Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 150

Через два дня тот прибежал в больницу и успел получить все сведения, необходимые ему для выкупа души. Немного времени спустя Один умер, и настоящий хозяин души приехал в деревню, чтобы отомстить за него. Он пришел к Другому и решительно сказал: «Или вы возвращаете мне мою душу, или я все расскажу вашей возлюбленной. Ответ мне нужен к завтрашнему дню». Но средство, выбранное им, было слишком жестоким.

Зачем Другому было тело, если у него отнимали душу и его могла разлюбить женщина? В любом случае он потерял бы самое дорогое, что было у него в жизни. И тогда в тиши деревенского домика раздался выстрел, который так хорошо разрешает все запутанные дела.

Когда на следующее утро хозяин души пришел за ответом, он нашел в доме живое тело, которое рыдало над мертвым. И благоразумный господин понял, что разоблачения уже не имеют смысла.

Убегающее зеркало

Это было в одно странное зимнее утро на знакомом большом вокзале. Человек, которого я не знал, с двумя фиалками в петлице пальто, доказывал мне, что жизнь великолепна, что люди счастливы и мир прекрасен. Я слушал его с большим интересом, время от времени стряхивая с сигареты пепел: она так быстро тлела на ветру, что я почти не успевал затянуться. Я слушал и улыбался, а Человек, которого я не знал, воодушевлялся все больше и больше: оставив юмор, он говорил теперь с восторгом, жаром и увлечением. Поток слов струился как расплавленная лава, на глазах у меня отливаясь в новые, убедительные, твердые формы. Эта речь пьянила как шампанское: в ней будто что-то пенилось и кипело, вызывая желание обниматься и плакать, танцевать и смеяться коротким заливистым смехом.

Потом он сказал: «Подумайте, синьор, подумайте о величии прогресса, который совершается на наших глазах и ведет людей от прошлого к будущему: от того, чего уже нет, к тому, чего еще нет, от воспоминаний к надеждам. Дикари не умеют предвидеть будущего, они о нем не думают и не заботятся. Но мы, цивилизованные люди, мы, новые люди, живем будущим и ради будущего. Вся наша жизнь обращена к тому, чего еще нет, но что будет завтра. Мы посвящаем свой сегодняшний день завтрашнему — каждое сегодня, которое проходит, новому завтра, которое тоже пройдет, и делаем это мужественно и благоговейно. Этот огромный прогресс пророческого духа и есть то, перед чем рушатся все преграды, что дает нам силы, что заставляет открывать новые возможности. Благодаря ему мы смогли стать хозяевами земли, небес и моря и — что гораздо важнее — нас самих».

В этот момент к вокзалу подошел мощный состав. Его торжествующий грохот на стыках рельс, его короткий, решительный сердитый свисток прервали речь Человека, которого я не знал. Когда поезд остановился, разбежались в разные стороны пассажиры и настала тишина, нарушаемая лишь глухими вздохами паровоза, Человек хотел было возобновить свою речь, но я его опередил:

«Синьор Человек, — сказал я, — вот этот поезд, который только что прибыл, ни о чем вам не говорит в связи с вашей речью? Вы не поняли, что он вам ответил? Хотите, я повторю вам его ответ, я, скромный переводчик, умеющий переводить на людской язык речь поездов и многих других вещей? Всего несколько минут назад этот поезд — маленький, тесный, ярко освещенный мирок — двигался через пустынные туманные ноля со средней скоростью его километров в час. И вот он остановился, в мгновенье ока исчезли все обитатели этого маленького городка на колесах, машинист утирает со лба пот, и вид у него не очень довольный. Колеса лениво приросли к рельсам, а пустые темные вагоны с грустью вспоминают о болтовне пассажиров и об их разноцветных чемоданах. Но оставим поезд и вернемся к людям. Мне пришла в голову одна абсурдная мысль, и я выскажу ее вам, синьор Человек, потому что рядом со мной нет толпы, которая могла бы меня выслушать. Но если бы тут были все, кого я хочу видеть, я сказал бы так:

«Представьте себе, люди, совершенно невозможную, абсурдную, чудовищную, ужасную вещь. Представьте себе, что в какой-то момент мир вдруг остановился и вместе с ним все вещи застыли в том положении, в котором их застал этот миг, а люди стали неподвижными, как статуи, навсегда сохранив свою последнюю позу. Если бы это произошло, но при этом человек не утратил бы способности мыслить и мог сопоставить то, что он сделал с момента рождения, с тем, что он хотел совершить, прежде чем умрет, — то представляете ли вы себе, какое отчаяние таилось бы под трагическим молчанием застывшего мира?

