Страница 48 из 85
Увы, сам Кассини не понял, что в действительности Япония долгого военного напряжения выдержать не могла, а англосаксонско-еврейские займы лишь могли обеспечить ей возможность выгодного для Японии мира.
И как только куновско-шиффовские доллары были Японии даны, ее представители 31 мая 1905 года обратились к Рузвельту с просьбой пригласить обе воюющие стороны на переговоры.
Еще за неделю до этого обращения Рузвельт публично разглагольствовал о «полезном для интересов других держав взаимном истреблении двух наций».
И тут вдруг та нация, на которую Америка сделала все же ставку, конфиденциально сообщает, что мочи воевать у нее уже нет... Займы-то займами, но их же и отдавать надо будет, а государственный долг Японии и так возрастал катастрофически. При этом займы были сделаны Японией под будущие ее государственные доходы.
Мог получиться конфуз, и «Цусима» финансовая (но уже — для Японии) зачеркнула бы тогда все выгоды от Цусимы морской.
Что оставалось Америке? Единственное и для нее полностью свойственное: изображая из себя миротворца, политически активно вмешаться в конфликт.
Так все и произошло — Рузвельт 9 июня официально обратился к Николаю. Его послание передал Ламздорфу посланник США в Петербурге Джордж фон Лангерке Мейер.
Ноту Рузвельта я цитировать не буду — уж очень много в ней подлого ханжества и откровенного лицемерия. Рузвельт, в частности, уверял царя, что если, мол, тот положительно откликнется на «миротворческий» призыв Америки остановить «в интересах всего человечества» «внушающий ужас прискорбный конфликт», то президент обязуется добиться согласия на переговоры японского правительства.
Вот как делалось в Вашингтоне, уважаемый мой читатель! Японцы умоляли похлопотать насчет мира, а янки делали вид, что будут их уламывать...
Артур Павлович Кассини был потомственным дипломатом и происходил из старинного итальянского рода. Дед Кассини начал русскую службу в 1790 году. Так что опыта у внука хватало, а вот желания подсюсюкивать Рузвельтам и шиффам не имелось. Он, еще будучи посланником в Китае в 1893 — 1898 годах, противодействовал железнодорожным планам янки.
Возможно, поэтому Кассини был вскоре отозван, а на его место назначен знакомый нам барон Роман Романович Розен. И на 13 июля (тринадцатое — то ли по случайности, то ли по любви к этому числу президента-масона) Рузвельт назначил Розену аудиенцию для принятия верительных грамот.
Витте, к слову, тоже отплыл из Шербура 13 июля (но по старому стилю, принятому тогда в России)... Ох уж мне эти забавы с так чтимой кое-кем «чертовой дюжиной»!
Жил тогда Рузвельт на летней даче, и принял он нового посла скромно по обстановке приема, зато «с сердечным радушием», как сообщал о том сам Розен.
Все верно! Как говорится, ничто не стоит нам так дешево и ничто не ценится другими так дорого, как наша вежливость.
— Ваше высокопревосходительство, по высочайшему поручению имею честь передать вам поклон государя-императора и вручить вам подтверждение моих полномочий, — произнес Розен первую фразу, протягивая Рузвельту грамоты...
— О да! Я польщен и тронут... И вижу свою роль в одном: мир, мир и мир! Я так искренне сочувствую России...
Розен помалкивал, и Рузвельт со свойственными ему краснобайством и экзальтацией продолжал:
— Я признаюсь вам, барон, честно, что вначале мои симпатии были на стороне Японии. Однако не Россия, а Япония — наш главный соперник в торгово-промышленном отношении, и усиление Японии не в наших интересах... И не в наших интересах допустить полное оттеснение России от Тихого океана...
— Но ведь это просто невозможно для кого-либо, — не выдержал Розен.
— Да? А мне казалось, что при вашем безнадежном положении на театре событий вам грозит утрата не только Сахалина, но и всех тихоокеанских владений, — с видом простака заявил Рузвельт.
О Сахалине даже японцы в тот момент говорили скорее так — «для запросу»... А «дружественный» Рузвельт с первой же встречи с Розеном уже нахраписто и провокационно «давил» на нас и зондировал (в интересах японцев, конечно же) нашу готовность к политическому сопротивлению...
