Шесть лет (ЛП)

Может быть, Натали просто нравятся мужчины из Лэнфорда.

- Так в чём дело? - спросил я Барри.

- Вы знаете профессора Бирнера?

- Конечно.

- Он полный мудак.

Так и есть, но я бы так не стал говорить.

- Это и есть проблема?

Я не увидел в некрологе причину смерти. Частенько на кампусе и не знали о ней. Я ещё раз посмотрю позже. Если её не будет там, то, может быть, я найду полный некролог где-нибудь в сети.

И опять же, почему я хочу узнать больше подробностей? Что это изменит?

Лучше держаться подальше от этого.

В любом случае это подождёт, пока не закончатся приёмные часы. Я закончил с Барри и продолжил приём. Я пытался выкинуть некролог из головы и сфокусироваться на остальных студентах. Я был не в форме, но студенты не обращали внимание. Студенты не могут даже представить, что у преподавателей есть личная жизнь так же, как и не могут представить, что их родители занимаются сексом. С одной стороны, это было прекрасно. С другой, я постоянно напоминаю им смотреть не только на себя. Человеческая природа такова, что мы все думаем, что мы абсолютно уникальны, в то время, как все остальные несколько проще. Конечно же, это неправда. У нас у всех есть своим собственные мечты и надежды, желания, страсти и душевные страдания. И мы все сходим с ума по-своему.

Мой мозг словно отправился в свободное плавание. Я смотрел, как часы медленно тащатся вперёд, как будто я был самым скучающим студентом на самом скучном занятии. Когда пробило пять часов, я снова вернулся к монитору. Я открыл полный некролог Тодда Сандерсона.

Нет, причины смерти не было.

Любопытно. Временами встречались намеки на пожертвования. Там говорилось, что вместо цветов лучше внести пожертвование в Американское онкологическое общество или куда-нибудь в том же духе. Но причина смерти не была указана. Но также не было упоминания, чем занимался Тодд, но опять же, ну и что с этого?

Дверь моего кабинета открылась, и вошёл Бенедикт Эдвардс, профессор факультета гуманитарных наук и мой ближайший друг. Он не затруднился постучать, но и не должен был. Мы часто встречались по пятницам, в пять часов, и шли в бар, где я студентом работал вышибалой. Тогда он был новым, блестящим, современным и модным. А теперь он был старым и разбитым и таким же современным и модным, как видеокассета.

Бенедикт был физиологически моей противоположностью. Худой, узко костный афроамериканец. Его глаза увеличивали гигантские очки, как у человека-муравья, которые были похожи на защитные очки факультета химии. Апполо Крид вдохновился бы его большими усами и чересчур пышным афро. У него были тонкие пальцы женщины-пианистки, ноги, которым бы позавидовала балерина, и принять его за дровосека мог бы разве слепой.

Несмотря на это, или, может быть, благодаря этому, Бенедикт был самым настоящим "гулякой" и снял больше женщин, чем репер с радио-хитом.

- Что случилось? - спросил Бенедикт.

Я пропустил "Ничего" или "Откуда ты знаешь, что что-то случилось?" и перешёл с разу к "Ты когда-нибудь слышал о парне по имени Тодд Сандерсон?"

- Не думаю. Кто он?

- Наш выпускник. Некролог о нём на сайте.

Я повернул экран к нему. Бенедикт поправил выпученные очки.

- Не узнаю его. Почему тебя это заинтересовало?

- Помнишь Натали?

Тень легла на его лицо.

- Я не слышал, чтобы ты произносил её имя уже...

- Ага, ага. В любом случае, это её, или был её, муж.

- Парень, ради которого она тебя бросила?

- Да.

- И сейчас он мёртв.

- Очевидно.

- Так, - сказал Бенедикт, изогнув бровь, - она снова одна.

- Уязвимая.

- Я волнуюсь. Ты мой лучший друг-помощник на двойном свидании. Я, конечно, могу легко завести разговор с любой женщиной, но зато ты хорошо выглядишь. Я не хочу терять тебя.

- Уязвимая, - повторил я снова.

- Ты собираешься позвонить ей?

- Кому?

- Кондолизе Райс. Как ты думаешь, кому? Натали.

- Ага, конечно. И сказать что-нибудь типо: "Эй, парень, из-за которого ты меня бросила, умер. Не хочешь сходить в кино?

