Страница 16 из 28
— Мне так жаль! — Грай всплеснула руками. — Я прочитала и сразу поспешила к тебе!
Она за прошедший год совершенно не изменилась.
Округлое личико, яркие глаза и яркое же, пожалуй, чересчур яркое для столь раннего часа, платье. Но Грай к лицу глазет[2] темно-вишневого колера, отделанный широким блондом.[3] Модная шляпка с опущенными полями, больше напоминающая ведерко, завязана пышным бантом. И Грай раздраженно бант терзает, лишая шляпку красоты.
— Это ужасно! Ужасно! — Голос ее звенит, заполняя пустоту гостиной и вызывая приступ мигрени. — В кои-то веки я согласна с матушкой…
Грай все-таки удается справиться со шляпкой, которая летит в кресло, туда же отправляются касторовые[4] перчатки.
— Ничего страшного не произошло. — У Кэри получается улыбаться.
Странно как. Внутри пусто, а она улыбается.
И дергает за шнур, вызывая горничную.
Просит подать чай…
Грай ерзает.
— Жила предвечная! — Она все-таки не выдерживает первой. — Как ты можешь быть настолько спокойна?
Хмурится. И тут же вспоминает о том, что от этого появляются морщины, а Грай боится морщин… и еще мышей, правда, это тайна, о которой Кэри не должна рассказывать.
— Почему бы и нет?
Пустота внутри почти не мешает. Наверное, к ней можно привыкнуть, притерпеться. А потом она зарастет, как зарастают раны.
— Матушка говорит, что Лэрдис окончательно потеряла чувство меры. — Грай касается прически, признаваясь. — Ненавижу нынешнюю моду… эти щипцы для волос. Честно говоря, у меня всякий раз возникает чувство, что стоит пошевелиться, и меня подпалят. А когда перегревают, то еще и жженым волосом воняет неимоверно…
— Не пользуйся.
Кэри вспомнила собственные эксперименты.
Пустое.
Что бы она ни делала, Брокк оставался равнодушен. Он и вправду видел лишь друга… а Кэри глупа, если рассчитывала на иное.
— Я бы не пользовалась, — со вздохом сказала Грай, ощупывая конструкцию из локонов, обильно смазанных воском. — Но матушка полагает, что я должна выглядеть модно… боится, что этот мой… передумает.
Грай снова вздохнула и понурилась.
— Тебе он совсем не нравится? — Кэри была рада сменить тему беседы. Чужие беды обсуждать проще, нежели собственные. Мелкими они кажутся, неважными.
— Да… и нет. Он веселый… и подарки шлет постоянно… вчера вот корзину роз доставили. Синих, представляешь?!
…Брокк подарил мраморную, и она до сих пор стоит в вазе.
Мертвая. Каменная. И механическое сердце, которое всего-навсего часы. Просто под рукой не оказалось иного, более соответствующего случаю подарка, и, надо полагать, теперь он жалеет, что отдал часы Кэри…
Вернуть она и не подумает.
— Не совсем чтобы синих… такие темно-пепельные… красиво, — как-то Грай это неуверенно произнесла. — А еще двуколку… одноместную, чтобы я сама править могла… и кобылу… и снова цветы…
— Тебя расстраивают подарки?
Грай оттопырила мизинец, который уперла в щеку.
— Не подарки… подарки мне нравятся… почему он такой старый?
— Полковник?
— А кто еще? Жених у меня один, и… я не хочу за него замуж выходить!
— Придется?
— Придется, — согласилась Грай, принимая чашку с чаем. — Договор еще когда заключили…
И отменить не выйдет, впрочем, кто ей позволит? Полковник Торнстен — удачная партия. И о помолвке писали в «Светской хронике». На дагеротипе Грай выглядела почти счастливой.
— Свадьба скоро… — Она не спешила пробовать чай, держала чашку на весу, разглядывая ее, точно никогда прежде не видела вещи столь изящной. — Я боюсь.
— Чего?
— Свадьбы и… — Она густо покраснела. — И того, что… ну ты понимаешь, да? Нет, Тэри, конечно, очень милый… — Грай подалась вперед. — И целоваться с ним приятно… я подумала, что если жених, то целоваться можно.
Кэри рассеянно кивнула.
Если жених, то можно… а с мужем… с ее мужем неимоверно сложно жить. И был ведь поцелуй, всего один, случайный, спросонья, предназначенный вовсе не для Кэри.
Нежный. Требовательный и… чужой.
