — во Владивостоке.
Он — в Харбине.
А далее слово самой Тимиревой: «Он писал, что где бы я ни была, я всегда могу о нем узнать у английского консула и мои письма будут ему доставлены. И вот мы во Владивостоке. Первое, что я сделала, — написала ему письмо, что я могу приехать в Харбин. С этим письмом я пошла в английское консульство и попросила доставить его по адресу. Через несколько дней ко мне зашел незнакомый мне человек и передал мне закатанное в папиросу мелкомелко исписанное письмо Александра Васильевича».
Выделение тут, уважаемый читатель, везде мое... Да и как же не выделить такие-то строки!
Во-первых, как это понимать — «где бы я ни была»? Далее... Сообщение между Владивостоком и Харбином тогда было беспрепятственным, письмо Колчака — личным. А переправляли его методами разведывательными!
И с чего бы это?
Но не будем заблуждаться — англичане (вкупе с французами) Колчака патронировали лишь тактически, а стратегия геополитики переходила в руки США.
К осени 1918 года на обширной территории от Урала до Забайкалья прочной власти не было ни у интервентов, ни у красных, ни у белых. Но у белых не было еще и сильных лидеров. И для Запада пришло время менять там своих российских «коней»... В октябре 1918 года вместе с английским военным представителем при Уфимской директории генералом Ноксом Колчак прибывает в Омск.
4 ноября он становится военным и морским министром этой злополучной Директории, а уже 18 ноября совершает свой, в отличие от Корнилова — удачный, переворот, ликвидирует Директорию и провозглашает себя Верховным правителем России и Верховным главнокомандующим всеми русскими армиями.
За полторы недели до этого в Германии происходит революция.
Рейху кайзера и войне в Европе приходит конец.
А для Колчака наступает время дебюта.
То есть вот как занятно «совпало»: как только у Америки появилась возможность приняться за русских всерьез, так тут же в России началось то, что скоро назовут «колчаковщиной».
Американские газеты писали, что России нужен Кромвель. При этом между строк подразумевалось, что «Кромвель» в России нужен Америке. Она его искала и «обкатывала», а когда время пришло, «Кромвель» «нашелся» и был запущен в оборот.
Да, мировая война в Европе закончилась, и Соединенные Штаты (без всякой громогласности) становились подлинным «Верховным правителем» всего Запада. А состоявший при адмирале английский полковник Уорд признавался: «Адмирал Колчак никогда не отправился бы в Сибирь, никогда бы не встал во главе русского конституционного (? — С.К.) движения и правительства, если бы он не был вынужден на это советами и наставлениями союзников».
Стоит ли поэтому удивляться, что «верховную» власть «сибирского Кромвеля», не воевавшего на суше ни одного дня (если не считать недолгого командования крепостной батареей в Порт-Артуре), быстро признали все белые правители-генералы с немалым опытом только что закончившейся Большой войны?
Колчаку Россией был отпущен год. И одно время покрасовался он вволю. Некто Аничков, помещик и финансист, вот как описывает Колчака в Екатеринбурге зимой 1919 года:
«Кортеж состоял из нескольких автомобилей, из коих последний, в котором сидел Колчак, был окружен конным конвоем. Особенно выделялась красивая фигура принца Кули Мирзы в черкесской форме, стоявшего на предпоследнем автомобиле спиной к шоферу и впившегося глазами в автомобиль Верховного. Сам Кули Мирза принадлежал к персидской династии, состоял в свите Его Величества покойного Государя, а теперь сопровождал Верховного Правителя. Глядя на эту живописную картину, я не сомневался в том, что Колчак займет место Романовых».
Конечно, для Запада это был бы неплохой разворот событий. Когда-то во главе России уже оказывался царь Петр Третий, видевший счастье в чине прусского поручика. И заполучить на русский трон офицера английской службы Колчака дядя Сэм не отказался бы...
Однако после успехов весны 1919 года адмирал на пути к Самаре начал терпеть поражения, а точнее — начали терпеть поражения его генералы, потому что даже с большой натяжкой адмирал на полководца не тянул. 11 ноября 1919 года он сдал Омск, а 4 января 1920 года — и права «Верховного правителя», отошедшие к генералу Деникину. Затем адмирал направился на Восток, но 27 декабря был взят в пути белочехами «под охрану», а 15 января 1920 года выдан ими в Иркутске представителям эсеро-меньшевистского Политического центра.
Еще до этого чехи выпустили меморандум, где открещивались от Колчака и заявляли, что «под защитой чехословацких штыков местные военные русские органы совершают такие действия, которые поражают весь цивилизованный мир»...
Белочешский мятеж был таким же созданием Вашингтона, как и Колчак. Так почему же чехи окончательно подрывали «Верховного»? Да исключительно потому, что госсекретарь США Лансинг в конце 1919 года доносил президенту Вильсону: «Правда заключается в том простом факте, что правительство Колчака потерпело полное поражение...»
Мавр не смог сделать своего дела, но его приходилось «уходить»... И Колчака «сдали»... Причем вначале — эсерам.
Сибирская политмешанина проявилась и в этом, и в том, что в назначенной Политцентром следственной комиссии большевиков не было. Однако уже 21 января власть в Иркутске мирно перешла к Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, то есть — к большевикам. Допросы продолжились, но до суда дело довести не удалось.
Конец адмирала наступил в ночь с 6 на 7 февраля 1920 года, когда по решению Иркутского ревкома его и его премьер-министра Виктора Пепеляева расстреляли на берегу речки Ушаковки, а тела спустили в прорубь на льду Ангары. Под Иркутском стояли войска генерала Войцеховского, в самом Иркутске было неспокойно. Ход событий не оставил времени ни для суда, ни для похорон. Лишь позднее, уже в мае 1920 года, прошел открытый процесс над колчаковскими министрами.
Адмирал не оправдал аттестаций и надежд Золотой Элиты, но вины его в том не было.
Он старался.
Он не смог дать Золотой Америке то, чего она от него ожидала, хотя кое-что дал. Это «кое-что» имело прямое золотое измерение, потому что и было чистым золотом из золотого запаса России.
6 августа 1918 года белочехи захватили в Казани вывезенный туда золотой запас в 30 563 пуда золота (почти 490 тонн) на сумму 651 532 117 рублей 86 копеек (ох уж эти пресловутые банкирские «копейки»!).