Бенедикт читал некролог.

- Подожди.

- Что?

- Здесь сказано, что у него было два ребёнка.

- И?

- Это всё осложняет.

- Ты прекратишь?

- Я имею в виду двух детей. Она должно быть теперь толстая. - Бенедикт посмотрел на меня своими увеличенными глазами. - Как выглядит сейчас Натали? Два ребёнка. Вероятно, она сейчас коротенькая и толстенькая, так ведь?

- Откуда ты знаешь?

- У всех так происходит. Гугл, Фейсбук, и тому подобные источники в помощь.

Я покачал головой.

- Не у всех.

- Что? У всех. Чёрт возьми, я знаю это от моих бывших любовниц.

- И что интернет справляется с передачей такого объёма информации?

Бенедикт усмехнулся.

- Мне нужен собственный сервер.

- Парень, надеюсь, это не эвфемизм.

Но за его улыбкой я увидел что-то грустное. Я вспомнил тот случай в баре, когда Бенедикт наклюкался особенно сильно, я увидел, как он смотрит на изношенную фотографию, которую держал в портмоне. Я спросил его, кто это.

- Единственная девушка, которую я любил, - сказал он пьяным голосом.

Затем Бенедикт засунул фотографию за кредитку и, несмотря на намёки с моей стороны, больше не сказал ни слова об этом.

Тогда у него была такая же грустная улыбка.

- Я обещал Натали.

- Обещал что?

- Оставить их в покое. Не искать встреч с ними и не беспокоить.

Бенедикт обдумал это.

- Кажется, Джейк, ты сдержал обещание.

Я ничего не сказал. Бенедикт соврал до этого. Он не просматривал на Фейсбуке страницы своих бывших, даже если и делал так, то без особого энтузиазма. Как-то я ворвался к нему в кабинет, так же, как и он, я никогда не стучался, увидел, что он сидел на Фейсбуке. Я бросил быстрый взгляд и увидел страницу, которая принадлежала той же самой женщине, чью фотографию он хранил в бумажнике. Бенедикт быстро свернул браузер, но бьюсь об заклад, он просматривает эту страницу часто. Скорее всего, даже каждый день. Думаю, он рассматривал каждую новую фотографию единственной женщины, которую любил. Он смотрел на её жизнь, её семью, мужчину, с которым она делит постель, и он смотрел на них так же, как и смотрел на фотографию в бумажнике. У меня нет доказательств, просто чувство, но не думаю, далёк от истины.

Как я уже говорил, каждый сходит с ума по своему.

- Что ты пытаешься сказать? - спросил я.

- Я просто говорю, что все эти "они" закончились теперь.

- Натали уже долгое время не часть моей жизни.

- Ты и в правду в это веришь? Она что взяла с тебя обещание забыть, что ты чувствуешь?

- Я думал, что ты боишься потерять своего лучшего партнёра по двойным свиданиям.

- Ты не такой уж и симпатичный.

- Жестокий ублюдок.

Он поднялся.

- Мы, профессоры гуманитарных наук, знаем всё.

Потом Бенедикт ушёл. Я поднялся, подошёл к окну и посмотрел на улицу. Я наблюдал за тем, как студенты прогуливаются по кампусу, и, как часто делал, когда сталкивался с какой-либо жизненной ситуацией, я задавался вопросом, чтобы я посоветовал одному из них, если бы они были в моём положении. Внезапно, без предупреждения, на меня нахлынуло всё разом, белая часовня, то, как были уложены её волосы, то, как она подняла безымянный палец, вся боль, желания, эмоции, любовь, раны. Колени подогнулись. Я думал, что я уже перестал мучиться из-за неё. Она раздавила меня, но я собрал себя по кусочкам и продолжил жить дальше.

Как глупо думать об этом сейчас. Как эгоистично. Как неуместно. Женщина, которая только что потеряла мужа, а я такое ничтожество, что волнуюсь только о последствиях для тебя. "Пусть идёт, как идёт, - сказал я себе. - Забудь её и всё остальное. Живи дальше".

Но я не мог. Я просто не такого склада.

В последний раз я видел Натали на свадьбе. Теперь я увижу её на похоронах. Некоторые бы люди нашли бы в этом иронию, но я не из их числа.