Воронята (ЛП)

Встав с кровати и присев у своей модели Генриетты, Гэнси вполуха вежливо слушал двадцать минут, прежде чем осторожно перебить:

— Приятно, что вы позвонили.

— Я нашел очень интересный текстовый источник, — сказал Мелори.

Раздался звук, будто бы он что-то жевал или заворачивал что-то в целлофан. Гэнси видел его квартиру, поэтому знал, что, возможно, он делал и то, и другое.

— Кто бы мог предположить, что энергетические линии могут находиться в состоянии покоя. В спячке. Знакомо звучит?

— Как Глендовер! И что же это значит?

— Это могло бы объяснить, почему их так трудно определить ивовым прутом. Если они присутствуют, но неактивны, то энергия могла бы быть слишком слабая и нерегулярная. В Сюррее я следовал по линии… четырнадцать миль, в испорченную погоду, под каплями дождя… как болван. И потом она просто исчезла.

Доставая тюбик клея и какие-то картонки, Гэнси, используя яркий лунный свет, работал над крышей, пока Мелори рассказывал про дождь. Он спросил:

— Ваш источник говорит что-нибудь о том, как разбудить энергетические линии? Если Глендовер может быть разбужен, то и линии тоже, верно?

— В этом-то и мысль.

— Но все, что нужно, чтобы разбудить Глендовера, это найти его. А люди гуляют по энергетическим линиями.

— О нет, мистер Гэнси, вот тут вы ошибаетесь. Дороги духов под землей. Даже если не всегда были, сейчас они покрыты метрами грязи, накопленной за века, — сказал Мелори. — Никто на самом деле не трогал их столетиями. Вы и я не гуляем по линиям. Мы только следуем за эхом.

Гэнси припомнил, как след, казалось, появлялся и исчезал без причин, пока он и Адам прутом выискивали линии. Теория Мелори выглядела правдоподобной, и, в действительности, это все, в чем он нуждался. Он не хотел ничего больше, чем начать рыскать по книгам для дальнейшей поддержки этой новой идеи, учебный день катился к черту. Внезапно накатило чувство негодования при мысли, что он подросток и привязан к Аглионбаю. Может, именно это все время ощущал Ронан.

— Хорошо. Таким образом, мы идем за ними под землю. Может, пещеры?

— Ох, пещеры наводят ужас, — забеспокоился Мелори. — Вы знаете, сколько людей ежегодно гибнут в пещерах?

Гэнси ответил, что он уверен, с ним такого не случится.

— Тысячи, — уверял его Мелори. — Они как слоновьи кладбища. Намного лучше оставаться над землей. Спелеология более опасна, чем гонки на мотоциклах. Нет, мой источник говорит о ритуальном пути разбудить дороги духов с поверхности, позволяя энергетической линии знать о вашем присутствии. Вы символически накладываете руки на энергию там, в Марианне.

— Генриетте.

— Техас?

Когда бы Гэнси не беседовал с британцами об Америке, они, казалось, всегда думали, что он имеет в виду Техас. Он поправил:

— Вирджиния.

— Верно, — тепло согласился Мелори. — Подумайте, как легко бы было следовать по дороге духов к Глендоверу, если бы она кричала, а не шептала. Вы найдете ее, проведя ритуал, и пойдете по ней к своему королю.

Когда Мелори произнес это, в словах слышалась неизбежность.

Идти по ней к своему королю.

Гэнси закрыл глаза, замедляя пульс. Он смутно видел серое изображение отдыхающего короля, руки сложены на груди, меч по правую руку, кубок по левую. Эта дремлющая фигура была головокружительно важна для Гэнси способом, который он не мог понять или определить. Это было чем-то значительным, чем-то большим, чем-то стоящим. Чем-то бесценным. Чем-то заслуженным.

— Теперь о тексте, не совсем понятно, как проводить обряд, — признал Мелори. Он топтался вокруг причудливых исторических документов, и Гэнси уделял этому немного внимания, пока он не закончил словами: — Я собираюсь попробовать это на трассе Локъер. Я сообщу вам, как все прошло.

— Потрясающе, — сказал Гэнси. — Я не смогу в достаточной мере отблагодарить вас.

— Передайте привет своей матери.

— Пере…

— Вы счастливчик, что в вашем возрасте у вас она еще есть. Когда мне было где-то столько же, мою мать убила британская система здравоохранения. Она была совершенно здорова, пока не попала к ним после небольшого кашля…

Гэнси вполуха слушал часто повторяемую историю Мелори о том, как правительство отказалось вылечить рак горла его матери. Мелори звучал почти бодро к моменту, когда телефон замолчал.