Линию подлой провокации (особенно — в части «сахалинского» вопроса) Рузвельт выдержал, надо сказать, до конца.
У него хватало наглости приводить для примера Прутский мир России с Турцией (это когда Петра в 1711 году плотно окружили янычары и ему реально угрожало пленение) и Парижский мир 1856 года, завершивший Крымскую войну.
Начав с Розена, Рузвельт все время, пока шли переговоры русских и японцев о мире, просто-таки шантажировал Николая. Он писал царю, что «продолжение войны означает потерю не только Сахалина, но и Восточной Сибири».
Хотя какая там Сибирь! Японцы были рады оттяпать хотя бы Порт-Артур с Дальним и удалить нас из Кореи.
Попробовали бы они сунуться на левый берег Амура, под Владивосток!
Владивосток, Хабаровск, Байкал — это не чужой и непонятный Мукден или реки Ялу с Тумынью... Тут-то «русский медведь» встал бы на дыбы в полный рост! Под чужим русскому сердцу китайским Порт-Артуром, обороняемым русскими солдатами, японцы потеряли убитыми и ранеными 110 тысяч человек (это при общей-то численности действующей армии к концу войны в 442 тысячи человек).
Скольких же сынов не досчитались бы японские матери под Владивостоком?
Куцая душа Рузвельта понять этого не могла, но царь-то считал себя русским и в качестве такового мог бы и лучше сознавать то, о чем я сказал выше. Увы, Николай прислушивался не к России, а к советчикам типа Рузвельта и Витте...
Что интересно! В уже упоминавшейся выше монографии Вячеслава и Ларисы Шацилло «Русско-японская война 1904 — 1905», выпущенной к 100-летию со дня начала войны, тоже утверждается, что японцы-де уже «непосредственно угрожали устью реки Амур, Камчатке, Владивостоку, Приморью, острову Сахалин» и вообще всему «огромному русскому побережью морей Японского, Охотского и Берингова»...
Вот это угроза так угроза! Вот это размах так размах...
Авторы монографии констатировали, что «в случае, если бы противник высадил десант на этом побережье с его гигантской протяженностью, то подвезти силы, достаточные для отпора, при бездорожье этих мест оказывалось делом почти невозможным».
Непонятно, правда, куда высаженные десанты при упомянутом бездорожье двинулись бы от береговой полосы и на завоевание чего — непроходимой, стеной стоящей тайги или хребта Сихотэ-Алинь?
И откуда у полу... — да куда там «полу...» — у вдрызг истощенной Японии взялись бы на это материальные и людские резервы, не говоря уже о резервах финансовых?
Тем более что самое подавляющее преимущество на море — еще не решающий фактор при сухопутной войне.
Вернемся, впрочем, из начала XXI века в начало века XX...
Розен знал, что в США зачастую открыто обвиняли Рузвельта в нежелательном для Америки и неосторожном вмешательстве в конфликт в интересах исключительно Японии и Англии... Надо полагать, что знал о такой осведомленности Розена и Рузвельт.
И поэтому он раз за разом повторял Розену:
— Я — друг России, но вот Англия... По моим сведениям, Англия весьма заинтересована в том, чтобы предстоящие мирные переговоры не увенчались успехом...
Сведения Розена убеждали его в обратном, и он просто промолчал, а Рузвельт «пересел» уже на другого «конька», которого тоже раз за разом «пришпоривал» в беседе с Розеном:
— Уверяю вас, барон, что Япония весьма неохотно согласилась на мирные переговоры с вами...
Однако Роман Романович недаром долгое время представлял интересы России в Стране восходящего солнца и в ответ на такие речи лишь пожимал плечами.
В своем донесении Ламздорфу он писал: «Утверждение президента, мне кажется, не может соответствовать действительности по следующей причине.
Единственная, но зато весьма существенная слабая сторона положения, в котором сейчас находится Япония, заключается в том, что, несмотря на все одержанные над нами победы на море и на суше, Япония не располагает никакими средствами, которые дали бы ей возможность вынудить Россию к заключению мира и к уплате военной контрибуции, если бы Россия предпочла от этого уклониться и решила бы продолжать хотя бы пассивное сопротивление».