Не знаю, хватит ли у вас мужества выслушать, как это было бы ужасно. Попытайтесь на минуту представить себе этих людей, окаменевших в тот момент, когда они были заняты будничными делами, устремлялись за своей мечтой, удовлетворяли свои грязные страсти и низменные желания. Смотрите, вот они — застигнутые внезапной катастрофой мыслящие марионетки, вот они, застывшие в неподвижном отчаянии статуи, разбросанные там и сям по лицу земли. Взгляните на их отвратительные, смешные, нелепые и напряженные позы. Вот недвижный как труп человек, покоящийся в глубоком сне с полуоткрытым, как у пьяницы, ртом; вот человек, застигнутый во время любовного акта, — он тяжело дышит в объятиях женщины с закрытыми глазами; вот под покровом тьмы крадется вор с лживыми глазами — в руке у него фонарь, который теперь уже никогда не погаснет; вот одетый в черное судья, который, восседая на высоком кресле, сеет вокруг смерть, кровь и ад; вот нищий, который шарит в уличной грязи в поисках монеты или обглоданной кости; вот, склонив голову, похотливо улыбается женщина с белым от пудры лицом; вот торговец, который яростно жестикулирует костлявыми руками, стараясь выжать из покупателя лишний десяток сольдо; вот усталый крестьянин, замахнувшийся стрекалом на невидимых волов; вот застывший в улыбке и поклоне элегантный оратор; вот, примкнув штык, вытянулся перед запертой дверью солдат; вот убийца, смешивающий у себя на чердаке яды; вот измученный рабочий, склонившийся над огромными, лоснящимися машинами; вот ученый, который не может оторвать глаз от микроскопа, под стеклом которого прервали свой танец невидимые чудовища.

Вообразите еще, если у вас хватит мужества, мысли всех этих людей, которые уже поняли, что пришел их смертный час. Вы думаете, что найдется среди них хоть один — хоть один, понимаете? — который будет счастлив и доволен минутой, в какую настигла его судьба? Думаете, хоть для одного их них эта минута будет тем самым мгновеньем, о котором говорил Фауст, мгновеньем, которое стоило бы остановить и сохранить навсегда? Конечно, вы так не думаете, вы не можете так думать.

Синьор Человек, вы, который стоите здесь рядом со мной, вы только что сказали великую и ужасную правду: люди действительно думают только о будущем, живут для будущего, посвящают все свои сегодня грядущим завтра. Человек живет только в надежде на будущее, в его предвидении и ожидании. Вся его жизнь построена таким образом, что каждое мгновенье имеет для него ценность лишь в том случае, если оно подготавливает другое мгновенье, каждый час — грядущий час и каждый день — следующий день. Вся наша жизнь соткана из упований, идеалов, проектов и ожиданий; все наше настоящее — это мысли о будущем. Все, чем мы владеем в настоящем, кажется нам жалким, невзрачным, несовершенным и низменным, и нас утешает только одна мысль: настоящее — это всего лишь предисловие к прекрасному роману будущего. Все люди — сознают они это или нет — живут такой верой. Если бы вдруг им сказали, что через час они должны умереть, — те, что они делают и делали, утратило бы для них всякий смысл, всякую прелесть и очарование. Без зеркала будущего сегодняшняя реальность показалась бы им мерзкой, ничтожной и грязной. Без завтрашнего дня, который дает надежду на реванш, на победу, на взлет, на продвижение, на приобретение и забвение, люди не захотели бы жить. Они не стали бы есть черный хлеб сегодняшнего дня, если бы он не был приправлен смутным ароматом дня завтрашнего.

Так вот, подумайте об этих внезапно окаменевших людях, которые уже не могут действовать, но еще способны мыслить. Представьте себе этих узников бесконечного сегодня, которые с ужасом сознают свое положение. О чем они должны думать? Какая боль должна пожирать их тела и терзать нервы? Всмотритесь в них, застывших в бесстыдных и преступных, скорбных и нелепых позах. Это огромная толпа микеланджеловских пленников! Лишенные надежды, мечты, сладости проектов, с подрезанными крыльями, связанными ногами, скованными руками, они навсегда зажаты в тисках грязного, грустного, заурядного существования, которое можно было выносить лишь в надежде на более прекрасную и достойную жизнь. И вот тогда-то приговоренные к вечному бездействию люди познают в бессильной ярости всю бессмысленную глупость своей прежней жизни. Они поймут, что все настоящее было посвящено ими будущему, которое в свою очередь, став настоящим, будет принесено в жертву другому будущему, и так вплоть до последнего настоящего, до самой смерти. Вся ценность настоящего была для них в завтрашнем дне, а завтра имело ценность лишь в предвидении другого завтра, и наконец наставало последнее настоящее, окончательное настоящее, и вся жизнь — каждый ее день, каждое мгновенье — оказывалась подготовкой к моменту, который так никогда и не наступил. И тогда люди откроют ужасную истину: будущее не существует как будущее, будущее — это создание и часть настоящего, и влачить трудное, безрадостное, тревожное существование ради будущего, которое с каждым днем отдаляется, — есть самая большая глупость нашей бессмысленной жизни.