Теперь Гэнси чувствовал себя зараженным охотой, ему нужно было с кем-нибудь поговорить, пока незавершенное чувство поиска приключений не съело его изнутри. Адам был бы лучшей кандидатурой, но велики были шансы, что Ронан, метавшийся между бессонницей и сверх сонливостью, будет бодрствовать.

Он прошел только половину пути к комнате Ронана, когда его ударило понимание, что она была пуста. Стоя в дверном проеме, Гэнси шептал имя Ронана, а затем, когда не получил ответа, повторил вслух.

В комнату Ронана нельзя было вторгаться, но Гэнси все равно это сделал. Положив руки на постель, он обнаружил, что она разобранная и холодная, одеяла брошены в сторону, что говорило о скорости, с которой он уходил. Гэнси ударил кулаком закрытую дверь Ноа, а второй рукой набирал номер Ронана. Прошло два гудка, а затем ответила голосовая почта: «Ронан Линч».

Гэнси отключил записанный голос на середине слова, его пульс зашкаливал. В течение долгого времени он решался, а затем набрал другой номер. На этот раз это был голос Адама, который заспанно и осторожно ответил:

— Гэнси?

— Ронан пропал.

Адам был тих. Ронан не просто исчез, он исчез после драки с Декланом. Но было не так уж просто покинуть дом Перишей в середине ночи. Последствия, если его поймают, могли оставить физические доказательства, а сейчас слишком тепло для длинных рукавов. Гэнси чувствовал себя скверно, прося его об этом.

Снаружи кричала полуночная птица, высоко и проникновенно. Небольшая точная копия Генриетты была жуткая в полутьме, отлитые автомобили, припаркованные на улицах, казались только что остановившимися. Гэнси всегда думал, что в темноте чувствовалось, будто должно что-то случиться. Ночью Генриетта ощущала магию, и ночью казалось, что магия может быть ужасной штукой.

— Я проверю парк, — наконец, прошептал Адам, — и, хмм, думаю, мост.

Адам положил трубку так мягко, что Гэнси понадобилось время, чтобы понять, что связь оборвалась. Он нажал пальцами на глаза, в таком положении его нашел Ноа.

— Собираешься искать его? — спросил он.

Он выглядел бледным и нереальным в желтом свете глубокой ночи в комнате позади него, его кожа под глазами была темнее всего остального. Он меньше походил на Ноа, чем лишь намекал на него.

— Проверь церковь.

Ноа не сказал, что присоединится, и Гэнси не просил его об этом. Шесть месяцев назад, единственный раз, когда это имело значение, Ноа нашел Ронана в луже собственной крови, так что он был освобожден от обязанности видеть это снова. Ноа не пошел с Гэнси в больницу после, и Адама поймали, когда он пытался удрать, так что с Ронаном, когда зашивали его кожу, был только Гэнси. Это было давным-давно, но также, это было совсем не вовремя.

Иногда Гэнси ловил себя на мысли, что его жизнь была составлена из десятков часов, которые нельзя было забыть.

Надевая пиджак, он направился на освещенную зеленоватым светом зябкую парковку. Капот БМВ Ронана был холодный, так что ее давно не заводили. Куда бы он ни отправился, он пошел пешком. Церковь, ее шпиль в сумрачном желтом свете, была на расстоянии пешей прогулки. Как и Нино. Как и старый мост с быстрым течением под ним.

Он начал идти. Мозг работал логично, но сердце екало от удара к удару. Он не был наивным, он не испытывал иллюзий, что когда-нибудь вернет Ронана Линча, которого он знал до смерти Нила. Но он не хотел терять Ронана Линча, который был у него сейчас.

Несмотря на яркий лунный свет, вход в церковь Святой Агнес находился в полной темноте. Немного дрожа, Гэнси положил руку на огромное металлическое кольцо и потянул за него, чтобы открыть церковную дверь, неуверенный, что она открыта. Он был в церкви Святой Агнес однажды на Пасху, потому что младший брат Ронана, Мэтью, попросил их пойти. У него не было и мысли, что кто-то вроде Ронана пойдет в это место среди ночи, но, с другой стороны, он вообще не считал Ронана набожным. Но все равно все братья Линч ходили в церковь Святой Агнес каждое воскресенье. В течение часа им удавалось сидеть рядом друг с другом на церковной скамье, в то время, как они не могли встретиться глазами за одним столиком в ресторане.