— Но я попыталась представить его голым… — Грай теперь смотрела на собственную юбку, которую то гладила, то мяла. — И не смогла… ну, то есть смогла, но мне было жутко неудобно. А если так, то на него же смотреть придется. И это как-то неприлично… но, может, если на мужа, то совсем наоборот? Как ты думаешь, прилично смотреть на голого мужа?
К счастью, ответа она не дождалась. Ей не требовались ответы, Грай хотелось выговориться, а Кэри была не против выслушать. Слушать легко, главное — кивать в нужных местах и не замечать пустоту с ее трещинами.
— Мама говорит, что нужно будет потерпеть немного… что все женщины терпят… и главное, сразу забеременеть, тогда он отстанет… заведет себе любовницу.
Грай тоненько всхлипнула и разрыдалась.
— А я не хочу, чтобы он любовницу заводил! — Она плакала и икала. Размазывала слезы по розовым щекам и протяжно всхлипывала. — Не хочу… он мой и…
— Твой. — Кэри шмыгнула носом.
Не будет она плакать.
Разве что немного, за компанию… а так не будет, и все тут.
Нет причины. Розу она уберет подальше… в стол, например… или в библиотеку отнесет, хотя нет, в библиотеку она сама частенько заглядывает, и всякий раз, встречая каменный цветок, будет вспоминать… в шкаф, в сейф, где хранятся украшения Кэри… или вовсе вернет хозяину.
Наверное, неприлично подарки возвращать.
— Я знаю, что он старый и… — Грай продолжала плакать, мелко, судорожно вздрагивая. — И наверное, скоро умрет…
— Почему умрет? — Голос Кэри дрожал.
Ей было невыносимо жаль полковника, который и вправду был немолод, и Грай — ей не пойдет траур… и себя тоже. Себя, пожалуй, жальче остальных: муж Кэри жив и жить будет, но не с ней.
За что он так?
Чем Лэрдис лучше? Она красива и… наверное, и вправду умна, как утверждала Грай… и фабрикой управляет… и поместьем… а Кэри только домом и умеет.
— Потому что старый… и работает много… а у него сердце слабое…
— С чего ты взяла?
Кэри всхлипнула.
Она ведь пыталась стать другом… и не только другом. Она читала книги, чтобы понимать, чем Брокк занимается, и переписывала начисто его наброски, а почерк у него был совершенно ужасный. И ко всему Брокк постоянно сокращал слова, а потом сам в этих сокращениях путался… он неплохо рисовал, но наспех, и Кэри приходилось переводить рисунки…
Она научилась обращаться с печатным шаром. И с невероятно капризным копиром, который норовил замереть на середине процесса, и тогда приходилось запускать все наново… и кляксы ставил. О, кляксы Кэри выводила, наловчившись срезать их с тонким слоем бумаги.
Слезы катились, и Кэри не пыталась остановить их.
Быть может, если она поплачет немного, то станет легче? Обида пройдет, и… она должна смириться. Отпустить. Она… она ведь знает, каково это, когда силой заставляют любить.
— Он сам сказал… и что в отставку уйти хочет, но пока нельзя. Он поместье купил на побережье… там абрикосы растут… и персики… и даже зимой тепло. Он не хочет, чтобы я мерзла… он такой умный, а я…
— Что ты? — Кэри вытерла слезы рукавом.
— А я ду-у-ра…
— Почему?
— Потому что ничего не зна-а-а-ю… — Голос Грай дрогнул, и она заревела с новой силой.
— Тогда и я дура… я тоже ничего не знаю… почти ничего. — В носу хлюпало, но как ни странно, становилось легче, во всяком случае желание убить кого-нибудь прошло.
Вместо этого появилось другое.
Почему бы и нет?
— Шампанское будешь? — Кэри потерла нос, который наверняка распух и покраснел.
— Буду… а нам можно?
— Нам все можно, — подумав, решила Кэри и привела весомый, как ей показалось, аргумент. — Я замужем… а ты почти… и у меня муж улетел с любовницей… а у тебя… у тебя…
— Улетит, — мрачно заметила Грай, растирая глаза. — С любовницей.
2
Глазет — парча с цветной шелковой основой и вытканными на ней золотыми и серебряными узорами.
3
Блонды — шелковые кружева из неотбеленного сырья — шелка-сырца, имевшего золотистый цвет.
4
Кастор — тончайшей выработки сукно самых разных цветов. Его ткали с примесью бобрового или козьего пуха. Кастор делали во многих странах и применяли для производства шляп, перчаток, чулок и одежды, чаще всего мужской. В отличие от обычных сукон, кастор имел ворс на изнаночной стороне ткани. Это позволяло хорошо сохранять тепло, поэтому из кастора охотно шили перчатки.